СУДЬБА КОНКИСТАДОРА

Историко – приключенческий роман

Судьба конкистадора — книга 1, часть 1

Джек Джозеф  Ан Гоф  снова вытер лицо и шею платком — за пару лет, проведённых в  Белалькасаре, он так и не смог привыкнуть к беспощадному андалузскому полуденному солнцу.

Поднял голову и обвёл взглядом Пласа дель  Армас — Центральную площадь города, залитую столь ярким  светом, что даже грязные, давно не беленные каменные стены окружающих её строений, казались ослепительно белыми. Солнце зависло в зените и, похоже, обосновалось там навечно.

Три приземистых, с мощной густой кроной деревьев — местной разновидности каменного дуба — отбрасывали лишь небольшие островки фиолетовой тени, в которой прятались несколько бродячих собак и пара нищих.

Ни ветерка, ни птичьего пения…Город казался вымершим — горожане попрятались от иссушающего зноя в своих домах, вкушая послеобеденный сон — сиеста.

Как всегда, взгляд зацепился за громаду угрюмо нависшего над городом замка Белалькасар, отвоёванного у мусульман в 1236 году королём Кастилии Фердинандом III и подаренного его благочестивым потомком, Хуаном II Кастильским, Магистру рыцарского Ордена Калатравы, графу Гуттиерру Сотомайору. Колоссальная каменная крепость с самым  большим в Испании донжоном (Центральной башней), была достроена его сыном, Альфонсом II.  Джеку не раз приходилось наблюдать пышные выезды нынешней хозяйки замка, Доньи Эльвиры Зуньига, унаследовавшей крепость в 1475 году, после смерти графа. Говорили, что ещё молоденькой девушкой, она сопровождала своего мужа во всех его боевых походах и даже овдовев, возглавляла вооружённый отряд в 1492 году, при взятии последней арабской твердыни, Гранады.

Во всяком случае, проезжая город, она предпочитала возглавлять кавалькаду не в приличествующей её титулу карете, а верхом на прекрасной лошади андалузской породы, демонстрируя великолепную посадку, которой могли бы позавидовать многие рыцари.

Джек снова принялся за дело — под его ножом деревянная плашка потихоньку приобретала форму лодки…  Да, ТОЙ САМОЙ ЛОДКИ… Его опять захватили воспоминания.  Именно эти воспоминания были его настоящей жизнью… Даже во сне он часто видел свою Родину — далёкий  и недостижимый Корнуолл, город  Труро…

Джек плохо помнил своего отца — ему было шесть лет, когда случилось несчастье.  Его отец, Джозеф  Ан Гоф, известный в округе силач-кузнец, возвращаясь зимой из Бодмина, попал на открытой местности под сильнейший ливень, простыл, стал кашлять кровью и за две недели сгорел. Не помогли ни кровопускания, сделаные местным лекарем, ни травы и настои местного знахаря, ни купания в горячей воде… Мать, худощавая молчаливая женщина с потухшими глазами, пять лет тянула их с братом и умерла от какой-то внутренней болезни.

С этого времени единственным родным человеком для одиннадцатилетнего Джека стал его старший брат, которому только что исполнилось 15 лет. Майкл Джозеф Ан Гоф продолжил дело своего отца, освоил кузнечное ремесло и стал для младшего братишки высшим авторитетом. Майкл был сильным, вдумчивым парнем, стал хорошим кузнецом и неплохо зарабатывал.

Как-то, во время ремонта местного храма, сумел выполнить какую-то сложную работу, благодаря чему к нему стал благоволить падре, научил юношу читать и писать, стал давать книги для чтения — сначала религиозного, а потом и светского содержания. Майкл также пытался  учить  Джека чтению  и письму, но к книжному чтению приохотить не сумел и махнул рукой.

Однажды Джек  явился вечером в порваной рубашке, с рассечённой губой, разбитым носом с большим синяком под глазом. Выяснилось, что на речке они поссорились с незнакомым парнем, дело дошло до драки и противник оказался сильнее и ловчее Джека.

Кроме того, в бою противник провёл несколько эффективных приёмов, противопоставить которым Джеку было нечего.  Надо сказать, в те времена кулачные бои в Англии, называемые боксом, считались своего рода народным средством воспитания бойцовского характера и в стране к поединкам боксёров проявляли интерес все сословия.

В каждом городе или даже селении были свои Чемпионы, победившие всех своих земляков и пользующиеся большим уважением. Часто бывало, что любители бокса из различных населённых пунктов организовывали поединки своих Чемпионов с целью выявления сильнейшего и проводились такие бои по договорённости во время ярмарок, городских и религиозных праздников. При этом со зрителей собирались деньги — своего рода «призовой фонд» для победителя.  Кроме того, на бойцов делались ставки, определённый процент от которых также шёл в пользу боксёров.

Надо сказать, что бокс в те времена мало напоминал нынешний. Конечно, существовал ряд неписаных ограничений, нарушение которых отнюдь не приветствовалось. Но разрешались не только удары кулаками, но и головой, локтями, подсечки и даже борцовские приёмы. Перед боем правила обговаривались и нарушать договорённость  никому не позволялось.

В средневековой Англии особенно известными среди прочих были четыре направления (школы): Кумберлендское, Девонширское, Вестморлендское и, собственно, Корнуолльское.  Нет, это не были какие-то тренировочные залы или площадки, где обучали боксёров профессиональные тренеры по каким-то им известным методикам.  Нет, это был просто набор каких-либо боевых приёмов, передававшихся из поколения в поколение от отца к сыну. Каждый из боксёров вносил в этот комплекс что-то своё, какой-то удар или защиту, приносящие победу в боях данному бойцу.

Майкл понял, что настало время обучить младшего брата хоть каким-либо приёмам, которым научил его в своё время отец,  специально для того, чтобы сын мог постоять за себя. С этого дня он находил время, для занятий с младшим братом и даже сам сшил из кожи мешок, который, набив сухим горохом, подвесил на нужной высоте к ветке дерева во дворе.

И вот тут Джек поразил своего старшего брата тем, с какой охотой взялся за тренировки.  Он мог часами наносить удары по мешку обёрнутыми в тряпки кулаками. Джек стал постоянным зрителем всех драк и боёв, проводимых в округе, внимательно смотрел, искал что-то новое, Особое внимание он стал уделять защитным действиям и особенно передвижению. И однажды сам предложил «подраться» крепкому, массивному парню с соседней улицы, постоянному победителю мальчишеских драк, по имени Болл. Джек часто наблюдал за этими боями, оценил физическую мощь и бескомпромиссный характер будущего противника и подготовил ряд сюрпризов.

Решили провести бой на речке, на хорошо знакомой, вытоптанной поляне. Заранее известили своих друзей, знакомых и родственников. Зрителей собралось неожиданно много.  Но, увидев соперников рядом друг с другом,  многие были разочарованы. Уж слишком сильно Болл превосходил Джека по всем физическим параметрам. Майкл, пришедший на площадку для помощи брату, с ужасом представил себе, как будет выглядеть Джек после боя с таким противником…

Судить бой попросили хозяина бара, дядюшку Гриффина, большого любителя бокса, о чём говорили разбитые в лепёшку уши, сломаный нос и выбитые передние зубы.

Дядюшка Гриффин попросил зрителей составить квадрат — «каре» и подозвал к себе в центр квадрата «поединщиков». «Ребята — сказал он — вы ведь не враги? не калечьте друг дружку, договорились? Упавшего — не бить!  Ниже пояса — тоже. Согласны?  Если согласны — пожмите друг другу руки.  Покажите ладони.» Бойцы продемонстрировали отсутствие каких-либо предметов в сжатых кулаках. «А теперь — бой!» — скомандовал судья.  Соперники, сжав кулаки двинулись друг на друга.  И тут, вдруг, Джек стал … танцевать!  Два шага влево — шажок вперёд — назад — два вправо… Кто-то засмеялся… Второй, третий!  Хохотала вся толпа! Болл, обиженно поджав губы, кинулся на Джека, изо всех  сил размахнулся и послал страшной силы удар прямо в голову противника и … никто ничего не понял. Болл, как ядро пронёсся мимо Джека и всей своей массой влетел в толпу!  А соперник, как ни в чём не бывало выпрямился и снова стал пританцовывать на месте,  делая Боллу приглашающий жест рукой.

Это было похоже на издевательство. Болл прямо из толпы побежал на противника, скорости и инерции ему добавил сильный толчок нескольких рук и, вдруг остановился, как вкопанный, медленно, как-то задумчиво, повернулся вокруг собственной оси и рухнул лицом вниз… Лишь несколько человек заметили короткий, без замаха, удар точно в подбородок…  Такого никто никогда не видел!

Это было похоже на волшебство. Несколько человек кинулись к поверженному Голиафу, перевернули на спину. Побеждённый медленно сел, бессмысленно глядя перед собой. Кто-то кинулся к речке с ведром и с размаху вылил ведро на голову Болла. Парень пришёл в себя и вдруг спросил, глядя на стоящего перед ним Джека: «Так драться будем или как?» Раздался многоголосый хохот, Несколько человек кинулись к Джеку, схватили его и стали качать.  Кто-то крикнул: «Чемпион!» И толпа стала скандировать: «Чем-пи-он! Чем-пи-он!»

Джек был доволен и горд этой, первой победой.  И особенно тем, что увидел нескрываемую радость и уважение в глазах своего кумира — Майкла! Он понял, что на правильном пути. Сейчас все мысли у него были о боксе.  Первое, о чём он задумался — как уберечься от травм.  Действительно, хоть в этом бою он и ударил всего только раз — но сильно и, к тому же — во «встречной» форме, когда нагрузка на суставы оказалась очень жёсткой.

Они болели и кровоточили… Значит, нужно было так подготовить руки, чтобы они не подвели в трудном и долгом бою.

И вот в саду, на деревянной стене дома , появилась толстенная пачка обрезков кожи.  Теперь каждый день Джек подолгу наносил сильнейшие удары в цель, каждую неделю снимая по листку.  Через несколько месяцев на стене оказался только один листок, в который Джек наносил полновесные удары, не опасаясь повреждений суставов. Кроме того, он просил Майкла наносить ему удары в голову с разных дистанций и из любого положения, а сам старался находиться в пределах досягаемости, защищаясь шагами в стороны , уклоняясь, подсаживаясь…

Конечно,  Майклу не особенно нравилось то, что Джек очень мало помогал ему в кузнечном деле.  Но он радовался тому, что его младший брат нашёл себе занятие по душе, тем более, что благодаря своим победам, Джек становился всё более популярным и уважаемым человеком в городе, особенно с того времени, как его стали приглашать в окрестные городки и деревни для поединков  с местными бойцами, которые Джек выигрывал с завидным постоянством.  Да и зарабатывать он стал едва ли не больше старшего брата.

Надо сказать, что бойцовский характер был вообще свойствен жителям Корнуолла.  Потомки древних воинов-кельтов привыкли воспитывать своих сыновей мужественными бойцами, готовыми защитить себя,  свои семьи и свою землю от внешнего врага. Из глубины веков сохранялись предания о героических деяниях предков  на полях сражений.

Своим упорным сопротивлением римским завоевателям в 43 году новой эры, корнуолльцы заслужили особые привилегии в Римской Империи. Уже после крушения Рима,  ставшие независимыми корнуолльцы нанесли поражение вторгшимся англо-саксам в битве при Хехиле в 722 году и лишь только в  в 838 году хоть и были были побеждены англо-саксонским королём, однако сохранили независимость.

В многочисленных битвах с викингами короля Свена I Вилобородого им удалось отстоять независимость и викингам пришлось удовольствоваться лишь небольшой, чисто формальной данью. И лишь во время норманнского короля Эдуарда Исповедника,  Корнуолл стал частью Англии. Но боевой дух корнуолльцев не был сломлен.

Они постоянно восставали против власти пришельцев и король Вильгельм Завоеватель, в качестве наказания, лишил всех корнуолльских земледельцев участков земли, которая была передана норманнской знати.

Однако  через незначительный промежуток времени образовалась новая, корнуолльско-норманнская аристократия, владевшая оловянными рудниками Корнуолльского Графства (впоследствии – Герцогства). Неукротимый дух корнуолльцев стал причиной того, что во времена правления английского короля Эдуарда I, все жители  Корнуолла были освобождены от податей и налогов и даже получили свой собственный  Парламент!  Поэтому, совершенно естественно, что в этом народе главными качествами настоящего мужчины считались мужество, отвага, презрение к боли и физическая сила – именно те качества, которые воспитывались в кулачных боях.

Понятно, что такие поединки проводились по любому поводу и победители пользовались особым уважением многочисленной публики.

Через несколько лет Джек стал одним из самых известных и уважаемых бойцов Корнуолла.  Мало того, что он получал хорошие деньги в качестве призовых,  но и стал давать уроки бокса, детям и юношам из богатых семей, что приносило немалый доход.  Желающих постигать искусство бокса именно у него было много.

Он был, пожалуй, самым известным мастером защиты. Его ученикам (а ещё более – их родителям) импонировало то, что бесчисленные поединки, проведённые им с известными бойцами, никоим образом не изуродовали его красивое лицо и белозубую улыбку.

Все его сверстники давно обзавелись семьями, только он, избалованный вниманием  девушек, не торопился связать себя узами Гименея.  Старшего брата это очень беспокоило – он не одобрял легкомысленное отношение младшего к такому серьёзному делу, как создание семьи. Но однажды …

 

 

В городе гремели праздничные оркестры с трудом забивая взрывы петард – жители Труро праздновали День Покровителя Города – Святого Пирана. После торжественной церемонии, завершающей проход праздничной процессии и вынос статуи Святого,  начались праздничные гуляния, выступления фокусников и циркачей, кукольные представления.

Но очень многие жители города и их гости спешили на окраину Труро, где должны были состояться боксёрские поединки.  Наиболее  ожидаемым был бой самого популярного  местного бойца, Джека Джозефа Ан Гофа, с известным боксёром из города Лансона (Лонсестона), Патриком Коэном, по прозвищу «Wild Bear» (Дикий Медведь).

Своё прозвище он получил не только за внушительные габариты, но и за манеру боя.  Патрик был тяжёлым, рослым мужчиной, обладающим чудовищной силой, но очень медлительным. Поэтому главным в поединке он считал сблизиться с противником на расстояние, когда можно будет использовать преимущество в массе и физической силе, проведя тот или иной борцовский приём.

Справедливости ради следует заметить, что мало кому из соперников удавалось избежать его могучих объятий, следствием которых становились весьма серьёзные травмы и остановка поединка. Так что, когда бойцы сняли рубашки, согласно правилам, в толпе публики, в основном, местных жителей, болельщиков Джека, послышался  гул, в котором сквозила неуверенность.  Действительно, приезжий боксёр выглядел намного предпочтительней Джека.

Однако это не обескуражило Джека Джозефа. Он начал бой в обычной для себя манере – быстро передвигаясь , как бы танцуя вокруг неповоротливого противника, он буквально «расстреливал» его хорошо поставленными ударами, от которых уже через несколько минут у Патрика заплыл левый глаз и началось сильное кровотечение из разбитого носа.

Почувствовав своё безоговорочное преимущество, Джек решил закончить бой эффектным ударом по печени, для чего ему было необходимо сблизиться с соперником.  И это чуть не стоило ему победы.  Коэну удалось перехватить его руку, завернуть её за спину и нанести хоть и не совсем точный, но мощный удар, который пришёлся прямо в лоб Джека, и от которого у того из глаз посыпались искры. Неимоверным усилием Джеку удалось оторваться от противника и тем самым выиграть несколько секунд, за которые пришёл в себя.

Больше он рисковать не стал и, вернувшись к первоначальной тактике изматывания малоподвижного противника, сумел нанести свой коронный встречный удар, после которого Патрик Коэн, как ни старался, подняться не смог.  Публика, в основной своей массе болевшая за Джека, скандировала его имя, а он шёл по кругу, приветствуя друзей поднятыми руками и вдруг остановился, как вкопанный …

В серой безликой толпе он увидел кусочек немыслимо голубого неба и не мог отвести глаз от той нестерпимой голубизны… Как сомнамбула, не отводя взгляда от поразившего его света, Джек двинулся прямо в толпу, которая раздавалась перед ним как морская волна под острым форштевнем рыбацкой лодки и, приблизившись к цели, разглядел сначала необыкновенные глаза, которые излучали восхищение и призыв, а затем и владелицу этого чуда – невысокую светлолицую девушку с золотистыми волосами…

Он подошёл к ней вплотную и, наклонившись, погрузил своё лицо в душистое золото её волос, почувствовав, как на его шею уверенно  легли  маленькие, но крепкие руки… Он почувствовал как на мгновение остановилось сердце, а потом начало биться так сильно, что казалось, ещё несколько ударов – и оно разорвёт грудную клетку и взлетит в голубое весеннее небо, присоединившись к стае белых голубей, круживших над площадью…  Так состоялось его знакомство с Мари.

Мари была невысокой, нехуденькой, хорошо сложенной, девушкой с весёлым, добрым характером и необыкновенным, напоминающим серебряный колокольчик, смехом. Джек буквально не мог отвести от неё влюблённых глаз, по временам впадая в состояние, напоминающее ступор. Ему долго не верилось, что она испытывает к нему те же чувства. Девушка была дочкой рано овдовевшего рыбака из города Сент-Айвес, находящегося на берегу Океана,  в двух с половиной десятках  миль от Труро и приехала вместе с ним  на ярмарку, приуроченную к религиозному празднику, чтобы продать солёную и свежую,  выловленую накануне,  рыбу.

Мари крепко схватила его за руку и подвела к отцу, высокому, худощавому,  пожилому  мужчине,  с обветренным морскими ветрами лицом и голубыми  глазами. Патрик был под впечатлением эффектной победы Джека  и, конечно же,  был рад, что его любимой дочерью  заинтересовался  такой известный боец.

К их компании присоединился Майкл и они провели прекрасный вечер  в ресторане дядюшки Гриффина, который, как оказалось, выиграл значительную сумму денег, поставив на своего любимца, Джека.  Он был горд тем, что Джек и весьма уважаемый им Майкл Джозеф Ан Гоф,  предпочли именно его бар для такого важного события, как помолвка, и выставил богатое угощение, категорически отказавшись  принять за него  плату.

Вскоре сыграли свадьбу здесь же, в старом доме Ан Гофов.  Джек согласился переехать в Сент-Айвес, о чём попросила его Мари – ведь она была единственной помощницей своего отца. Джек и думать забыл о боксе – все его мысли были о Мари. Он быстро научился управлять коблом (небольшим парусным вельботом, длиной  около 9 м.  с прямоугольным  парусом ) и стал настоящим рыбаком, многому научившись у своего тестя,  Патрика.

Они выходили в море  рано утром и возвращались либо вечером, либо на следующий день.  Самые счастливые вечера в своей  жизни Джек  с Мари проводили, сидя  на берегу  обнявшись и глядя как багровое вечернее солнце медленно, словно нехотя, опускается в  Океан…

Через  два года у них родилась девочка, которой дали имя Ориана. Рождение ребёнка ещё больше сблизило Джека с Патриком.  Девочке явно льстило внимание двух больших, сильных мужчин, между которыми шло негласное соревнование — кто подарит малышке самую красивую и яркую игрушку.

В свободное время, когда Мари хлопотала на кухне, готовя ужин, они мастерили подарки всеми обожаемой Ориане.  Джек научился вырезать из дерева  фигурки зверушек, кукол, рыбок,  Патрик точил из цветных морских ракушек разные украшения… Как и все дети, рождённые в любви, Ориана росла весёлым, непоседливым, милым ребёнком.  С каждым годом становилась всё более похожа на мать, унаследовав от неё необыкновенный, бирюзовый цвет глаз,  золотой цвет волос и доброжелательный, незлобливый характер. Девочка была всеобщей любимицей.

Раз – два в месяц их навещал дядя Майкл, привозя из Труро «нашим женщинам»  ( как он называл свою племянницу и Мари) сладости, которые передавал специально для них добрый дядюшка Гриффин. Джек со своим семейством тоже довольно часто наведывался в отчий дом. Вечерами, когда все ложились спать, Майкл и Джек выходили в сад, где стоял стол и пара стульев и подолгу беседовали о различных событиях, о которых в Сент-Айвсе даже не слышали.

Именно от Майкла Джек узнал о том, что  пришедший к власти в результате победы в битве при Босворте в августе 1485 года и смерти на поле боя короля Англии Ричарда III, новый  монарх, Генрих VII, ввязался в войну с шотландским королём, Яковом.

Джек был далёк от политики и не думал о том, что эта война может хоть как-нибудь отразиться на благополучии народа и, в частности, на благополучии его семьи.  Но уже через год, королевская казна опустела,  понадобились деньги на войну и на центральных площадях городов Корнуолла королевские глашатаи зачитали указ Генриха VII, по которому жители графства лишались всех своих привилегий, завоёванных кровью предков, и облагались налогами. Хотя и объявлялось, что это временная мера, но кто-кто, а народ знал, что нет ничего более постоянного, чем временное… И вправду, уже через несколько месяцев, на улицах городов и деревень Корнуолла появилось много нищих, разорившихся от непомерных поборов, крестьян,  горожан.

Пришла пора затягивать пояса и рыбакам Сент-Айвса, и ремесленникам Труро.  Джек просчитал все варианты и принял решение вернуться к делу, которое неплохо кормило его до женитьбы – боксу. Он начал интенсивно тренироваться, делая длительные пробежки в окружающих Сент-Айвс дюнах, снова повесил на дерево мешок с горохом и вскоре решил, что готов продолжить карьеру боксёра. Поскольку Сент-Айвс был крошечным городком, в котором нельзя было заработать, Джек вернулся в Труро, где был радостно встречен своими болельщиками.  Несмотря на то, что за прошедшие годы он несколько потерял в скорости, но нелёгкий рыбацкий труд прибавил ему силы,  а жизненный опыт – мудрости.  Обязанности организатора поединков взял на себя дядюшка Гриффин, который расчистил рядом со своим рестораном большую площадку, вкопал четыре столба и натянул между ними канат.

По периметру площадки установил длинные скамейки для особо желанных гостей, которые, в отличие от других, стоящих на ногах, зрителей, должны были платить несколько пенсов за комфорт.  Дядюшка Гриффин, в прошлом боксёр, был достаточно мудрым человеком, чтобы понимать – после столь длительного периода без бокса, Джеку необходимо время, чтобы подготовиться к серьёзным боям.

Поэтому на первых порах, несмотря на несогласие Джека, он подбирал ему не очень опытных соперников, с которыми Джек разбирался без особого труда и уже через пару месяцев он не только смог помогать семье Майкла, но и скопил некоторую сумму денег, с которой, накупив подарков Мари, Ориане и Патрику, отправился в Сент-Айвс, где был встречен радостным визгом Орианы, счастливым смехом Мари и крепким рукопожатием тестя.

Даже за такой короткий промежуток времени в городке многое изменилось.  Люди ходили хмурыми, у многих жителей из рациона исчезло мясо, большинство обходились рыбой, которой, к счастью, в море было достаточно, хотя детям нехватало молока и хлеба, отчего малыши болели. Мужчины собирались в барах, где можно было услышать немало нелестных слов в адрес короля и правительства.  Отдохнув неделю, Джек вернулся в Труро.

Старший брат встретил его у калитки:  «пойдём, я тебя кое-с кем познакомлю» — сказал Майкл, направляясь на знакомое место в саду, прихватив по дороге стул. Увидев Джека, из-за стола встал невысокий, очень прилично одетый, средних лет, мужчина с мягкими, располагающими к себе, чертами лица.

Он улыбнулся и представился:  «Томас  Фламанк, адвокат из Бодмина. А Вы можете не представляться – наслышан. Джек Джозеф Ан Гоф, если не ошибаюсь?» Все трое сели за стол, на который Энни, жена Майкла, поставила большой кувшин пенящегося ячменного пива. Томас Фламанк и Майкл стали расспрашивать Джека о том, какое настроение у жителей Сент-Айвса всвязи с поборами властей. Разговор затянулся за полночь. Джеку рассказали о том, что весь Корнуолл гудит, в нескольких городах возмущённые жители собирались у мэрий, нескольких бунтовщиков, оскорблявших королевское имя, повесили.  Назревал бунт.

Воспоминания Джека были прерваны Орианой, подкравшейся  сзади и закрывшей глаза отца маленькими тёплыми ладошками – старая их игра, в которой Джеку необходимо было догадаться, кто находится за спиной.

Естественно, догадаться было очень трудно и Джек начал называть все известные ему женские имена, но так и не сумел решить загадку.  Когда он вынужден был признать своё поражение, Ориана сжалилась над ним и, заливаясь смехом, так напоминающим  любимый Джеком смех Мари, убрала ладошки.

Естественно, Джек был крайне удивлён,  обнаружив за спиной доченьку и, обняв её, посадил рядом с собой на скамейку. Девочка, обхватив руку отца двумя руками, положила головку ему на плечо и затихла. Через несколько минут она заснула и Джек вернулся к воспоминаниям…

Взрыв народного негодования был вызван жестокостью, проявленной королём в отношении делегации Корнуолльского Парламента, отправившейся в Лондон с петицией, в которой члены Парламента,  народные представители, обращались к королю с требованием вернуть корнуэлльцам прежние превилегии, освящённые веками и королевскими указами прежних властителей Англии.

В подготовке этого документа принимал участие и адвокат из Бодмина, Томас Фламанк, друг и частый гость Майкла Джозефа Ан Гофа. Он не смог принять участие в делегации, поскольку не являлся членом Парламента Корнуолла.  Делегатов из Корнуолла по приказу Генриха VII  связали, подвергли пыткам и казнили, как бунтовщиков, отрубив головы. Томас Фламанк,  вместе с Майклом Ан Гофом,  стали ездить по городам и деревням графства, где выступали перед толпами народа, рассказывая об этом преступлении короля – ведь петиция  полностью соответствовала законам Англии..

В Пензасе, солдаты  расквартированного в городе пехотного полка, по команде  полковника, сэра Фрэнсиса Стоуна, атаковали многотысячную толпу недовольных горожан, стараясь добраться до «возмутителей спокойствия»,  Майкла и Томаса и арестовать их. Возникла потасовка, быстро переросшая в побоище, в котором погибло много людей как с одной, так и с другой стороны. Горожане вооружились дедовским оружием, хранящимся в доме каждого корнуолльца и, имея подавляющее численное преимущество, загнали солдат в здание мэрии, которое забаррикадировали и подожгли.

Так началось Корнуолльское Восстание 1497 года, во главе которого встали  Томас Фламанк и Майкл Джозеф Ан Гоф (что на корнуолльском языке означает «Кузнец»).  Слух о восстании докатился и до Сент-Айвса, где в это время находился Джек. Узнав, что восстание возглавил Майкл, он оседлал лошадь, которую ему предложил Патрик и, во главе небольшого отряда молодых парней, двинулся в Труро, где присоединился к восставшим.

Ему было предложено возглавить трёхтысячный отряд повстанцев, но от этой чести Джек отказался, так как не имел военного опыта.  Он решил находиться постоянно рядом с братом, чтобы помочь ему в трудную минуту.  Восставшие двинулись  на Север.  В каждом населённом пункте к войску присоединялись всё новые и новые бойцы, и когда, миновав Графство Девон,  вошли в Уэльс, повстанческая армия насчитывала около уже 15 тысяч человек.  В Уэльсе к ним примкнул небольшой отряд хорошо вооружённых конников, которыми  командовал сэр Джеймс Тачет, седьмой барон Одли.

Это был опытный солдат и ему было предложено командование всем  войском.  Громя по пути небольшие гарнизоны королевских войск,  13 июня 1497 года, восставшие подошли к Гилфорду, находящемуся всего в 36 милях от Лондона. Напуганный король с Архиепископом Кентерберийским, со своей свитой и небольшим конным отрядом рыцарей, укрылся в Тауэре, отправив гонца в Шотландию, где 25-тысячная английская армия вела боевые действия против шотландских отрядов.

Англичанами командовал лорд Добни. Получив королевский приказ немедленно со всей армией выступить ускоренным маршем на защиту Тауэра, лорд Добни, оставив за себя графа Суррея, двинулся к Тауэру.  Восставшие подошли ещё ближе к крепости, разбив лагерь на холмах  Блэкхета.

Генрих VII отправил доверенное лицо из своей свиты в лагерь восставших, который сообщил, что король готов принять делегацию повстанцев и обсудить с ней условия мира. Но переговоры возможны только 19 июня, в понедельник, поскольку монарх «простудился и очень болен». В пятницу ночью подошла английская армия во главе с бароном Одли. Беспечные караулы восставших прозевали появление вражеской армии, которая атаковала корнуолльцев  в субботу, 17 июня, застав повстанцев врасплох.

Атакующие шли тремя колоннами и потеснили восставших на Дептфордовский мост через Темзу, где и разыгралось главное сражение. Командование восставших разместило отряд лучников для блокирования англичан на мосту.  Английская армия несла большие потери – более 300 солдат убитыми. Если бы повстанцы оказали поддержку лучникам – англичане не смогли бы перейти на этот берег, так как узкий мост не давал им возможность использовать численное преимущество. Но восставшие сконцентрировали всю армию вдали от моста, на холме.  В кровопролитном бою англичанам удалось овладеть мостом.  При этом, сам лорд Добни, оторвавшись от своих, попал в плен корнцам, но был … отпущен!

Очевидно, восставшие уже потеряли веру в победу и боялись королевской мести… Когда английские войска пошли на штурм холма, стало ясно, что корнцы проиграли сражение.  К тому же в плен были взяты руководители восстания – барон Одли и Томас Фламанк.  Майкл Джозеф Ан Гоф отдал приказ о капитуляции, а сам, с Джеком и ещё двумя повстанцами, захватив нескольких лошадей, бежал.

Им удалось оторваться от преследования и спрятаться в роще. Привязав коней к деревьям, присели на траву. Вид у всех был подавленный. Джек спросил Майкла:  «Брат, что теперь?» Майкл задумчиво грыз травинку.  Потом сказал:  «Ехать в Корнуолл нельзя.  Наверняка туда уже послан конный отряд.  Предлагаю ехать в Гринвич.  Там у нас много единомышленников. Они нас укроют на первое время, а там подумаем, что делать».

К Гринвичу подъехали в темноте. Остановились в дубовой рощице на окраине города.

 

 

Майкл сказал: «Давайте сделаем так.  Ты, Джек, с Беном – ждите нас здесь.  Мы с Якобом пойдём пешком.  Здесь недалеко. Если в течение часа не придём за вами – уезжайте».

Джек подошёл к Майклу.  «Я – с тобой.  Я тебя не брошу». «Брат, ты слышал, что я сказал? Ты – останешься здесь. И не спорь.  Не придём – НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ИЩИТЕ НАС!  Постарайся добраться до Сент-Айвеса.  Забирай Мари и Ориану и попробуй добраться на лодке до островов Силли.  Если у меня сложится – возможно удастся добраться до Шотландии. Энни уехала к родным на побережье. Не вздумай ехать в Труро! Бен, у тебя есть, где спрятаться?»  Бен помолчал.  «Да, в общем-то есть хорошие друзья в Плимуте.  Не выдадут».

«Ну что ж, давайте, на всякий случай, попрощаемся!…»  Майкл шагнул к Джеку.

Братья обнялись. «Джек, братишка, делай так, как я сказал.  Ни о чём другом не думай.  Договорились?»  Джек кивнул: «Я всё понял. Всё сделаю, как велишь».

Сделав несколько шагов в темноту, Майкл остановился:  «Держите оружие наготове.  Лошадей не привязывайте!».  Когда шаги Майкла и Якоба стихли в темноте, Джек спросил:  «Бен, ты о чём думаешь?»  «Да ни о чём… Я устал.  Если бы ты знал, как я устал …»   Джек помолчал: «А знаешь, о чём думаю я?  Не нужно было верить королю.  Когда мы подошли к Тауэру – нужно было штурмовать его.  У короля было всего 300 солдат. Мы могли победить!» Оба замолчали вслушиваясь. «Бен, слышишь?»  «Что?»  «Да вроде в городе шум какой-то.  И собаки лают…».

Снова замолчали.  Вдруг, под чьими-то шагами зашелестела трава, хрустнула сухая ветка. На поляну какими-то неверными шагами вывалилась тёмная фигура.  Осторожный, прерывистый шёпот: «Вы здесь?»  «Якоб, это ты?»  Якоб сделал ещё два неверных шага и повалился навзничь. В два прыжка рядом оказался Джек. Якоб лежал лицом вниз.  Из спины торчала длинная стрела. Джек услышал прерывистый шёпот:  «Уезжайте … Немедленно … Нас предали… Майкла связали…»  «А как же ты, Якоб?!» «Мне … ничто… не … пом…»  Якоб затих. Положив ладонь ему на шею, Джек не почувствовал пульса. Встал. «Ну что ж … Бен, бери две лошади и скачи в Плимут.  Дорогу знаешь?»   «А ты?!» «А мне – на Сент-Айвес.  В другую сторону.  Дорогу с закрытыми глазами найду».  Они обнялись.

Джек вскочил на лошадь, другую за повод привязал к луке седла и дал шпоры. Он решил ехать по дороге, петлявшей вдоль Океана, так как помнил совет Майкла не ехать в Труро. Его задача была —  как можно скорее проехать более 100 миль, отделявшие Гринвич от Сент-Айвса. Меняя лошадей, и далеко объезжая небольшие деревеньки и фермы, он проехал более половины пути, пока не встретил небольшую рощу, в которой нашёл ручей с запрудой, используемой для животных.

Напоив лошадей и привязав их к дереву на длинный повод, чтобы могли пощипать траву, прилёг в тени и вздремнул пару часов. Продолжив путь, он прибыл в Сент-Айвс рано утром.

Разбудив Патрика и Мари, он, как мог кратко рассказал о последних событиях и велел срочно загрузить кобл самым необходимым, продуктами и водой, чтобы они могли  незамедлительно выйти в море. Но  Патрик сказал, что если взять достаточно продуктов и воды на  длительный переход, то места на-троих просто не будет, а ему есть где укрыться на берегу.

Спор затянулся.  Джек понимал, что дорога каждая минута, и прервав препирательства, кинулся в подвал, где хранились запасы солёной рыбы и  вяленого мяса, а Патрик принялся наполнять водой из колодца пятигалонные деревянные бочонки и носить их в лодку.  Мари быстро собирала всё необходимое для себя и Орианы и также загружала всё это в кобл.

Когда оставалось загрузить ещё три бочонка и Патрик пошёл за ними в дом, Джек, который уже ставил парус, увидел в дальнем конце улицы быстро приближающееся облако пыли, в котором можно было различить нескольких всадников. Он стоял на корме, но не решался перерезать причальный канат, пока не появится Патрик.  Три всадника, домчавшись до причала, соскочили с коней и кинулись к лодке.

Первого стражника, вскочившего на корму, Джек встретил своим коронным ударом в незащищённый каской подбородок и солдат, выронив шпагу и широко раскинув руки, как будто собираясь взлететь, исчез за бортом. Его место занял второй стражник с обнажённой шпагой, которую тут же пустил в дело. Джек сумел уклониться, сделав шаг назад, но споткнулся и растянулся на корме, увидев занесённый над ним клинок.

Не успел Джек вскочить на ноги, как за его спиной раздался крик Мари.  Обернувшись, он увидел, что на нос лодки уже взобрался солдат в мокрой одежде, выдёргивая из ножен длинный кинжал. Но тут же в руках Мари оказалось весло и, описав широкую дугу, опустилось на голову врага. В это время на причал влетели отставшие четыре всадника, и,  на ходу соскакивая с сёдел устремились к лодке. «Патрик, прыгай в лодку!», крикнул Джек, перерубая канат поднятой с палубы шпагой. Но было поздно.

Тяжёлый офицерский палаш рассёк голову Патрика и он мгновенно исчез под водой… А лодка, освобождённая от причальной верёвки, уже набирала ход, полоска воды между кормой и причалом стремительно расширялась. Джек увидел в руках одного из солдат натянутый лук, стрела воткнулась в палубу рядом с его левой ногой, а лучник уже пускал следующую стрелу, делая это так быстро и сноровисто, как умеют это делать только знаменитые во всём мире английские лучники. Он успел сделать ещё несколько выстрелов, пока лодка не удалилась настолько, что попасть в неё стало трудно.

Джек закрепил парус и пошёл в форпик.  Мэри сидела на палубе без движений,  откинувшись спиной на борт и смотрела на него, не говоря ни слова. Джек присел на корточки перед ней и только сейчас увидел торчащий из груди Мари обломок черенка стрелы, а на белой блузке расплывшееся алое пятно. Он притронулся к обломку стрелы, но увидев расширившиеся от боли глаза жены, не решился попытаться извлечь стрелу.

В это время он услышал тихий плач Орианы и, раздвинув ящики и бочонки, впопыхах сброшенные на дно лодки во время погрузки, извлёк плачущую малышку на свет.  Мари, которой, по-видимому было трудно говорить, сделала  слабое движение  рукой, как бы подзывая их к себе.  «Джек – прошептала она – спаси Ориану!…». Прижимая девочку к себе, Джек встал на колени перед Мари и стал гладит жену по лицу, по золотым волосам, из глаз его полились слёзы… «Милая, любимая, не уходи, мы не можем без тебя, не уходи!…».

Вдруг он встал, посадил Ориану рядом с Мари  и кинулся к мачте, на которой провис парус.  Он поймал ветер, парус наполнился и лодка ощутимо прибавила скорости.

К счастью, судя по солнцу и берегу, протянувшемуся синей полосой по левому борту, ветер дул бейдевинд и лодка шла достаточно быстро..  Ему помогало течение – неоднократно проходя этим маршрутом с Патриком, Джек был хорошо знаком с ним. Он принял решение изменить  курс и идти к ближайшему острову архипелага Силли, Сент-Мэрис, который лежал в 28 милях на юго-запад от мыса Ленд-Энд, до которого оставалось не более десятка миль.

Джек понял, что только скорость может спасти Мари – ведь на острове есть Монастырь, где монахи могут оказать медицинскую помощь. Уже через пару часов кобл обогнул мыс Ленд-Энд и с ветром  бакштаг ещё быстрей побежал в нужном направлении.  Закрепив парус, Джек направился в форпик, к своему экипажу. Дело шло к вечеру, ветер посвежел, он устроил постель для Орианы, накормил её и, завернув в шерстяное одеяло, уложил спать.

Стараясь не причинить лишней боли Мари, Джек осторожно приподнял её, подложил под спину два толстых одеяла, сложенных вчетверо, а последним оставшимся  укутал жену, набросав на ноги все, какие нашёл, тряпки.  Есть Мари не могла, он дал ей попить кислого молока, прихваченого для Орианы и, поцеловав, пошёл на место рулевого.  Он знал, что в этих местах множество подводных мелей и скал, требующих особого внимания.

Ночью стало холодно, но у Джека не нашлось и тряпки, чтобы спастись от свежего ветра, а своё место он покинуть не мог – нужно было смотреть внимательно, чтобы не прозевать бурун – признак подводной скалы. Предутренний туман заставил утроить внимание, Джек время от времени бегал на нос, выходил на бушприт, держась за ванты, и, обдаваемый ледяными брызгами,  напряжённо всматривался вдаль.  Начало светлеть и на востоке показалась розовая ленточка зари.

Туман рассеялся и впереди показались светлые скалы острова  Сент-Мэрис. Джек повернул на юго-восток и пошёл вдоль берега, выискивая более-менее удобную бухту, где, под защитой утёсов, он мог бы бросить якорь.  Там, где в бухту вдавалась высокая  скала, образуя маленький, хорошо защищённый от ветров и волн,  заливчик, он увидел небольшой причал, к которому приткнулось несколько рыбацких лодок.

Причалив к нему и привязав кобл, он наконец-то смог уделить время своему экипажу. Он застал Мари в прежнем положении, только выглядела она очень плохо.  Бледное, с каким-то зеленоватым отливом, лицо, заострившиеся скулы, бескровные губы… Джек никогда не видел свою жену в таком состоянии и у него сердце защемило от любви и жалости.

Присев на корточки рядом с ней, он ласково провёл по её лицу ладонью, погладил по волосам. Мари попыталась улыбнуться, но ей это плохо удалось – вместо улыбки получилась болезненная гримаса.  Она хотела что-то сказать, но, зная что ей трудно говорить, Джек прикрыл ей губы указательным пальцем и сказал:  «Вы тут с Орианой посидите – я схожу в деревню, поищу кого-нибудь, кто может помочь с лекарствами.  Ориана – помоги маме, если что.  Я скоро приду».  Малышка сидела рядом с матерью, держа двумя руками руку Мари и строго, серьёзно смотрела на отца.  «Папа, ты только скорее приходи, а то нам без тебя плохо» — сказала девочка, ещё ближе придвинувшись к матери.

Джек дал им кислого молока, кусок сыра.  Его порадовало то, что Мари стала потихоньку отщипывать крошки сыра и есть их, с трудом проглатывая.  Видя, что ей трудно поднимать руку ко рту, он сказал дочери: «Ориана, помоги маме покушать.   Видишь, мама у нас приболела – теперь ты ей будешь помогать, я оставляю тебя за старшую, хорошо?»  Девочка важно кивнула головкой и строго обратилась к Мари:  «Мама, слышала – папа оставил меня за капитана?  Будешь меня слушаться.  Сейчас мы попьём молочка  и отдохнём немножко.  А папа скоро придёт, ты не волнуйся».

Джека умилили слова доченьки и с показной жизнерадостностью, он заявил:  «Ну, с таким капитаном мне не страшно оставлять вас  одних! Я скоро приду!». Перемахнув через борт лодки, он пошёл по крутой тропинке наверх, где ещё на подходе к бухте, заметил несколько маленьких домишек.  Подойдя к первому же домику,  постучал в ворота подвешенным на шнуре молоточком.

Дверь открыл немолодой, но крепкий на вид, мужчина. Поздоровались.  Джек стал объяснять хозяину причину своего появления в деревушке, а тот, слушая, пристально смотрел на него. Наконец он перебил Джека: «Послушайте, Вы, случайно, не Джек Ан Гоф?».  Джеку стало не по себе.  «Неужели здесь уже знают о восстании,  и о моём  участии в нём?»  Но не смог соврать:  «Да, это я.  Вы знаете меня?» Лицо мужчины осветилось улыбкой: «Кто же в Корнуолле не знает Великого Чемпиона?! Я видел на ярмарке в Пензасе, как Вы разделали непобедимого Питера Стоуна! Ваш приход в мой дом – большая честь для меня! Пожалуйста, проходите!»

Он позвал хозяйку и велел накрывать на стол.  Пожилая, миловидная женщина, по имени Элиз, поздоровавшись с Джеком, захлопотала на кухне. Но Джек не стал садиться в предложенное хозяином кресло и спросил, не мог бы тот на короткое время приютить его с приболевшей женой и дочкой.

Конечно же, он заплатит за проживание столько, сколько скажет хозяин. Но тот (хозяина звали Генри) только замахал руками:  «Что Вы, что Вы, какая плата! Вы – мой гость!  Да все соседи умрут от зависти, когда узнают о том, кто посетил  мой дом!  Пойдёмте, я помогу Вашей жене забраться сюда!».  Джек объяснил приветливому хозяину, что Мари не может передвигаться самостоятельно. Генри позвал двух своих работников с небольшой тележкой и велел хозяйке постелить постель в свободной комнате.

Когда небольшая процессия с Мари, которую удобно устроили в тележке на мягком матрасе, набитым сухими водорослями и с Орианой, привычно восседавшей на плечах отца, прибыли в дом, там всё уже было готово к приёму гостей. В чистой, хорошо проветриваемой комнате была  готова постель, а в гостиной – накрыт стол. Хозяйка была просто очарована красотой и поведением Орианы и не хотела отпускать её с рук.

Как оказалось, у хозяев два уже взрослых сына, живущих отдельно со своими семьями  и семнадцатилетняя дочка, которая с утра на рынке и скоро должна прийти. Хозяйка приготовила суп, специально для Мари и покормила её с ложечки, после чего Мари уснула, а Джек с Орианой сели с хозяевами завтракать. За столом выяснилось, что неподалёку, у подножия скалы, есть жилище старца-отшельника, Падре Николаса, который занимается врачеванием и часто помогает заболевшим  селянам. Генри обещал после завтрака сводить гостя к святому отцу.

После сытного завтрака малышку потянуло в сон.  Ей сделали маленькую кроватку из двух, приставленных  друг к другу стульев, в которой она сразу же уснула. А мужчины пошли к отшельнику. Их встретил высокий седой старик, с длинной, давно нестриженной бородой.  Выслушав просителей, он пообещал навестить больную ближе к вечеру.

Джеку было как-то не по-себе, все его мысли были о Мари. Когда они вернулись в дом, выяснилось, что у Мари открылся кашель с кровью.  Кроме того, на скулах появился нездоровый румянец, признак высокой температуры. Джек сел на стул рядом с кроватью, взял, её горячую ладошку и не выпускал из рук до самого прихода Падре Николаса. Падре  попросил всех, в том числе и Джека, выйти из комнаты.

На протяжении довольно продолжительного времени Джек, не находя себе места, метался по гостиной и первый услышал, как Падре попросил кипяток.  Хозяйка давно держала на малом огне глиняный сосуд с горячей водой, который Джек отдал отшельнику прямо у дверей спальни.

Через некоторое время Падре Николас вышел и протянул Джеку глиняную плошку, в которой лежал окровавленный наконечник стрелы.  Вид у него был хмурый.  «Сын мой, крепись. Мы опоздали. Стрела повредила лёгкое.  Началось воспаление. Я – бессилен.   Молись. И я буду молиться.  Всё в руках Божьих.  Завтра я приду.»

Начались страшные дни.  Мари бредила, Джек не отходил от постели больной, даже дремал сидя на стуле, либо лёжа прямо на полу, рядом с кроватью, на которой сгорала в жару его Мари. Хозяйка полностью взяла на себя заботы об Ориане.  Так прошло одинадцать дней. Мари пришла в себя, лежала спокойно с посветлевшим, но страшно исхудавшим лицом, на котором казались огромными её дивные, бирюзового цвета глаза. Тихим голосом подозвала Джека.

«Любимый, позови священника.  Береги Ориану…». Она устало закрыла глаза … Пришёл Падре Николас. Он на какое-то время зашёл в комнату.  Джек сидел на крыльце, уставившись в одну точку, ни на что не реагируя. Падре сел рядом и положил ладонь на голову Джека. «Крепись, сын мой. У тебя осталась дочь. Ты обязан думать о ней. А Мари, чистая душа, будет помогать тебе оттуда… Бог не оставит своей милостью» …

Последующие дни Джек жил, как во сне. Практически ни с кем, кроме Орианы, не общался. С утра до вечера возился с большим куском дерева.  Что-то вырезал своим рыбацким ножом. Через несколько дней была готова фигура ангела. Ориана посмотрела и … заплакала.  «Мамочка, Мамочка, Мамочка…».

Когда хозяин с женой увидели  статую, изготовленную Джеком, они были поражены её сходством с Мари… Статую установили на могиле Мари, похороненной здесь же, на крошечном деревенском кладбище. Теперь Джек не отпускал от себя Ориану ни на шаг.  Ощущать её рядом с собой стало его потребностью. Она так напоминала ему  Мари …  Дочка стала единственным живым существом, связывающим его с этой жизнью. В мозгу намертво засели последние слова Мари:  «Береги Ориану…».

Хозяева дома, где они жили, очень привязались к девочке. Однажды ночью Элиз сказала мужу:  «Не представляю себе, что будем делать, когда Ориана покинет наш дом…».  Джек старался помогать хозяину, чем мог.  Несколько раз выходил в море на своём кобле на рыбалку и каждый раз возвращался с хорошим уловом скумбрии, сардин, ставриды, камбалы, катрана – он многому научился у Патрика.

Пришлось вспомнить и небольшую кузнечную практику – они с хозяином соорудили небольшую примитивную кузню, где он ковал простые предметы, нужные  в домашнем обиходе.  Однажды Джек отдыхал, сидя на бревне, рядом с воротами. Рядом с ним  привычно обосновалась Ориана, укладывая спать свою куклу, вырезаную отцом.  Подошёл Генри:  «Там вельбот пришёл из Корнуолла.  По-моему, есть кто-то из Сент-Айвса».  Джек одел рубашку и вышел к бухте, где стоял его кобл.  Он увидел большой двухмачтовый вельбот, на котором суетились люди. Спустился вниз с тут же услышал:  «Джек! Джек Ан Гоф!» Ему навстречу бежал … Бен! Они обнялись.

Отойдя подальше от кораблей и людей, присели на берегу.  Вот что рассказал Бен:   Майкл Джозеф Ан Гоф и Томас Фламанк, как руководители восстания, были приговорены королевским судом к ужасной казни – «потрошению».  Человека должны повесить, но не до полного удушения.  Потом его снимали с виселицы, приводили в чувство.  Затем по-очереди отрубали руки и ноги, каждый раз тут же накладывая жгуты, чтобы человек не истёк кровью. Потом кастрировали, вскрывали брюшную полость и извлекали внутренности.  И только потом отрубали голову…

Когда Майкла и Томаса вывели на эшафот, была объявлена «королевская милость» — их должны были повесить до смерти.  И остальные операции проделать уже на трупах. Барону Одли, поскольку он был дворянином, просто отрубили голову.   Головы руководителей восстания были, по традиции, выставлены на стенах Тауэра.  А потом начались репрессии против рядовых участников восстания.  Были казнены сотни людей.  Из вешали, рубили головы, пытали до смерти в пыточных. Самых крепких отправляли на галеры. Жён и детей продавали в рабство.  Всё имущество описывали в королевскую казну (часть имущества отдавали доносчикам, поэтому по всему Корнуоллу разыскивались те, кто успел сбежать от казни).

Бен, после прощания с Джеком, по пути в Плимут, где хотел спрятаться у друзей,  наткнулся на отряд беглецов, примкнул к ним и вместе с ними добрался до порта Пензас, где они напали на стоявший в порту под погрузкой  большой (120 тонн водоизмещением) двухмачтовый вельбот, захватили его и теперь идут во Францию.

Бен предложил идти с ними.  Всё равно, сказал он, по всей Англии рыщут королевские ищейки и обязательно придут сюда, на острова Силли.  И особенно нужно спасаться ему, Джеку, потому что за его голову назначена награда. Джек отказался.  Он попытался объяснить Бену,  что во Францию нужно идти в проливе Ла Манш.  А там сейчас  полно английских военных кораблей, которые наверняка имеют приказ не допустить побег участников восстания из Корнуолла кратчайшим путём во Францию.

Поэтому, в определённом смысле, более трудный переход с островов Силли на Испанию всё же менее опасен, чем плавание в Ла Манше.  Для него это особенно важно — ведь у него на руках Ориана.  Но уходить было нужно.  Джек стал готовить кобл к дальнему походу.  Через день после выхода вельбота из бухты, поднял парус и кобл Джека. Провожали их с Орианой всё семейство Генри, а также соседи и Падре Николас, который осенил их крестным знамением и помолился за их благополучное плавание.  Элиз крепко прижала к себе Ориану и залилась горючими слезами. Ведь она так привязалась к девочке!  Генри и Джек обнялись.

«Джек, не забудь, что бы ни случилось – мой дом – твой дом, всегда и навеки!» сказал Генри, и, крепко пожав руку Джека, сунул ему в  карман маленький свёрток.  Пока Джек готовил лодку к отходу, соседи и Генри принесли ещё пару бочонков с водой и несколько корзин с продуктами.

Маршрут Джек подготовил тщательно.  Все последние дни он опрашивал рыбаков о проливах между островами, течениях, ветрах, приливах и отливах в этих местах.  Ценную информацию о плавании в Бискайском Заливе он получил от старого моряка, живущего по соседству с Генри. Это была важнейшая информация, так как всем был известен суровый нрав огромного залива, который моряки называли Баскским Морем.

 

 

Время для выхода  он подобрал также самое лучшее, опираясь на советы местных жителей, бывалых моряков.  Одной из главных задач Джека было – избежать возможной встречи с патрульным английским военным судном, так как в этом случае не было ни одного шанса на спасение. Поэтому он послушался совета Генри, и, выйдя из бухты, взял курс не на юго-восток, что сильно сократило бы плавание,  а на юго-запад с тем, чтобы уже обойдя острова Силли, повернуть на юг, к берегам Страны Басков.

Начались суровые морские будни.  Несмотря на то, что летом Атлантика и Бискайский залив гораздо более спокойны, чем в другое время года, на долю Джека с его крошечным экипажем в лице малышки Орианы, пришлось  достаточное количество бурных дней и ночей.

Джека удивило, как быстро Ориана приспособилась  к трудным условиям плавания и даже старалась помогать отцу.  Особенно нравилась ей рыбная ловля, она радовалась каждой пойманой рыбе. Джек сделал дочке маленькую удочку и ей несколько раз удавалось поймать небольших ставрид и скумбрий.

Правда, однажды чуть не случилось несчастье – на её маленький крючок попался довольно крупный катран и чуть не стащил Ориану в воду. Но леска, не рассчитанная на большую рыбу, во-время оборвалась, отчего малышка очень расстроилась. Девочка радовалась, когда рядом с коблом появлялись дельфины, которые по нескольку дней сопровождали лодку, плыли совсем рядом с бортом, часто высоко выпрыгивая из воды и развлекая малышку причудливыми кувырками. Ориана чуть ли не из рук кормила их несъеденной рыбой, разговаривала с ними и даже пела песенки. А однажды рядом  с их маленьким судном появился огромный кит. Он долго плыл рядом с ними, с любопытством разглядывая людей.

Для приготовления пищи наши моряки пользовались небольшой жаровней, подаренной одним рыбаком, соседом Генри. Джек не раз с благодарностью вспоминал этих добрых людей, помогавших ему в подготовке судна к этому переходу и щедро загрузившим лодку водой, продуктами и древесным углём. Как-то раз, когда Джек собрался постирать одежду морским способом (привязав её на верёвку и спустив за кормой в кильватерную струю),  небольшой свёрток со стуком выпал из кармана на палубу.

Джек вспомнил о том, что при прощании Генри что-то сунул ему в карман. С любопытством он развязал матерчатый мешочек и увидел … десять золотых монет, каждая ценой в один фунт стерлингов! По тем временам – немалые деньги.

И вот, наконец, после долгих дней плавания, на горизонте появилась тоненькая голубая зубчатая полоска. Поразительно, но не имея карт и более или менее приличного морского опыта, Джек сумел вывести судно именно к берегам Страны Басков!  И первым же портом, встреченным ими после четырёх дней пути вдоль  берега, был порт города Бильбао.

Судьба конкистадора — книга 1, часть 2

Порт Бильбао поразил не только Ориану, но и Джека, не видавшего таких больших кораблей да ещё в таком количестве. Бесчисленное множество двухмачтовых каравелл с косыми, латинскими парусами (каравеллы-«латино»),  трёхмачтовых – с прямыми (каравеллы-«редондо»), огромных, трёх-четырёхмачтовых карракк, лёгких тендеров, каравеллас-«пескарезас» — рыболовных… У множества  причалов столпились под погрузкой-разгрузкой недавно прибывшие корабли, но большинство парусников стояли на рейде, образуя целый лес мачт, над которыми кружились чайки и пеликаны, заглушая своими криками грохот лебёдок, команды капитанов, гвалт продавцов и покупателей …

Долго, с трудом продираясь среди кораблей и лодок, искали место для стоянки.  Наконец удалось приткнуться в укромном уголке между каменной стенкой и небольшим деревянным рыбацким причалом. На их счастье, у этого же причала был ошвартован двухмачтовый вельбот под английским флагом. Капитан стоял на шканцах, с интересом наблюдая сверху за неуклюжими попытками Джека протолкнуться к причалу, и, посочувствовав, направил боцмана и матроса, чтобы помочь землякам.

После того, как Джек накинул причальный конец на выступающее из причала бревно, позвал  соотечественников в кают-компанию. Кок принёс супницу с рыбным супом и кастрюлю с кусками мяса и бобами – было как раз обеденное время. Для Орианы принесли бутылку только что купленного свежего молока. Места за столом заняли капитан и офицеры —  оба штурмана, боцман и плотник. Все они были семейными, у каждого дома остались дети, поэтому все наперебой ухаживали за Орианой, подкладывая ей лучшие куски, называя «принцессой», «леди» и даже «сеньоритой» — испанским словом, незнакомым нашим путешественникам. Девочка и в самом деле почувствовала себя принцессой и важно принимала ухаживания  мужчин.

После сытного обеда Ориану потянуло в сон и капитан, Джордж Оллгейм, любезно предоставил малышке свою кровать, после чего они с Джеком вышли на шканцы, где тут же оказались пара стульев и большая бутыль ячменного пива. Джек, не таясь, рассказал о своих злоключениях и причинах, заставивших покинуть Родину.

Джордж был родом из Уэльса и, соответственно, не испытывал особой любви к англичанам, поэтому предложил свою помощь.  Он, оказывается, далеко не первый раз в Бильбао, в этот раз прибыл сюда с грузом олова и железных изделий.  Сам хорошо говорит по-испански, обзавёлся здесь друзьями и даже – по-секрету – подругой. Узнав, что Джек бывший боксёр, проникся к нему большим уважением, пообещал помощь в продаже лодки и, если удастся, в поисках работы.  Через пару часов, взяв с собой отдохнувшую Ориану, вышли в город и направились в гости к знакомой капитана, Донье Кармелите, нестарой ещё, миловидной женщине.

Та была очарована  малышкой Орианой, которая сразу, несмотря на то, что не знала ни слова по-испански, нашла общий язык с двумя дочками и сыном хозяйки. Когда хозяйка и гости сели за стол, Донья Кармелита предложила  Джеку и Ориане кров  в своём большом доме.  Оказалось, что её, недавно умерший муж, был хорошо знаком с хозяином одной из трёх верфей Бильбао, который частенько бывал здесь. И обещала назавтра познакомить Джека с Доном Луисом.

Переночевав в гостеприимном доме и дождавшись прихода капитана, Джорджа Оллгейма, большой компанией отправились на встречу с Доном Луисом.  Удача сопутствовала Джеку – когда хозяин верфи узнал, что Джек режет из дерева, он спросил, может ли гость вырезать из дерева «Арко Форма де ун велеро» — так по-испански называется носовая фигура парусных кораблей. Выяснилось, что это не проблема для Джека и вопрос с работой был тут же решён. Ещё одну огромную услугу оказал капитан Джордж своему новому другу – помог Выгодно продать кобл. Джеку было  жалко продавать лодку, к которой очень привык.  Но он понимал, что в настоящий момент она может стать большой обузой.

Они поселились в доме Доньи Кармелиты.  Дети с радостью приняли Ориану в свою компанию и Донья Кармелита даже поставила ей кроватку в комнате девочек, одна из которых была почти ровесницей Орианы, другая на два года старше. Несмотря на то, что Джеку тяжко было не чувствовать дочку всё время рядом с собой, он согласился на это, понимая, что шестилетней Ориане гораздо легче будет быстрее выучить  язык и усвоить испанские обычаи, находясь в тесном контакте с детьми. Кроме того, Донья Кармелита, эта славная женщина, занялась её воспитанием, учила Ориану читать, писать, танцевать испанские танцы, а также шить и вышивать – то есть тому, что, по испанским обычаям,  должна знать и уметь девочка из хорошей семьи. Кроме того, у Орианы обнаружился хороший слух и она очень быстро научилась петь испанские песенки.

Самому Джеку испанский язык, естественно, давался труднее, чем его дочурке, но и он довольно быстро научился общаться с окружающими, в основном, за счёт  упорства – качества, благодаря которому, он стал хорошим боксёром. У него сложились дружеские отношения с работниками верфи и с её хозяином.  Первая же носовая фигура, изображающая прекрасную женщину, которую он изготовил для строящейся каракки, так понравилась заказчику, что он даже выплатил некоторую сумму сверх денег, которые заплатил Дон Луис. И никто, кроме самого Джека, не знал, что изготовленная им «Морская Принцесса» (так называлось и строящееся судно) – изображала его любимую Мари… Кроме носовой фигуры, в обязанности Джека входила резьба орнаментов в жилых помещениях карраки.

Когда «Морская Принцесса» была торжественно спущена на воду, Дон Луис организовал для своих работников празднование этого события в одном из припортовых ресторанчиков.  Ресторан был набит народом, но для уважаемого всеми хозяина верфи, было сделано исключение – для его работников был освобождён конец длинющего стола. Как всегда, в заведениях подобного рода, под влиянием выпитого вина, возникли некоторые трения между ними и соседями, очевидно, командой какого-то судна.

Когда конфликтующие стороны вывалились в патио для выяснения отношений, кораблестроители смогли по достоинству оценить удачное приобретение Дона Луиса в лице Джека – моряки вынуждены были очень быстро оставить поле боя,  унося двух своих друзей, оказавшихся в сфере досягаемости кулаков боксёра.

Шло время. Джек с Орианой продолжали жить в доме Доньи Кармелиты – она сама их об этом просила, так как в те времена не иметь в доме мужчины было опасно. Несколько раз приходило судно Джорджа Оллгейма, который всегда привозил из Англии какой-нибудь гостинец для Орианы.  В этом доме его встречали как родного. С работой у Джека всё сложилось, он стал «правой рукой» Дона Луиса.

Ориана  превратилась в прелестную девушку-подростка с необыкновенно милым личиком и унаследованными от матери удивительными глазами и золотыми волосами. В любой компании он выделялась среди черноволосых смуглых испанцев.  К тому же Донья Кармелита, которую Ориана считала своей «второй мамой», приложила немало усилий для того, чтобы Ориана выглядела девушкой из «высшего света». Она привыкла ловить на себе восхищённые взгляды всех, без исключения, лиц противоположного пола, но со всеми была весела, ровна, вежлива и никому не отдавала предпочтения.

Весь город Бильбао готовился к празднику Святого Мамеса.  Надо сказать, что, в отличие от многих городов Испании той поры, среди Святых, желающих покровительствовать городу Бильбао, наблюдалась довольно сильная конкуренция. Лидирующую группу составлял триумвират в составе Святого мученика Висенте, Святого – и тоже мученика, Мамеса и просто Святого – Иакова. В 13 веке на первую позицию вышел Святой Иаков.  В его честь был построен великолепный собор. Но через несколько десятков лет произошло несчастье –  роскошное строение в одну ночь сгорело ясным пламенем.  О причинах катастрофы спорят до сих пор.  То ли строилось здание с нарушением правил техники безопасности, то ли – налицо  диверсия еретиков, то ли – банальная ревность конкурентов… Кто же теперь разберёт!…

Но народ рассудил – если  Святой Покровитель не сумел сохранить собственный дом, как же он сможет покровительствовать целому городу! И место Главного Покровителя занял Святой Мученик Висенте. Но через некоторое время случилось страшное наводнение, погубившее множество людей и зданий. И новому Покровителю было отказано в народном доверии. У Святого Мученика Мамеса за плечами был хорошо известный подвиг – несколько веков назад он был брошен безбожниками на съедение львам прямо на городской площади.  Публики собралось немерено – не каждый день Святых съедают хищники…

Детей повернули спиной к ужасному зрелищу, а взрослые благочестивые зрители закрыли глаза ладонями (оставив, правда, щёлочку между указательным и безымянным пальцем – зрелище обещало быть захватывающим и, к тому же, совершенно бесплатным). Но, через несколько минут абсолютной тишины, в тесных рядах зрителей прошёл гул разочарования – все увидели, что Святой мученик сидит на брусчатке, а вокруг безмятежно лежат полусонные хищники, которых Святой  Мамес по-очереди почёсывает за ушами… И было принято решение, согласно которому лидером стал Святой Мамес. Справедливости ради, забегая вперёд, следует сказать, что уже через несколько десятков лет, после того, как методом «народной стройки» был сооружён Новый Кафедральный Собор имени Святого Иакова – случился реванш и отныне Главным Покровителем города снова стал Святой Иаков. Однако в то время, о котором рассказываем мы, почётный титул принадлежал Святому Мученику Мамесу.  И город Бильбао готовился к празднику в его честь.

Праздник начался по хорошо разработанному сценарию, выносом статуи Святого и народным шествием  по мосту Святого Антонио, с выходом на Пласа Майор – главную площадь города. Все подходы к площади были забиты огромными толпами зрителей. Среди публики сбились в кучку  Донья Кармелита с сыном и дочерьми, дружественная семья соседей и Джек с Орианой. Джек обнял дочку за плечи и прижал к себе, защищая от давки.

Когда шествие приблизилось к площади, в адском грохоте барабанов, литавр и труб, Джек почувствовал, что кто-то дёргает его за рукав. Обернулся и увидел мальчугана, делающего приглашающий жест рукой. Он двинулся к мальчишке, преодолевая сопротивление толпы , и взял из протянутой руки кусок бумаги, свёрнутый в квадрат.

«Это Вам передали!»,  перекрикивая оркестр, сказал мальчуган и скрылся в толпе. Джек развернул письмо и не увидел ни одной буквы на чистом листе.  Предчувствуя неладное, резко обернулся и … не увидел Орианы на том месте, где оставил её буквально минуту назад! И тут же,  заметив резкое движение в толпе, кинулся в том направлении, всей мощью своего тела продираясь сквозь десятки тел. Толпа стала реже и, вырвавшись из неё он увидел в переулке, выходящем на площадь, чёрную карету с открытой дверцей, в которую мужчина, одетый  в чёрное, запихивал дёргающийся свёрток.

В два прыжка настигнув похитителя, Джек сбил с него шляпу, схватил сзади за голову и резко дёрнул её на себя, почувствовал хруст позвонков, отшвырнул  обмякшее тело назад и, схватившись за появившиеся перед глазами ножны шпаги, выдернул из кареты второго мужчину, нанеся тому страшной силы удар кулаком в живот. Вцепился в свёрток двумя руками и, обнаружив перед собой молодое лицо с щегольскими усиками и круглыми от ужаса глазами, воткнул в него правый кулак с такой силой, что почувствовал сквозь мягкость лица твёрдые кости черепа.

Карета уже начала движение и, обняв завёрнутое в плащ тело, Джек вывалился из экипажа спиной вперёд. Удар спиной о брусчатку был силён.  Но Джек не чувствуя боли, развернул плащ и крепко прижал к себе бесчувственную Ориану.

С трудом встал и, взяв на руки дочку, направился к первому же дому, куда начал изо всей силы в дверь своим подкованным сапогом.  Дверь приоткрылась, из неё выглянула худенькая старушка. «Пожалуйста, помогите!» — только и смог сказать Джек и перед его глазами в бешеном хороводе завертелись и дверь, и старушка, и ещё чьё-то лицо….

Очнулся он на коврике, расстеленом на полу рядом с высокой кроватью. Превозмогая боль в спине, приподнялся и сел. На кровати лежала бледная Ориана с широко открытыми глазами, полными слёз. Увидев, что отец пришёл в себя, она соскочила с кровати, кинулась к нему, крепко обняв Джека за шею.  «Папочка, что это было?»  «Не знаю, маленькая.  Придём домой – разберёмся».

Только сейчас он заметил, что в высоком кресле сидит и смотрит на них старушка, а рядом с ней стоит невысокий, крепкий мужчина, лет тридцати – наверное, её сын. Старушка спросила: «Это Ваша дочь?  Что случилось?»  «Я сам ещё ничего не знаю!  Но мою дочку пытались похитить». Старушка переглянулась с сыном. «Вы знаете, за этот год здесь похитили четырёх девушек. Одну я знала, Каролину, такая хорошенькая девушка была – из соседнего дома. Так и не нашли.  Ходят слухи, что только одну из этих девушек выловили в реке Нервион мёртвой, без одежды, со следами насилия… Как Вам удалось спасти дочку?» «Да повезло. Успел…».

Джек и Ориана горячо поблагодарили добрых людей за помощь и вышли из дома. Уже начало смеркаться. Они заторопились – в это время суток на улицах Бильбао небезопасно. Семья была в сборе. Увидев Джека и Ориану, кинулись к ним. Донья Кармелита никак не могла успокоиться.  Когда сели за стол, обняла и крепко прижала к себе Ориану.  Стала гладить её по головке, что-то ласково нашёптывая в ушко. Ориана расслабилась.  И вдруг – заплакала.  Сказалось пережитое. Кармелита взяла её за руку и отвела в спальную. Вернулась в гостиную, села напротив Джека.

«А знаете, сейчас ходят слухи, что в городе похищают красивых девушек?»

«Да, сегодня узнал».  И Джек рассказал хозяйке то, что услышал от старушки.

«Вы никого не узнали из похитителей?» — спросила она Джека.

«Да нет, не до того было!  Но … Когда я вытащил Ориану из кареты, я зацепил занавеску на внешней стороне дверцы и оборвал её… И увидел герб!»

«Какой?  Запомнили?».

«Дайте мне перо и бумагу.  Попробую нарисовать».

Кармелита сходила в комнату, принесла  требуемое.  Джек посидел, вспоминая.  «Так… Щит с двумя полями – чёрным и красным… На красном … Да, на красном – золотые полоски по диагонали … На чёрном поле – стоящий на задних лапах лев… Что ещё?… Ах да, сверху щита – рыцарский шлем с плюмажем… Так, примерно так».

Кармелита взяла в руки листок.  По мере того, как она всматривалась в рисунок, лицо её бледнело.  Она с ужасом посмотрела на Джека:  «Вы знаете, чей это герб?!  Это герб … ГРАФА   КАСЕРОСА!

Вам с Орианой нужно немедленно уезжать из Бильбао!». Стала расспрашивать о деталях похищения и когда узнала, что при освобождении Орианы Джек, как минимум, одного из бандитов убил, ей стало совсем плохо. Кармелита  вскочила со стула, стала метаться по комнате и, как будто в забытье, повторять:  «Он нас всех убьёт!»… Потом  присела к столу, и, положив голову на руки, заплакала. Джек дал ей стакан воды, стал успокаивать, гладя по плечу.  Немного придя в себя, она рассказала то, что знала о графе Касерасе и закончила рассказ словами: «Это страшный человек, он никому и ничего не прощает. Все люди, мужчины или женщины,  кто когда-либо, хоть в мелочи, перешёл ему дорогу, пропадали при невыясненных обстоятельствах».

Предложила такой план действий:  Ни Ориана, ни Джек не должны выходить из дома.  Завтра она сходит к Дону Луису, и пригласит его сюда. У Дона Луиса много знакомых в «городских верхах», у которых можно  исподволь получить какие-нибудь сведения по этому случаю. Нужно будет купить лошадь и лёгкую коляску с закрытым верхом.  Оставить её в надёжном месте и в удобное время, лучше на рассвете, запутав следы, выехать не только из Бильбао, но и вообще из Страны Басков.  Лучше всего ехать на Юг, минуя Столицу Испании, Толедо, где граф Касерас наверняка имеет обширные связи. Самым удобным городом,  в котором можно надёжно скрыться, по её мнению, является Севилья.   На том и порешили.

Утром Донья Кармелита отправилась к Дону Луису, а Джек с Орианой и детьми остался дома. Ориана была в подавленном состоянии и молчала, лишь односложно отвечая на вопросы отца. Джек сидел за столом в глубокой задумчивости, разрабатывая в деталях план, подсказанный Кармелитой.

Ему пришла в голову идея – на время путешествия переодеть Ориану в мальчишку и нанести ей на лицо грим, что Кармелита умела делать в совершенстве. Да и ему, как он понимал, без грима и маскарада не обойтись.

В обед к дому подъехал экипаж Дона Луиса, из которого он галантно вывел Кармелиту. За обедом Джек подробно рассказал о вчерашнем событии. Дон Луис долго молчал, в задумчивости выбивая кончиками пальцев дробь на столе.  Его можно было понять – уж очень не хотелось Дону Луису терять такого работника. Однако и он понимал, что как над  Джеком с Орианой, так и над семейством Доньи Кармелиты нависла смертельная опасность.

Дон Луис пообещал  встретиться с нужными людьми, чтобы узнать все слухи о вчерашнем происшествии, которые наверняка уже гуляют по городу. Кроме того он взял на себя приобретение (на подставное лицо) лошади и коляски.  Кармелита должна была пошить для Орианы и Джека необходимую одежду  и подумать над средствами  изменения внешности. Всё это время Джеку и Ориане надлежало пробыть «под домашним арестом» — не высовывать на улицу даже носа.

Через два дня в доме снова появился Дон Луис,  Новостей  было множество. Оказалось, что на сына, племянника и  друга графа Касероса, которые в праздничный день мирно наблюдали из окна своей кареты за шествием, напал громадного роста и чудовищной силы бандит, как цыплёнку свернул шею племяннику, одним ударом разорвал печень другу графа (он лежит без памяти и шансов остаться в живых, как сказал лекарь, у него нету) и тоже одним ударом  в лицо, изувечил графского сына, выбив ему все передние зубы, превратив в лепёшку нос и повредив правый глаз. Граф Касерас объявил награду тому, кто поможет найти убийцу и поклялся всеми святыми, снять с него живого кожу.

А пока – страшно избил слугу, который, испугавшись, погнал лошадь с места происшествия, не попытавшись защитить графского сына. Но этого графу показалось мало и он продал несчастного слугу на галеры.  Глубокой ночью слуга Дона Луиса заехал за Джеком и Орианой, уже переодетыми и гримироваными и, после прощания с Доньей Кармелитой и её детьми (без слёз, конечно, не обошлось), отвёз их в переулок рядом с Церковью Святого Антония, где была привязана и охранялась мальчишкой уютная коляска с лошадью.

Они просидели в коляске до утра. Утром через мост, также Святого Антонио, построенный ещё в начале 14 века графом Аро, выезжало и выходило множество народу, так что на ничем не выделяющуюся среди других экипажей коляску стражники не должны были обратить внимания. Одетая «под мальчика» Ориана притворилась спящей, а Джек, с накладным чёрным париком и фальшивыми чёрными усами, да ещё и в гриме – был неузнаваем.  Донья Кармелита  постаралась на-славу.

При вьезде на мост стояли два стражника и невысокий толстенький человек в хубоне при шпаге. Подойдя к коляске коротышка спросил:

«Куда путь держите?»

«В Сан-Себастьян, Сеньор» (Джек умышленно указал северо –восточное направление, хотя путь их лежал на Юг). 

«Что везёте?»

«Да ничего лишнего!» — отшутился Джек и распахнул занавеску.

«А это кто?» — спросил начальник караула.

«Да вот, сынок спит, всю ночь ехали, устал малыш» — Джек поправил шерстяное одеяло на Ориане.

«Оплатите пошлину!»

«Конечно! Сколько?» — Джек достал мешочек с мелкими монетами.

«Патьдесят мараведи!» — явно соврал начальник (Джек знал, что такая пошлина берётся за провоз товаров на продажу, которых в коляске не было, а за транспорт с двумя пассажирами платили 20 мараведи).

Но спорить не стал, не желая обращать на себя внимание. Отсчитав медные монеты в протянутую руку стражника, тронул поводья и послушная лошадка, с которой они ещё не были знакомы, достаточно широким шагом двинулась в путь. Маршрут был разработан заранее – с этого места выходили две дороги – одна шла на северо-восток, на Сан-Себастьян, другая – прямо на юг, в нужном Джеку направлении.

Видя, что один из стражников смотрит вслед коляске, Джек направил лошадь на северо-восток, зная, что через десяток миль есть небольшой городок Эйбар, где дорога разветвляется и одна из них поворачивает на юг, прямо на город Витория,  в котором Дон Луис не рекомендовал  задерживаться. Ориана села рядом с отцом и с любопытством наблюдала за проплывающим мимо пейзажем.

Очень скоро они достигли Эйбара и на выезде из города повернули на дорогу, ведущую на юг. Ещё засветло проехали Виторию и свернули на постоялый двор. Зная, что на постоялых дворах в комнатах гораздо комфортнее живётся блохам,  клопам и прочим кровососущим насекомым, нежели  постояльцам, он договорился с хозяином, что заплатит за комнату, но спать они будут на свежем воздухе, в коляске. Кроме того, он заплатил за овёс для лошади и за приготовление ужина. Дон Луис предупредил Джека, что на постоялых дворах готовят еду из, так сказать, «материалов заказчика».

Поэтому в коляску заранее были загружены несколько корзин с продуктами, а в одной из них всю дорогу квохтали несколько живых кур. Одну из них, а также лук и полторы либры бобов Джек отдал хозяину для приготовления ужина и вернулся к коляске, которую поставил в углу двора, чтобы не бросалась в глаза любопытным.

Он застал дочку в компании лошади, аппетитно похрустывающей зерном.  Ориана гладила лошадку, причёсывала гриву и о чём-то беседовала с ней.  Занятая едой лошадь не могла отвечать членораздельно,  только изредка всхрапывала и утвердительно или отрицательно покачивала головой. Через некоторое время их позвали кушать.

Народу было не очень много, им нашлось место за длинным общим столом. От себя хозяин выставил глиняную бутыль лёгкого розового вина. После сытного, и неожиданно вкусного ужина, Ориане захотелось спать.  Джек как можно комфортней устроил девочку на дне коляски и она сразу заснула.  Из-за большого роста  Джек не мог улечься и сел рядом с Орианой, облокотившись на бортик коляски и с наслаждением вытянул ноги.  С правой стороны под рукой пристроил длинный кинжал, подаренный Доном Луисом, слева – свой старый рыбацкий нож.

Ночь прошла без происшествий. Их разбудил крик большого рыжего хозяйского петуха.

Было чудесное раннее утро, солнце ещё только выкатилось из-за горизонта и его, ещё нежаркие лучи, сверкающими  бриллиантами отражались в каплях утренней росы.

Позавтракав остатками ужина, накормив и напоив лошадь, наши путешественники в отличном настроении выехали со двора. Дорога вела в Толедо, в то время – Столицу  Испании.  Первым крупным городом на их пути был Бургос – менее 130 миль от Бильбао.

Поскольку торопиться было некуда, Джек решил отдохнуть пару дней в этом старинном городе.  За последние дни, заполненные трагическими событиями и долгими переездами, к  которым они ещё не привыкли, а также постоянному нервному напряжению в ожидании возможной погони, они очень устали. Но главное, почему Джек решил перевести дух в этом городе, заложенным ещё в 9 веке кастильским королём Альфонсо III Великим  на правом берегу реки Арлансон, было то, что в городе находился огромный Монастырь Лас-Уэльгас,  при котором был «Странноприимный Дом», предназначенный для приёма паломников и путников, а значит, можно было за небольшую плату отдохнуть на кроватях в уютных кельях и при этом не бояться кражи лошади и коляски.

Сведения об этом Монастыре они получили от Доньи Кармелиты – они как-то останавливались здесь с покойным мужем во время поездки в Толедо.

Вместо  запланированных двух дней, наши путешественники провели здесь целых четыре – так понравился им город и Монастырь, с его усыпальницами кастильских королей , знаменем Халифа Мухаммада Ан Насира, взятому в битве при Лас-Навас-де-Т олоса в 1212 году – одном из решающих сражений Реконкисты и другими удивительными реликвиями.

В небольшом, уютном ресторанчике под названием «Святой Крест», расположенном в двух кварталах от Монастыря, они попробовали местные блюда – известную во всей Испании колбасу «Морсилья де Бургос», которую здесь готовят из крови, сала и лука, Суп «Кастельяна» и знаменитую «Оллью» свинину, тушённую в одном горшке с бобами и овощами. Повидали Бургосский Замок на холме Сан-Мигель, а также – великолепный Дворец «Кордон», где совсем недавно короли Испании давали аудиенсию Великому Мореплавателю, Христофору Колумбу, вернувшемуся из Второй Экспедиции. Здесь же Колумб подарил королям золото, которое он привёз из Америки.

Утро следующего дня было  пасмурным, однако Джек принял решение продолжить путь. Он  взял за правило по возможности не ездить по дорогам Испании в-одиночку.  На дорогах между населёнными пунктами были нередки нападения бандитов, убийства путников, грабежи.  Поэтому, подъезжая к воротам города или околице деревни, где им приходилось ночевать, он терпеливо дожидался каких-нибудь попутчиков и присоединялся к ним. Вот и сейчас из города выезжала кавалькада, сопровождающая карету с дворянским гербом на дверце. Один из всадников, молодой рыцарь, отделился от группы и подъехав к коляске, заглянул внутрь.  И, конечно, был очарован Орианой, которая уже давно смыла грим с лица.

Стоит ли говорить, что до самого города Аранда де Дуэро его не мог надолго оторвать от коляски даже голос  отца, который ехал в карете со своей женой и двумя младшими детьми. Уже через час Джек и Ориана знали всё о семействе кабальеро,  Диего Мартинесе, префекте города Аранда де Дуэро и их сыне, восемнадцатилетнем Марсело. Оказывается, им было по-пути.

Когда кавалькада остановилась у придорожной таверны, чтобы немного отдохнуть и пообедать, Марсело представил своих новых знакомых родителям и, галантно подав руку Ориане, пригласил их за стол.  За обедом Ориана, получившая прекрасную школу Доньи Кармелиты,  своими манерами, воспитанием, умением поддерживать разговор на любую тему, и, конечно, своей красотой, а главное – чудесным смехом, напоминающим серебряный колокольчик, унаследованным от матери, так  расположила к себе родителей Марсело, что когда вся компания  добралась наконец до города Аранда де Дуэро, Дон Диего и Донья Сабина пригласили Джека и Ориану к себе в дом, который был больше похож на Дворец, чем на жилое строение.

Через три дня, когда Джек и Ориана садились в коляску, чтобы продолжить свой путь до Мадрида, их провожали Дон Диего Мартинес, его жена, а также грустный Марсело, который, похоже, влюбился в Ориану. Сеньор Префект,  не по-наслышке знающий о преступности на дорогах, отправил с ними трёх всадников, которые должны были сопровождать их до Мадрида и с рук на руки сдать другу Дона Мартинеса,  Префекту Мадрида.

Несмотря на тёплый приём, оказанный Джеку и Ориане   Доном Педро Веласкесом, прочитавшим письмо от своего друга, они решили не задерживаться в Мадриде, а ехать дальше, в Толедо, куда направлялся небольшой конный отряд, во главе с капитаном, пообещавшим доставить их в Толедо в целости и сохранности.

Помня о совете Дона Луиса не задерживаться в столице, так как граф Касерас наверняка должен был предположить, что беглецы, если поедут на Юг, не минуют этот город, они распрощались с галантным капитаном, командиром отряда, на въезде в Толедо, рядом с Постоялым двором, где, якобы, хотели остановиться.

Но когда всадники скрылись за поворотом, повернули направо, на просёлочную дорогу, в объезд и, хоть и потеряли пару часов, но выехали на главную дорогу южнее Толедо.  К вечеру  показались домики небольшой деревушки Сонсека, а прямо у дороги – Постоялый двор. Как всегда, Джек оплатил хозяину стоянку коляски и обслуживание лошади, отдал продукты для приготовления ужина и вместе с Орианой вошёл в Таверну.

Народу было достаточно, одну сторону общего стола заняла компания мужчин, в которых сразу можно было узнать военных. Перед ними стояло огромное блюдо с жареным мясом и кувшины с вином, к которым, судя по всему,  они успели не раз приложиться.

Одни громко пели, другие беседовали, перекрикивая друг друга, остальные постояльцы испуганно сгрудились в другом конце стола и молча ужинали, стараясь не привлекать к себе внимания подвыпившей компании. Немного свободного места оказалось рядом с здоровенным усатым мужчиной из компании военных и Джек подвёл Ориану к столу.

Он вежливо обратился к соседу, спросив разрешения присесть.  Мужчина повернул к нему красное от выпитого вина лицо, потом перевёл взгляд на Ориану, улыбнулся нехорошей улыбкой и ответил:  «Садитесь!  Но сеньорита сядет рядом со мной!»

Он схватил девушку за руку и потянул к себе: «Хотя нет!  Здесь ей будет удобней!» — и резким движением швырнул Ориану себе на колени.

В таверне стало тихо.

Ни секунды не раздумывая, Джек прыгнул на наглеца и, споткнувшись о лавку, нанёс ему сильнейший удар кулаком, целя в висок. Здоровяк ткнулся лицом в стол и молча съехал на пол.  Два солдата, сидевшие рядом вскочили на ноги и бросились на Джека.

Первый, наткнувшись на встречный,  рухнул во весь рост поперёк скамейки, другой попытался выхватить из ножен шпагу, но получив два удара в лицо, не устоял на ногах и присоединился к друзьям, не подающим признаков жизни. Их товарищи, повскакав из-за стола, толпой кинулись на Джека, который, почувствовав себя в своей стихии, заработал кулаками, как машина, мгновенно расчистив пространство перед собой.  Нападающие подались назад и ощетинились шпагами. Джек отпрыгнул к стене, схватив неизвестно почему оказавшуюся там  лопату.

Вдруг раздался спокойный голос: «Силенсио!» («Спокойно!)» Из-за стола встал пожилой человек, до этого с интересом наблюдавший побоище, и направился к месту ссоры. Джек сразу почувствовал в нём старшего компании.

Тот подошёл к Джеку: «Ты кто?»

И, не ожидая ответа: «Чем это ты их?» — кивок в сторону лежащих без движений тел.

«Покажи руки!»- Джек отбросил лопату, раскрыл пустые ладони.

«Как, просто кулаком?!»- недоверчиво покачал головой старший и обернулся к солдатам: «Хосе, посмотри под столом!» Один из солдат присел, осмотрел пол, поднялся: «Нет ничего, Сеньор!».

«Ничего себе!  Голыми руками уложил трёх моих бойцов!» Неожиданно положил руку на плечо Джека: «Я – Эрнан Перес дель Пульгар!  Слышал о таком?»

Среди сгрудившихся в углу посетителей Таверны прошёл  неясный шум… Джеку это имя ничего не говорило и он задумался, представляться или нет – вдруг это один из друзей графа Касераса. К Джеку подошла испуганная Ориана и, схватив за руку, прижалась к нему.

«Моя дочь» — представил Ориану Джек, чтобы сгладить неловкое молчание. В это время из-под стола с трудом вылез,  приведённый в чувство товарищами, здоровяк. Увидев багровый синяк на щеке «потерпевшего», Джек подумал: «Повезло дураку, не споткнись я о чёртову скамейку и попади кулак в цель, ты  без посторонней помощи встал бы только на Страшном Суде!».

Виновник драки стоял перед своим Сеньором, потупившись, глядя в пол.  «Эстебан, извинись перед сеньоритой и её отцом!» — жёстко скомандовал Сеньор Эрнан Перес дель Пульгар. Выслушав слова извинений, Джек первый протянул руку Эстебану, который схватил её двумя руками и прижал к сердцу.  «А теперь, сеньоры, выпьем за нашего нового друга!» — воскликнул Сеньор Эрнан и увлёк Джека и Ориану к столу. Позвали хозяина таверны, который получил указание принести лучшего вина и угощение для всех присутствующих.

После ужина, Джек уложил Ориану в коляске, а сам вернулся в Таверну. Застолье продолжалось до первых петухов. Когда все разошлись на ночлег, Джек присел на скамейку у стены.

Ему не спалось. Подошёл и присел рядом с ним молодой солдат.  «Вы в самом деле не знаете ничего о нашем командире?» — спросил он у Джека. «Во всей Испании нет человека, который бы не слышал о Доне Эрнане Перес дель Пульгаре!»

«Расскажи мне о нём» — попросил Джек. И вот что рассказал ему Хавьер (так звали солдата) о человеке,  с которым  свела его Судьба.

В 1195 году, во времена Реконкисты – освобождении Испании от арабских захватчиков, которое длилось более трёх веков, возле небольшого городка Аларкосе состоялось одно из крупных сражений между маврами и кастильцами. В этой битве победили арабы (мавры), которые, преследуя отступающих христиан, ворвались в Аларкосе и устроили чудовищную резню. Убивали всех – не только мужчин, но и женщин, и детей, и пожилых людей. Чудом удалось спастись немногим жителям Аларкосе.

Город был разрушен до основания и спасшиеся поселились в маленькой деревушке с длинным названием Посо-Секо-де-Дон-Хиль.  В 1255 году кастильский король Альфонсо Х Мудрый  основал посёлок, который был построен из камней разрушеного города Аларкосе, в одной миле от бывшего Аларкосе.

Все окружающие земли принадлежали воинственным рыцарским орденам. Рыцарская вольница творила на этой территории всё, что хотела. Чтобы укрепить королевскую власть в этом регионе, необходим был торгово-административный центр, откуда можно было бы осуществлять  королевский  контроль над поддаными Кастилии.

20 февраля 1255 года король даровал «поселенную хартию» этому посёлку и велел окружить его овальной каменной стеной с семью воротами и переименовал его в Вилья-Реаль («Королевский посёлок»).

В 1300 году в  Вилья-Реале был образован «Унион Санта Эрманидад» (Союз Святого Братства) для борьбы с беспределом, творимым рыцарями Орденов, бандитизмом и грабежом купцов на дорогах в Андалусию.

В 1348 году в Испании разразилась страшная эпидемия чумы, которая «зацепила» и Андалусию и длилась почти 2 года. Потом здесь начались междоусобные феодальные войны, длившиеся почти всё время царствования короля Педро I (1350-69 г.), неслучайно получившего в народе прозвище «Жестокий».

Эти земли почти обезлюдели.

В 1381 году кастильский король Хуан I совершил удивительный поступок – он выкупил из египетского плена последнего Правителя Армянской Киликии, захваченной турками, Левона VI (1342-43) и, чтобы не умалять его королевское достоинство, создал для него маленькое королевство, пожаловав ему до конца жизни (без права наследства) города Мадрид, Андухар и Сьюдад Реаль со всеми землями между ними.  И вдобавок к этому – содержание в 150 тысяч  мараведи (тогда ещё золотых монет). Это возмутило местную аристократию и рыцарей, вынужденных присягать чужаку.

В 1390 году при загадочных обстоятельствах умер Хуан I (официальная версия – падение с лошади). Они начали настоящую войну против Левона  (который, кстати, тоже был не очень популярен среди высшей аристократии), буквально засыпав жалобами короля Энрике III.

Левон не стал ожидать, когда какая-нибудь неадекватная лошадь сбросит и его и, отказавшись от всего, отбыл во Францию.  В 1420 году во время заседания Кортесов (так назывался тогда Парламент Кастилии) в Тордесильяс, принц Энрике Арагонский попытался организовать путч  и, совместно с рыцарскими Орденами, захватить трон, убив Короля Хуана II.  Короля защитила местная милиция из Вилья- Реаль, за что благодарный король переименовал город в Сьюдад Реаль («Королевский Город») и даровал титул «Очень Благородный и Очень Верный» а также множество привилегий. В 1475-79 королева Изабелла Кастильская вела войну с любимой сестрой Хуаной за Кастильский престол.

Рыцарский Орден Калатравы поступил не очень по-рыцарски, поддержав  в этом семейном «междусобойчике» Хуану  и напав с 1475 году на город Сьюдад-Реаль (который принцесса Хуана, по-видимому пообещала  руководству Ордена вместе с множеством кукол и прочих сладостей).

Официальным поводом нападения был объявлен  якобы найденный документ о том, что этот город был дарован Ордену ещё в 1280 году королём Альфонсо Мудрым.  Жители города поставили под сомнение подлинность документа, а король Альфонсо, каким бы Мудрым он не был, не смог подтвертить претензии Ордена.  Горожане, вооружившись, отбили натиск рыцарей. За это королева Изабелла подтвердила все привилегии городу и даровала новые.

Так вот, принимая во внимание всё вышеизложенное относительно боевого духа горожан, становится совершенно ясно, что только город с такой славной историей как Сьюдад-Реаль  мог подарить Испании  Великого Дона Эрнана Переса дель Пульгара.  Что он и сделал  27 июля 1451 года.

Видимо Великий и Несравненный Герой, Капитан Кастильской Королевской Армии, стал «продуктом творчества» всех жителей города, или значительной его части, потому, что о его детстве и юношестве вообще ничего не известно.  Имеются многочисленные свидетельства только о его блестящем владении оружием, что даёт основание предполагать, что он родился либо в кольчуге (вместо рубашки), либо с мечом в одной руке и шпагой в другой.

И подтверждением тому являются действительно выдающиеся подвиги, совершённые им в эпоху Реконкисты.  Неслучайно Дон Эрнан снискал благосклонность королевы Изабеллы Кастильской и данное ему прозвище «Командир Подвигов». И недаром на его дворянском гербе красуется девиз «Преодолевать и не отступать».

Дон Эрнан был рождён для войны.  Ещё юношей он участвовал в войне против Португалии в качестве оруженосца. Но прославился он в войне с Гранадой – последним арабским халифатом на Пиренейском полуострове.

В 1482 году со своим отрядом и Герцогом Кадисским, оказавшись в полном окружении в Аламе, он сумел вывести свой отряд   к  Антекере благодаря рискованной операции, и разорвать кольцо осады, за что был назначен Военным Губернатором Аламы.

Другой случай:  благодаря им же разработанной операции и личному мужеству,  имея всего 80 солдат, он сумел взять штурмом прекрасно укреплённый, защищаемый многосотенным гарнизоном, замок Де Салар.  Захватил город Велес-Малагу и одержал победу при Бентомесе.  В ходе битвы  при Абен-Саиде он лично убил командующего гранадской армией и тем решил исход сражения, за что король Фердинанд произвёл его в рыцари и присвоил дворянский титул.

Также необыкновенно интересный случай:  Отряд капитана Эрнана находился в осаде в замке Боабриль, что в Салобренье и городские колодцы полностью опустели. Не имея сил взять замок штурмом и зная, что гарнизон сидит абсолютно без воды, мавры прислали парламентёров, предложив почётную сдачу. Но капитан Эрнан в категорической форме отказался от сдачи.

Когда парламентёры удалились, он влез на стену и попросил своих солдат принести последний оставшийся кувшин с водой. Он умылся на виду всего лагеря мавров и швырнул ещё почти полный кувшин вниз со стены.  Мавры решили, что сведения, полученные от лазутчиков, ошибочны и у гарнизона достаточно воды чтобы продержаться ещё долгое время.  Ночью они сняли осаду и ушли. Но главный подвиг капитана, благодаря которому он вошёл в историю – взятие Гранады.

С 15 солдатами он пробрался ночью в город, к Главной Мечети.

Первоначальный план был – поджечь мечеть, тем самым вызвать панику у неприятеля.  Но поджечь каменное здание ему не удалось.  Тогда он оставил на стене листок с религиозным текстом «Аве Мария» и предупреждением о скором взятии города. А сам со своими бойцами пробрался к зданию городского управления «Алькасерии», снял часовых и поджёг  здание.

В городе началась суматоха, воспользовавшись которой он сумел пробиться в королевский лагерь Санта Фе и уже с войском вошёл в Гранаду.  После взятия Гранады в 1492 году, он обосновался в Севилье и женился на на Эльвире Перес дель Арко.   Вот с таким человеком свела Судьба Джека Джозефа Ан Гофа.   А в настоящий момент капитан Эрнан со своим небольшим отрядом ветеранов войны едет в Толедо по приглашению Их Королевских Величеств.

Утром за завтраком, Дон Эрнан предложил Джеку принять участие в их поездке в Толедо. Но Джек рассудил, что уж во всяком случае, в кругах, близких к Королю, наверняка окажется кто-нибудь из друзей Графа Касероса, что им с Орианой не сулит ничего хорошего.  Поэтому он вежливо отказался от такой чести. Тогда Дон Эрнан Посоветовал Джеку ехать в Севилью и там дождаться его возвращения из Толедо.  На том и порешили.  Тепло попрощавшись со всем отрядом, Джек и Ориана выехали дорогой на Сьюдад-Реаль.  После того, как Джек рассказал Ориане историю этого города и капитана Эрнана, девочке очень хотелось побывать там.

Переночевав две ночи в Постоялом Дворе на окраине  Сьюдад-Реаля и походив по улицам легендарного города,  наши путешественники двинулись в Кордову, до которой было 118 миль. Страх перед погоней полностью отпустил их.  Не нужно было торопиться, прятаться, скрываться.

Дорога была хорошая.  Настроению соответствовала и очень тёплая, сухая,  солнечная погода – за всё время только два раза прошёл кратковременный тёплый дождь. До Кордовы добрались за неделю.

Решили не задерживаться – ведь до намеченной цели – Севильи, оставалось совсем немного.  При выезде из города им удалось познакомиться с большой многодетной семьёй, ехавшей в Севилью на двух тяжёлых, сильно загруженных, повозках.

Через 4 дня они прибыли в небольшой, удивительно симпатичный городок Белалькасар. Он так понравился Ориане, что они решили пожить здесь подольше.  Постоялого Двора здесь не было, но Джеку удалось снять чистую светлую комнату, прямо в таверне, находящейся прямо на Пласа дель Армас, напротив Кафедрального Собора.

Хозяйка, сеньора Глория, очень миловидная, тридцатилетняя вдова, своим добрым, лёгким, весёлым характером, чем-то напомнила ему Мари, от чего у него защемило сердце. Они как-то сразу сошлись с Орианой, что очень понравилось Джеку.

Он поражался работоспособности хозяйки – она в-одиночку тянула дом, таверну и даже три комнаты на втором этаже сдавала жильцам. При этом умудрялась быть всё время весёлой, быстрой в движениях, очень чистоплотной. В отличие от большинства таверн, в которых приходилось питаться Джеку и Ориане в течение всей длинной дороги от Бильбао, Таверна блистала чистотой, как и посуда, скатерть на столе, постель в комнатах. И готовила она очень вкусно.  Видимо поэтому Таверна «У Глории» пользовалась большой популярностью.

Сюда приезжали даже жители близлежащих городков и сёл справлять семейные праздники  да и  просто отдохнуть и вкусно покушать.   Но однажды, когда Джек с Орианой кушали любовно приготовленный хозяйкой обед, в Таверну ввалилась компания из четырёх разновозрастных мужчин. Вольготно расположившись за столом, они потребовали вина и «чего-нибудь поесть».

Мужчины громко, не стесняясь в выражениях, обсуждали свои темы, налегали на вино и быстро захмелели. Стали часто подзывать к столу хозяйку, что-то говорить ей впоголоса, от чего Глория краснела, но явно сдерживалась, очевидно верная своему правилу не доводить дело до скандала. Но подвыпившие парни всё больше наглели, пытаясь хватать её,  она ловко уворачивалась от сомнительных ласк,  стараясь превратить всё в шутку.

Однако посетители стали проявлять всё большую настойчивость и, наконец у одного из них здорового волосатого парня, лопнуло терпение.  Он подозвал Глорию и вдруг грубо схватил, повалил  себе на колени и запустил руку под одежду.  Другой рукой крепко зажал ей рот, так что она могла только тоненько попискивать, как птичка в лапах кота. Джек, старавшийся не обращать внимания на хамство посетителей, не выдержал.

Вскочив из-за стола, он рванулся к насильнику, схватил его за ворот рубашки и что было силы хряснул  головой об стол. Раздался дикий рёв, парень отшвырнул от себя полузадушенную Глорию и, истекая кровью из сломаного носа, кинулся на Джека. Джек встретил его сильнейшим ударом правой, но сумел только на мгновение остановить озверевшего противника.

Тут на него сзади накинулись двое, пытаясь заломить руки, и в это время окровавленный  гигант рванулся вперёд, стремясь обхватить Джека своими мощными  руками. Джек резко наклонился вперёд и атакующий противник всей массой своего тела ударился лицом о подставленную голову.  Раздался дикий вой, парень закрыл лицо руками, сквозь пальцы хлестала кровь,  а Джек  подсел и резко с поворотом рванулся влево, высвободив правую руку. Первый же удар правой пришёлся прямо по затылку того мужчины, что вцепился в его левую руку. Тот беззвучно повалился на пол, освободив левую руку и уже левый кулак Джека, описав короткую траекторию, нашёл подбородок противника. За эти короткие мгновения четвёртый противник успел выхватить нож и занёс над головой … но опустить не успел.

Тихо ойкнув, он свернулся на полу как ёж,  от могучего удара в живот.  Джек оглянулся. Двое новых посетителей, очевидно, муж и жена, стояли у дверей, округлившимися от ужаса глазами наблюдая за расправой. Глория стояла  с белым лицом, прижавшись спиной к стене и разбросав руки, как на распятии. Только Ориана смотрела на отца с восхищением, победно вздев кулачки.

Придя в себя,  Глория сделала два шажка к Джеку и склонила голову ему на грудь. Он мягко отстранил её и подошёл к искалеченному гиганту.  Тот сидел на скамейке у стола, закрыв лицо руками, бессмысленно раскачиваясь и тихонько подвывая.  Джек взял его за воротник, тот без сопротивления поднялся, оказавшись на голову выше немаленького Джека и послушно, как телёнок на привязи, пошёл к двери.

Выведя его на улицу, Джек вернулся в Таверну. Один из противников уже сидел на полу и, увидя подошедшего Джека, испугано отшатнулся.  Джек наклонился над поверженными гладиаторами.  Скомандовал: «А ну, встать!»,  Бойцы зашевелились, с трудом встали и, с опаской оглядываясь, пошли к двери.  «А платить кто будет?» Остановившись, мужчины вытащили из карманов монеты,  не считая, положили на стол и тихо вышли, аккуратно закрыв за собой двери…

Вечером, когда Джек с Орианой спустились в Таверну на ужин, Глория принесла тарелку с жареным мясом, горшочек с тушёными бобами и чашку с засахареными фруктами. Подошла к Ориане, погладила её по головке и, улыбнувшись, сказала: «За счёт заведения»!

Когда  Джек и Ориана поужинали, она подсела к ним и заговорила: «Сеньор Джек, Вы видите, как тяжело быть одной? Меня некому защитить, мне некому помочь.  Я предлагаю Вам быть моим компаньоном.  Доход – пополам. Вы согласны?»  Так и остались они жить в Белалькасаре.

Ориана давно проснулась, но не шевелилась, не тревожила отца, видя, что он весь ушёл в воспоминания…

Джек повертел в руках уже почти готовый корпус кобла, и, заметив, что дочка уже не спит, приобнял её за плечи.  Ориана взяла в руки вырезанную  отцом лодку:

«Папа, это наша лодка!  Ты и парус сделаешь?»

«Конечно, дочка.  И мачту. И всю оснастку».

«Папочка, подаришь её мне?  Я её поставлю у себя в комнате!» 

«Ну конечно подарю!  Интересно, а для кого же я её делаю-то?!».

Вдруг они услышали собачий визг – из-за угла выскочила небольшая чёрная дворняжка. Бежала она с трудом, видно было, что она не может ступать на заднюю ножку.

За ней бежала ватага подростков, на бегу швыряя камни.  Собака видимо больше не могла бежать, за ней оставался кровавый след, она замедляла бег и, видимо сдавшись, заковыляла к стене на противоположной стороне площади, прижалась к ней, в тщетной попытке спрятаться от своих мучителей…

Мальчишки тоже остановились, но, отрезав собаке пути к спасению, с необъяснимой жестокостью продолжали забрасывать её камнями. В это мгновение  на площади появился худенький мальчуган, лет  двенадцати с виду,  и устремился к собаке, которая уже перестала повизгивать и под градом камней легла под стеной, не подавая признаков жизни…

Подбежав к несчастному животному, паренёк опустился перед ней  на корточки и взял её на руки. Собака не двигалась, её голова свесилась набок, пасть приоткрылась, обнажив зубы в страшном смертном оскале … Мальчик плакал, видно было, как вздрагивают худенькие плечи под ветхой рубашкой.

Осторожно, будто боясь сделать собаке больно, он опустил её на землю и медленно встал.  Повернулся к парням и решительно двинулся к ним. Те насмешливо смотрели на него, с интересом ожидая, какие же действия он предпримет в ситуации, в которой не мог причинить им ни малейшего вреда.

Мальчуган, подойдя к ним на расстояние пары шагов, и неожиданно, закричав что-то нечленораздельное, кинулся на самого крупного парня, видимо вожака компании, и, размахнувшись, изо всех сил ударил верзилу кулаком в лицо. Не ожидавший стремительной атаки парень даже не успел защититься и удар, хоть и слабый, всё же дошёл до цели.  Не столько пострадавший, сколько униженный, вожак, влепил звонкую затрещину обидчику и, обхватив его обеими руками, швырнул на землю.

Мальчуган тут же вскочил, роняя капли крови из разбитого носа, снова кинулся в драку. И  наткнулся на новый удар, от которого упал, как подкошенный.  Но тут же, как пружинка, вскочил и яростно кинулся в бой, вентилируя воздух кулаками, по причине невозможности достать противника, в силу огромной разницы в росте. Тот схватил его в охапку и снова швырнул на землю, как щенка.

Парнишка снова вскочил и, размазывая слёзы и кровь по лицу снова пошёл вперёд, навстречу новой затрещине… Парням очень скоро наскучило смотреть  однообразное  избиение и они направились в ближайший переулок. А мальчуган подошёл к мёртвой собаке и, сев на землю, взял её на руки, всхлипывая и что-то нашёптывая, стал гладить убитую собачонку.

Ориана с жалостью наблюдала эту сцену и даже несколько раз порывалась кинуться на защиту мальчишки, но Джек каждый раз движением руки останавливал её,  сам очень внимательно наблюдая за поединком. Когда подростки скрылись в переулке, он вытащил из кармана платок, дал его Ориане и попросил позвать парнишку.  Ориана родошла к мальчику, присела на корточки и стала вытирать ему окровавленное лицо отцовским платком. А он широко открытыми  глазами, не отрываясь, смотрел в эти, удивительной синевы  глаза и не мог отвести взгляда.  Она показалась ему  Ангелом, сошедшим с небес  и каждое прикосновение её платка к избитому лицу, доставляло ему необъяснимое блаженство…

Ориана взяла  паренька  за руку, он  поднялся. «Тебя зовёт мой папа, пойдём».  Он послушно пошёл за нею.  Джек взял его за руку, посадил рядом на скамейку.

«Как тебя зовут?» «Себастьян.  Себастьян Мойяно.»

«Молодец!  Ты – настоящий мужчина.  Хорошо дрался.  Но ты ничего не умеешь!  Хочешь, я научу тебя драться так, что в следующий раз ты этого парня отлупишь? Сколько тебе лет?».

«Четырнадцать!»

«Вот как?  А я думал, тебе двенадцать. Так хочешь научиться драться?».

У Себастьяна перехватило дыхание от надежды и он сумел только кивнуть головой.

«Пошли!» Джек поднялся со скамейки, взяв за руки Ориану и Себастьяна и повёл их в патио.  Там, на дереве висел кожаный мешок, набитый горохом – точно такой, какой Майкл смастерил когда-то для тренировок Джека. «  А ну-ка, ударь!» Себастьян ткнул кулаком в мешок.

«А сильнее можешь?» Парнишка размахнулся и что было силы ударил. Мешок  закачался.

«А вот теперь смотри»:  Джек не сделав ни малейшего замаха  с неожиданной скоростью и силой как бы выстрелил кулаком в мешок.  А мешок почти не качнулся!  Хотя Себастьян, представив себе такой мощный удар, доставшийся ему, поёжился…

«Вобщем так.  Заниматься начнём завтра.  Ты сможешь приходить каждый день?»  Себастьян  кивнул: «А сколько я должен платить?»

Он не смог сказать, что денег на оплату у него нет совсем…

«Не нужно платить!  Я хочу сделать из тебя настоящего бойца.  Но если хоть раз не придёшь – не приходи совсем! Договорились?»

«Да что он такое говорит?! – подумал Себастьян —  Да чтобы я — не пришёл?!» Себастьян никогда не был так счастлив!  Мало того, что этот мужчина, который сразу понравился ему,  сделает его Непобедимым, он сможет каждый день видеть Ориану!

Этот необыкновенный  день был так непохож на все другие дни его небольшой жизни, что Себастьяну не хотелось возвращаться домой… Собственно, дома у него не было.  Жил он у своего старшего брата, приютившего его, после того, как он сбежал от родителей после очередной порки, устроенной ему отцом.

Брат, Педро, жил отдельно в небольшой развалюхе с крикливой женой и двумя младенцами. И сам он,  и уж конечно,  Далия, не были в восторге от того, что вынуждены тесниться, да ещё и кормить вечно голодного мальчишку. Места в единственной комнате ему не нашлось, поэтому спал он во дворе, на мешке, набитом соломой.

В особенно холодные зимние дни или в случае дождя,  он перетаскивал тюфяк в овчарню – у брата было  полтора  десятка овец и три козы, составлявшие основу его «благосостояния» и небольшой участок земли, на котором произрастали лук и бобы.  Поэтому питание было более, чем скудное – бобовая похлёбка, овечий сыр и лук.  Только по очень большим праздникам – немного мяса. Даже хлеб лишь изредка появлялся на столе. Правда изредка  Себастьян ходил на речку, где иногда удавалось поймать несколько небольших рыб, что несколько разнообразило семейное меню.

В общем-то, это был дежурный рацион большинства крестьянских семей в Андалусии. Хотя Себастьян, представляясь кому-нибудь, назвав своё имя и фамилию, гордо добавлял: «Идальго!»  И, как это не покажется странным – он не врал.  Его семья была дворянской и даже имела свой родовой герб, хотя и жила в страшной нищете.

 

Для того, чтобы понять этот феномен, нужно знать Испанию тех времён

 

В 8 веке на территории почти всего Пиренейского полуострова, после крушения Римской Империи, существовало Вестготское Королевство, раздираемое феодальными  войнами. В 711 году, один из феодалов, потерпев поражение в сражении с соседями, призвал на помощь арабов-берберов из Северной Африки (их впоследствии называли маврами).

Армия арабов под начальством военачальника  Тарика ибн Зияда, высадилась в районе нынешнего Гибралтара и вблизи Херес-де-ла-Фронтера, что на реке Вади Бекка и нанесла поражение армии вестготов, тем самым покончив с 300-летним существованием Государства Вестготов.

Буквально за несколько лет арабы захватили почти весь  Пиренейский полуостров, который вошёл в состав Багдадского Халифата Омейядов.

Через   десять лет независимость сохранили только несколько областей  Горной Астурии.  Завоеватели довольно прилично относились к побеждённым христианам, щадили их обычаи, язык, религию.  Да и грабили, в общем-то, «по-божески».  Добровольно принявшие ислам рабы получали свободу.  В 755 году арабы Пиренейского полуострова вышли из состава Халифата Омейядов, который к этому времени  уже стал Халифатом Аббасидов и создали своё государство под названием Кордовский  Халифат.

Почти 700 лет шла освободительная война народов Испании от мусульманского владычества., которая окончилась только в 1492 году взятием христианами г. Гранады.  Более  чем семисотлетняя война привела к тому, что появилась и закалилась в боях,  многочисленная, своего рода военная каста из солдат, за свои личные подвиги на полях сражений, получивших первый   наследственный дворянско-рыцарский титул  «идальго»., с присвоением родового герба и ряда привелегий, среди которых было право на ношение шпаги (сабли).  Но вот, в 1492 году война закончилась.

По всей Испании бродили толпы голодных, нищих идальго, не умеющих ничего делать, кроме как воевать. Вот таким и был дед Себастьяна, в одном из сражений сумевший спасти командира отряда, графа Альфонсо II от пленения маврами и получившим за этот подвиг титул идальго. Когда, в очередном бою он сложил буйную голову, Владетель замка Белалькасар, Граф Альфонсо II, выделил небольшой участок земли и  учредил небольшую ренту его семье.  Сумма  мизерная, но она давала возможность как-то существовать семье Мойяно. Другим идальго повезло меньше, они бродили по Испании небольшими группами, грабили купцов, горожан, крестьян.

Лишь немногим удавалось устроиться телохранителем к какой-нибудь даме из аристократической семьи или управляющим в имение важного сеньора.

• Вот как писал об идальго один из писателей того времени, Эстебанильо Гонсалес:  «… Весь капитал – их честь, полученная в наследство от предков его рода, которые сражались за веру.  Но уже нет мавров, с которыми можно было  бы сражаться. Поэтому – отправлялись за моря под знамёна Кортеса и Писарро, но те, кто остался – были не у дел.  Работать и платить налоги – потерять честь. Поэтому – шли в города, абсолютно нищие, искали чем поживиться. Им было свойственно гипертрофированное чувство чести, которое и отличало идальго от прочих. «Дворянин не должен никому другому, кроме как Богу и королю и не подобает ему, как благородному человеку пренебрегать  хотя бы минутным неуважением к своей персоне. Если Граф не снимет передо мною шляпы в ответ на моё уважительное отношение – я должен достать шпагу. Шпага – символ моей чести и я не променяю её на всё золото мира»…

И короли Испании ломали себе головы, не зная, куда девать эту вольницу, которая могла бы своими воинскими достоинствами украсить любую армию мира, но была вредна и опасна в мирное время.  И вот тут, в 1492 году, сразу после взятия Гранады и окончания Реконкисты,  при дворе испанской королевской четы Фердинанда и Изабеллы появился смелый и знающий авантюрист, Христофор Колумб, предложивший свой фантастический план поисков морского пути из Европы в Индию.

Надо сказать, что это было не первое предложение,  сделанное Колумбом Их Королевским Величествам – свой план он предлагал и королю Португалии, и Генуэзской Республике и даже итальянским Герцогам.  По пути из Италии в Португалию пару лет назад, он уже наносил визит в Толедо.

Но тогда испанская королевская чета была занята войной с маврами и и отмахнулись от него, как от надоедливой мухи.  Теперь это предложение подсказало им выход из непростой ситуации. В случае открытия морского пути в Индию – Испания получила бы средства для восстановления своего могущества. И само собой появилось  дело для оставшегося без работы испанского воинства. Колумбова авантюра, как известно, увенчалась неожиданным успехом – он открыл множество островов и огромный континент, откуда уже сейчас поступали в Метрополию золото и серебро, жемчуг и драгоценные камни,  дорогие породы дерева и незнакомые продукты…

Так что теперь все мальчишки возраста Себастьяна мечтали поскорее вырасти и поехать в сказочную Америку за Славой и Золотом. Тем более, в Испании Себастьяну вообще ничего «не светило» в плане жизненных перспектив  — в то время существовал закон о «майорате» — то есть ВСЁ наследство семьи получал старший по возрасту сын.

Себастьян вытащил свой матрац, набитый сеном, во двор – ночь была звёздная, дождя не предвиделось.  Дневная жара сменилась ночной прохладой, Себастьян лежал на спине, заложив руки за голову и глядя на золотые яркие звёзды, усыпавшие тёмно-синее бархатное небо,  грезил  образом  сказочно прекрасной девочки с золотым нимбом волос и сияющими бирюзовыми глазами…

Утром, лишь только взошло солнце, он уже маялся на  знакомой со вчерашнего дня скамейке, стесняясь постучать в ворота. Наконец скрипнула калитка, вышел Джек: «А ты чего не постучал? Мы с Орианой давно встали!  Ну, заходи».

Когда они прошли в патио, из дома выпорхнула Ориана, подбежала к Себастьяну, по испанскому обычаю  чмокнула его в щёку и что-то защебетала, но он не понимал ничего. У Себастьяна на мгновение остановилось сердце и ослабели колени… Мало-помалу сознание и способность воспринимать окружающее вернулись к нему и он опять услышал милый голосок и серебряный смех.  Себастьян де Мойяно де Белалькасар будет вспоминать это волшебное  утро всю свою жизнь…

Он услышал голос Джека: «Иди сюда! Значит, так. Снимай рубашку. Ты обежишь площадь пять раз. Потом скажу, что делать дальше. Пошёл!»

Себастьян обежал площадь, а, поскольку хотел выполнить задание как можно быстрей, быстро устал. Хотел перейти на шаг, но увидел, что в воротах стоят и наблюдают за ним Джек и Ориана, задыхаясь, продолжал  бежать. Сейчас он бы скорее умер, чем показал  свою слабость. Пять кругов он одолел и на подгибающихся ногах подошёл к Джеку.  Вошли в патио.  Джек показал ему на лежащее на земле толстое бревно и воткнутый в него топор.

« Теперь ты должен перерубить его вот по этой линии» — Себастьян увидел на бревне зарубку – « И затем будешь отрубать по одному полену каждый день!»

Это оказалось очень трудным делом и Себастьяну потребовалось много времени и сил для выполнения этого требования. К концу работы у него налились свинцом все мышцы. «А теперь пойдём на реку – купаться!» Ориана радостно взвизгнула и помчалась в дом за простынёй. Река была далеко.  Дорога показалась уставшему Себастьяну очень длинной. Когда пришли на реку, Джек подозвал Себастьяна к себе.

«Ориана  искупается, а мы с тобой пока кое-что поищем». Оставив Ориану около вещей, они пошли вдоль берега, пока не подошли к отмели, усыпаной валунами. Джек поднял один из них и протянул Себастьяну:  «Возьми».

Но, увидев, с каким усилием мальчик держал камень, сказал: «Ладно, брось.  Это пока не для тебя» — и показал на валун поменьше: «А ну-ка попробуй этот» —  Себастьян поднял камень.

«Вот, этот годится.  А ну-ка толкни его двумя руками от груди как можешь дальше».

Камень упал на расстоянии где-то в пять локтей.  Они подошли к упавшему валуну. «Подними и толкни снова». Так они прошли почти до Орианы, которая сидела на песке и, что-то напевая,  плела  венок из растущих рядом  голубых цветов. Себастьян не мог припомнить, когда он так уставал, как сегодня.  Но после купания тяжесть в мышцах прошла и он ощущал только приятную усталость. Джек взял валун.

«Вот это для тебя будет каждый день и надолго! Ну, пошли домой!».  По дороге  Ориана  шалила как ребёнок — чем  просто умиляла Себастьяна.

Когда пришли в Таверну, их встретила улыбающаяся Глория: «А ну пошли кушать! Голодные?».  В Таверне было много народу, поэтому  Глория подала им еду прямо в патио. Себастьян страшно стеснялся, но, попробовав такую вкусную еду, какую  никогда не пробовал, не мог удержаться и съел большую миску густого мясного супа и кусок варёного мяса с бобами. Джек с одобрением смотрел , как мальчик уплетает обед и подкладывал ему всё новые порции.

«Ну вот, Себа (так Джек с тал называть Себастьяна ), теперь иди, отдыхай.  Завтра обязательно приходи, хорошо?» .  Себастьян поблагодарил и отправился домой со странным чувством, что именно этот дом – его настоящий дом.

Утром Себастьян проснулся поздно.  Все мышцы болели.  С трудом сел.   И почувствовал, что у него просто нет сил встать, а о какой-нибудь работе не мог даже думать…  Снова лёг. Подумалось:  «Нет,  не пойду. Сегодня всё равно делать ничего не смогу.  Завтра скажу сеньору  Джеку,  что брат заставил пасти овец….».  Себастьян повернулся на другой бок и закрыл глаза.

«Если не придёшь хоть один раз – не приходи совсем!  Договорились?» — вдруг всплыли в памяти слова Джека. Снова сел. Мягкий матрац притягивал с неодолимой силой: «да ладно, жил же я как-то без этих изнурительных занятий. И проживу …»

И вдруг услышал серебристый, как весенний ручеёк, смех, увидел золотые волосы, удивительные глаза… «Не придёшь хоть  один раз – не  приходи совсем!»…

И он понял, что просто не сможет больше жить! Себастьян, кряхтя как старичок, поднялся. И пошёл!  Но, глянув на то, как высоко поднялось солнце и представив, сколько уже времени, ускорил шаг, перешёл на бег.  И – странное дело – во время бега боль в мышцах отпустила его и к заветным воротам он прибыл в полной готовности к занятиям! Он не успел постучать в калитку, как она открылась – на пороге стоял Джек. Оглядев Себастьяна, понимающе улыбнулся: «Ну, проходи.  Поздновато ты сегодня».

Они вошли в патио. «Ну, я вижу, ты уже пробежался? Бери топор.  Помнишь, что надо делать?»  Себастьян кивнул, взялся за топор.  Дело шло с трудом.

Вдруг раздался голосок:  «Ола (привет), Себа!  Что так поздно?!» — Ориана вихрем налетела на него, чмокнула в щёку, шутливо нахмурилась – «Давай, работай, лентяй!» На душе у Себастьяна стало легко и радостно, боль и усталость разом улетучились и он с удвоенной энергией заработал топором.

Когда закончил работу, подошёл Джек. «Ну вот, видишь, сегодня уже лучше.  И быстрей! Молодец!».  Потом пришлось подтягиваться на ветке дерева, толкать валун, бить по мешку и в толстую пачку кожаных обрезков, прибитых к деревянному столбу … Потом снова обедали вместе.

Шли недели.  Себастьян втянулся в занятия, стал крепче, сильнее, ловчее, прибавил в весе.  Особенно ему нравились, когда Джек выносил из дому кучу тряпок, которые наматывали на руки и Джек  учил его бить и защищаться. Старый боксёр старался передать своему ученику всё, что умел сам, придумывал новое, особое внимание уделял передвижению и защитам – то есть, всему тому, что приносило ему победу в бесчисленных боях.

Так прошли лето,  осень, зима.  Наступила весна.  Город Белалькасар готовился к ежегоднойсвоё время  Королева Испании Изабелла, за большие заслуги в Реконкисте, даровала городу  право на проведение ежегодной ярмарки.  Это была Великая милость, так как на ярмарку съезжались крестьяне, ремесленники и купцы со всей Испании, что давало большой доход как Сюзерену города, так и городским властям и, естественно, жителям  Белалькасара.

 

 

Так как Таверна и помещения для проживания на время ярмарки были забиты до отказа, Глории было очень трудно одной, и  Джек работал, помогая ей с утра до вечера.   Он отпустил Себастьяна на всю ярмарочную неделю  и он, как и все городские подростки, без дела болтался по площадям и улицам города, глазел на выступления бродячих артистов, певцов, фокусников, клоунов.

В один из дней ярмарку посетила  Графиня  Эльвира де Зуньига.  Она ехала на прекрасном коне во главе большой свиты и, въехав на Пласа дель Армас, стала, согласно традиции, пригоршнями бросать в толпу медные и серебряные монеты, на которые  воробьиными стайками бросались дети и подростки. То там, то здесь, вспыхивали споры, ссоры и даже нешуточные драки между подростками.

Среди них был и Себастьян, который после года такой серьёзной подготовки, превосходил своих ровесников в скорости, ловкости и реакции, поэтому его  карманы довольно быстро достаточно оттопырились. Очередная порция монет упала в пыль невдалеке от лошади  Доньи Зуньиги, Себастьян успел первым и сразу вычислив среди  медных денег две большие серебряные монеты, кинулся к ним. Одну он успел схватить, и, наклонившись за второй, тут же получил сильный удар ногой в грудь. Выпрямившись, он нос к носу столкнулся с тем верзилой, который избил его год назад в той, им не забытой драке на площади.

Парень протянул ладонь: «Давай деньги!» — и, увидев, что Себастьян вовсе не собирается выполнить его требование, размахнулся, чтобы влепить оплеуху. Но короткий встречный удар в подбородок мгновенно свалил его с ног.

Второй удар опрокинул его товарища, стоящего рядом. Двое ребят из этой компании тут же кинулись наутёк, оставив поле боя, с поблёскивающими в пыли монетами, победителю.  Себастьян не торопясь собрал деньги,  сунул себе в карман и вдруг увидел прямо рядом с собой лошадиные ноги. Подняв голову он увидел над собой лицо пожилой дамы,  в богато расшитой золотом одежде.  Донья Зуньига с интересом наблюдала за дракой, в которой худенький, невзрачный паренёк так легко расправился с компанией рослых, крепких ребят. И теперь она жестом подозвала Себастьяна к себе.

«Мальчик, кто ты? Как тебя зовут?»

«Себастьян  Моньяно, идальго, Сеньора!»

Донья Зуньига порылась в своём кошельке и протянула Себастьяну сверкающую золотую монету:  «Это тебе, юный рыцарь, за отвагу! Когда закончится ярмарка – приходи вон туда» — и, показав  рукой на замок, тронула коня.

Счастливый  Себастьян ,  переполненный  восторгом, которым он немедленно, именно сейчас, должен был с кем-то поделиться  (немного найдётся нищих мальчишек, на которых обратила бы внимание столь высокая особа)  бросился  к ставшим ему родными людям в Таверну  «У Глории».  Ворота были открыты, он влетел  в патио, где в тени на скамеечке примостилась Ориана, которая что-то шила, ловко орудуя иглой. Девушка увидела Себастьяна, её лицо осветилось радостной улыбкой, и, как всегда, чмокнув его в щёку, взяла за руку и усадила рядом с собой. Себастьян, отдышался и, торопясь,  перескакивая с одного на другое, рассказал Ориане о сегодняшнем событии.

Девушка слушала его с широко открытыми глазами, а когда он окончил рассказ, вскочила со скамейки, хорошо знакомым ему жестом  победительно вздев кулачки, издала воинственный кельтский боевой клич, схватила его за руки и, стянув со скамейки, закружилась в стремительном танце.  Себастьян ещё никогда не встречал людей, которые бы так искренне радовались чужой удаче и его сердце переполнилось благодарностью. Они даже не заметили, как в патио появился Джек.

«Ну, что случилось? А ну, расскажите!» Ориана пересказала отцу  то, что рассказал ей Себастьян.

Джек слушал внимательно и, когда дочка закончила рассказ, удовлетворённо хлопнул Себастьяна по плечу  и стал задавать ученику вопросы.  К удивлению Себастьяна, его вопросы, в основном, касались деталей  драки, а не столь важному, с его точки зрения, приглашению в Замок. Джек не скрывал своего удовлетворения результатом уличного боя.  И именно тем, что  Себастьяну удалось взять реванш у того парня, который избил его на площади год назад.

Надо сказать, Джек давно искал возможность организовать поединок с настоящим противником, чтобы Себастьян  сумел реализовать навыки, полученные в результате занятий, в «боевых», так сказать, условиях. У Орианы же, «представительницы  противоположного пола», в голове появились более прагматические мысли:  «Папа, а в чём Себа пойдёт в Замок?  Себастьян,  у тебя есть приличная одежда?» Себастьян понурил голову. Об этом он и не подумал!

Ориана решительно взяла ситуацию в свои  руки:  «Ну, рубашку и штаны я пошью.  А вот как быть с обувью?» —  Себастьян  достал из кармана пригоршню серебряных и медных монет, а из другого – ярко блеснувший на солнце золотой соверен, подарок Графини:  «Вот, этого хватит?» Джек прикинул в уме  сумму:  «Золотой – спрячь.  Остального хватит. Подождите меня, спрошу разрешения у Сеньоры Глории – и пойдём на ярмарку».  Ориана  счастливо засмеялась, Себастьян с безмолвным обожанием смотрел на неё и не мог отвести взгляда.  Появился Джек: «Пошли!».

На площади, забитой навесами, столами, палатками, Ориана взяла на себя лидерство, деловито рассматривая ткани,  беседуя с продавцами и отчаянно торгуясь. Купцы, покорённые красотой этой маленькой девушки, уступали ей, в результате чего у Себастьяна появились  перчатки и  отрезы тканей на одежду.  На оставшиеся  деньги Себастьян купил плетённую корзинку засахаренных фруктов и глиняный кувшин пенистого яблочного сидра.

До окончания ярмарки оставалось 4 дня и они были заняты примерками, шитьём одежды.  Донья Кармелита из Бильбао, отдавшая так много сил воспитанию Орианы, была бы очень довольна своей ученицей. Девочка уже не раз шила обновки отцу. Любимой рубашкой Джека была «камиса», пошитая его дочкой к Рождеству в Бильбао. Он одевал её только по большим праздникам.

Но здесь Ориана превзошла себя! Из купленных тканей она пошила Себастьяну   белую «камису» — рубашку, штаны в обтяжку («кальцес»), короткие штаны («грегескос»), одеваемые поверх «кальцес» и узкий жилет  («корнесуэло).   Один из родственников Глории содержал «сапатерию» — обувную мастерскую на окраине города.  По просьбе  хозяйки таверны Себастьяну пошили сапоги в его мастерской, при этом деньги взяли только за материал.

На последней примерке Себастьян одел всё, пошитое Орианой и в первый раз в жизни примерил сапоги. Ориана вертелась вокруг него, где-то подшивая, где-то подкалывая, а потом побежала в Таверну, где Джек помогал обслуживать клиентов и за руки притащила отца с Глорией, чтобы они оценили её труд. Все были в восторге, а Глория принесла большое зеркало из своей спальни.  Глянув на себя в зеркало, Себастьян не поверил своим глазам: на него смотрел юный кабальеро, настоящий идальго, которому нехватало только шпаги на боку.

Проснулся он на рассвете и сразу помчался в Таверну – они договорились с Джеком  и Орианой с утра сходить на реку.  На этот раз компанию им составила и Глория, взявшая с собой промытой золы и букетик «мыльников» — белых  цветов, которые,  при растирании в воде,  дают пену.  Чисто вымытый, одетый во всё новое,  Себастьян и впрямь выглядел мальчиком из весьма обеспеченной семьи, особенно после того как Ориана, долго провозившись с деревянным гребнем и большими ножницами,  навела ему порядок на голове.

Подойдя к замку заранее, Себастьян  выждал, пока до него  донеслись звуки монастырского колокола, отбивавшего полдень  и постучал в ворота подвешенным тут же бронзовым молоточком.  Дверцу в воротах открыл стражник в шлеме и металлическом  полудоспехе.  Он расспросил Себастьяна, кто он и зачем пришёл, когда узнал что юношу пригласила сама Графиня, впустил его во двор, предложил присесть на мраморную скамью у фонтана, а сам направился к замку.  Себастьян  впервые оказался внутри крепостных  стен и был подавлен величием  и  суровой красотой колоссального каменного сооружения.  Ухоженный  травяной газон ярчайше зелёного цвета, кусты, так плотно усыпанные голубыми, жёлтыми, белыми, алыми цветами, что казались букетами, тенистые фруктовые деревья, фонтаны и искусственные водопады, мраморные и бронзовые статуи…

В центре огромного двора – большая бронзовая конная статуя Дона Альфонсо II – бывшего владельца замка, мужа графини Зуньига… Вернулся стражник, сопровождая высокую девушку – видимо, служанку, которая, приблизившись к Себастьяну, сделала изящный реверанс и пригласила пройти в замок. Роскошь внутренних помещений, анфилад, лестниц, буквально потрясла Себастьяна – никогда в жизни он не видел ничего подобного. Пройдя здание насквозь, вышли в патио, показавшееся Себастьяну миниатюрной копией двора.

Посередине патио стояла ажурная, увитая цветами, беседка.  Внутри беседки  находилось несколько небольших кресел и два узких дивана, покрытых мавританскими коврами, на стенах картины с изображёнными на них батальными сценами, а прямо напротив входа – большое кресло с фамильным гербом на высокой спинке в котором сидела Донья Зуньига. Повинуясь движению руки графини, служака удалилась. Себастьян застыл у входа, превратившись в соляной столб и напрочь забыв все инструкции, полученные от Орианы, касающиеся придворного этикета.

Графиня улыбнулась, поздоровалась и жестом указала на стоящее напротив неё кресло.  Себастьян робко присел на краешек. Донья Зуньига неожиданно расхохоталась, весело и свободно.

«А здорово ты их отлупил!  Я всё видела!  Кто это так научил тебя драться?! Это было блестяще! Послушай, мой юный рыцарь, я бы хотела познакомиться с твоим учителем.  Он, наверное, великий воин. И точно – не испанец.  Я угадала?»

Странное дело, но после такого дружеского приёма, Себастьяна покинула скованность и стеснительность, он стал восторженно рассказывать о Джеке, о том, как они познакомились, как он с ним занимается, причём так раскрепостился, что не мог не упомянуть об Ориане.

С женской проницательностью графиня догадалась о том, о чём не мог себе  позволить даже подумать Себастьян.

«Ориана – Дама твоего сердца, да? Как это прекрасно!  Рыцарь без Дамы сердца – не рыцарь!»

Они ещё долго разговаривали, хозяйка замка расспрашивала его о семье, о занятиях боксом, о многом другом.  Потом перешли к делу.

«Себастьян, я помню твоего деда.  Он спас моего мужа в бою с маврами под Малагой и за это получил титул идальго. Я хочу, чтобы ты был достоин памяти своего деда.  Ты знаешь, что такое «La Distreza»?  Это наша, испанская школа фехтования.  Лучшая в Европе! Я пригласила к себе Великого Маэстро,  Сеньора  Эрнандеса  де Серра, ученика знаменитого Дона Педросы де Торре.

Он уже приехал.  У меня тут двое племянников, а также несколько детей моих друзей.  Маэстро будет в течение нескольких месяцев давать уроки фехтования.  Приглашаю тебя на занятия.  Если хочешь, с тобой может приходить на занятия и Ориана. В наш жестокий век вовсе не помешает и девушкам уметь защищаться. И я хочу, чтобы Маэстро Джек тоже проводил со всеми занятия по кулачному бою. Я очень хорошо заплачу ему. Поговори со своим учителем.  Хорошо? Где они живут? В Таверне «У Глории»?  А, знаю, знаю.  Там очень милая хозяйка.

Сейчас мы с тобой будем пить шоколад. Знаешь, что это такое?  Мне привёз немного  из Нового Света Сам Христофор Колумб! Очень интересный напиток!» — графиня дёрнула за цепочку звонка, висящего  над её креслом.

 

 

Вошла служанка.  Донья Зуньига дала ей  указания и через несколько минут был сервирован небольшой столик. На столе появились засахаренные и свежие фрукты, сладкие пирожки и большой сосуд с дымящимся шоколадом.  После знакомства с этими необыкновенными яствами, стали прощаться.  Служанка принесла  корзинку, перевязанную яркой лентой.

«А это – твоей Даме Сердца – от меня!»  — графиня передала корзинку Себастьяну.  Служанка проводила Себастьяна до ворот, где стояла карета с большим гербом на дверце. И в этой роскошной карете Себастьян был доставлен прямо в Таверну «У Глории»!

Содержимое корзинки вызвало бурю восторга у Орианы.  Она тут же бросилась угощать Глорию, отца и своих знакомых. Вечером, за ужином было принято решение согласиться с предложением Доньи Зуньиги. Так окончился этот необыкновенный день.

Утром следующего дня в ворота Таверны постучал всадник.  Он передал  открывшей  калитку Глории  письмо, написаное изящным почерком, в котором графиня приглашала на обед всю «семью» (были перечислены:  «Сеньор Джек Джозеф  Ан Гоф,  Сеньора Глория Сепульведа,  Сеньор  Себастьян  Мойяно и Сеньорита Ориана Ан Гоф)  назавтра в три часа пополудни, когда к Таверне будет подана гостевая карета . Такое приглашение, как все понимали, дорого стоит и требует серьёзной подготовки.  Поэтому решили закрыть Таверну на два дня.  Конечно, руководство  по подготовке к этому мероприятию было передано в руки Орианы. Ведь она была признаным авторитетом  в семье в вопросах этикета и экипировки. Девочка важничала – ей льстило безоговорочное подчинение взрослых и в ней проснулся маленький диктатор.

Два дня суеты – и к назначенному времени все четверо были полностью готовы.

Карета также прибыла во-время.  Пока ехали к замку, Ориана инструктировала своих подопечных по поводу правил поведения за столом, разговором и т.д.  Надо сказать, что Ориана просто очаровала графиню внешностью и своими манерами.  Джек гордился дочерью, а Себастьян не спускал влюблённых глаз со своей «Дамы Сердца».  Им был представлен  Маэстро  Эрнандес  де Торрес и они с Джеком  сразу нашли общие темы для разговора.  Выяснилось, что Сеньор Эрнандес, кроме фехтования, прекрасно владеет огнестрельным оружием —  мушкетом, аркебузой и новинкой – пистолетом.  Всему этому он обещал научить Себастьяна. Решили так:  Джек продолжает заниматься боксом с Себастьяном и теми, из круга графини, кто пожелает – с утра.

Была великолепная погода. После обеда, по предложению графини все вышли в сад на прогулку. Каких только чудес здесь не было!  Ориана была в восторге.  Здесь жили несколько серн, еноты, а на деревьях – семейство мартышек. С гортанным криком дорогу перешёл красавец-павлин.  Звери и птицы совсем не боялись людей и прямо перед ними на дорожку вышла серна. Все остановились, не желая спугнуть её и любуясь грациозным животным.

Ориана вдруг пошла к ней, протянув руку с недоеденной сладкой булочкой.  И серна сделала два шажка  ей навстречу!  Пока она ела с руки предложенное лакомство, Ориана гладила её, нашёптывая что-то на ухо. «Какая красивая пара!» — сказала Графиня.

«Велю  моему художнику написать картину!»  Подошли к роскошной клумбе с высокими стрельчатыми соцветиями крупных бело-красных цветов.

Маестро Эрнандес оживился:  «О, гладиолусы!  А знаете, этот цветок – символ нашего ремесла.

Много веков назад во времена Древнего Рима, один полководец  разбил войско  фракийцев. Оставшиеся в живых фракийские воины  попали в плен. Жестокий военачальник заставил всех пленных драться на мечах, обещая освободить того, кто победит всех. Все бились насмерть.

И вот, осталось только два друга – Севт и Террес.  Прозвучали трубы – сигнал к началу поединка.  Но оба бойца, двинувшись навстречу друг другу, неожиданно воткнули мечи в землю, не желая сражаться друг с другом.  Римлянин  велел им биться, угрожая казнить обоих. Но как только раздался сигнал – всё повторилось. Им было сделано последнее предупреждение, но оба друга снова воткнули мечи в землю и обнялись, прощаясь.   И были тут же зарублены римскими солдатами.

Там, где стояли, воткнутые в землю их мечи, пролились капли их крови и неожидано на мечах расцвели бело-алые цветы, которые были названы «гладиолусы» (римский короткий меч на латинском языке – «гладиус»).

Сеньор Эрнандес  оказался хорошим расказчиком, но не стал рассказывать, что сам он был активным членом созданного ещё в 1478 году в Испании тайного общества  «Фехтовальное Братство» («БРАВО»), своего рода касты дуэлянтов и наёмных убийц, и шпага в  его умелых руках оставила немало трупов, за что Маэстро давно разыскивает полиция нескольких французских и испанских городов.  Хотя, возможно, его слушателям такой рассказ был бы также интересен.

На следующий день, когда все собрались на первое занятие,  его новые ученики узнали много нового о «La Distreza» — универсальной испанской школе фехтования, считающейся лучшей в Европе, включающей в себя несколько видов комбинаций с различным холодным оружием:  шпага – кинжал, шпага — плащ,  меч – щит,  двуручный меч, а также – древковое оружие – копьё и алебарда.

Всему этому Маэстро и собирался научить желающих.

То, что Сеньор Эрнандес был безусловно специалистом своего дела , стало ясно с первого занятия. Одновременно с приёмами из испанской школы, он знакомил и с основными приёмами  из итальянской  для того, чтобы его ученики, встретившись  с противником, сражающимся в необычной манере, не терялись в бою.

Конечно, во время обучения стойке, он отдавал предпочтение классической, свойственной испанским фехтовальщикам – вполоборота, создавая опасность клинком,  уменьшая  личную область поражения, ноги выпрямлены на расстоянии стопы одна от другой, поза правосторонняя, шпага в правой руке, вытянутой  на уровне плеча, остриём – на гарду шпаги  или в глаза  противника. Передвижение – против часовой стрелки, вперёд-назад, влево-вправо, круговые и диагональные в непрерывной манере по воображаемому кругу, выбирая лучший момент для угловой атаки (как тореадор с быком).

На следующих занятиях стали разучивать удары:  от плеча (arrebatar),  от локтя (medio tajo), от кисти (mandible).  Главное, говорил учитель, получить контроль над оружием противника (atajo), для чего необходимо выработать в себе «чувство клинка», управлять клинком оппонента, используя его «слабую часть» и «сильную часть» своей шпаги.  Маэстро был поражён, как легко схватывает материал Себастьян – пройдя годичную боксёрскую подготовку, он был прекрасно координирован, намного сильней и быстрей своих соперников.

Себастьян выработал свою стойку, передвижение и вообще манеру боя, далёкую от классической, но очень эффективную, используя навыки, полученные в кулачном бою. Взрослые парни, племянники  Доньи Зуньиги, ничего не могли противопоставить ему в учебных  поединках, он играл с ними как кот с мышью.

Необыкновенные способности он проявил при обучении стрельбе из огнестрельного оружия  — аркебузы, мушкета и пистолета.  Занятия по стрельбе проводились за городом. По просьбе Себастьяна, Сеньор Эрнандес ознакомил его даже с  принципами стрельбы из небольших пушек – кулеврины и фальконета. Словом,  Сеньор Эрнандес  де Серра  не мог нарадоваться на своего ученика, и перед отъездом из Белалькасара, после окончания контракта, подарил ему одну из своих шпаг.

Как-то раз, когда Себастьяну исполнилось 16 лет,  Ориана с таинственным видом повела его в патио, где за накрытым столом сидели Джек и Глория.

Все поздравили именинника, а Джек вложил в его ладонь небольшой, вышитый Орианой, кожаный мешочек.  «Ты уже большой.  Ты – идальго!  Я слышал,что настоящий идальго в 16 лет должен иметь лошадь.  Это  тебе подарок от нашей семьи. Здесь 60 песо.  Этого, конечно, недостаточно на породистую лошадь.  Но ты можешь съездить в Севилью и купить себе вполне приличного коня.  Мы все поздравляем тебя!»

С этими  словами Джек обнял Себастьяна.  Подбежала счастливая Ориана и повисла на его шее: Себа, ты рад?!» — горячо вдохнула в ухо.

Себастьян только и смог, что кивнуть головой. Подошла Глория, ласково погладила ладонью по щеке:  «Себа, мы все тебя любим, не забывай это!»

Боже, как он был благодарен этим людям!

Через 4 дня Глория сообщила, что один её знакомый едет на коляске в г. Кармону, что в 20 милях от Севильи. Себастьян решил  составить компанию этому сеньору в надежде вернуться на собственной лошади. Джек очень хотел поехать с ним, но боялся оставить женщин одних на долгое время (по его подсчётам поездка могла занять не менее 4 дней).

Себастьян впервые ехал так далеко от своего города – почти 70 миль.

Ему всё было внове, он всё дорогу смотрел по сторонам, любуясь пейзажами. Уже к вечеру приехали в Кармону.  Дальше Себастьяну нужно было добираться до Севильи самому. В Кармоне он переночевал в доме родственников Сеньора Маурисио, с которым проделал большую часть пути. Из дому вышел рано утром, надеясь пройти оставшиеся 20 миль за день. Через некоторое время его нагнали несколько телег, везущих в Севилью товары.  Пожилой крестьянин на второй телеге, запряжённой  двумя лошадьми, любезно предложил подвезти – по-видимому было скучно ехать одному.     В послеобеденное время караван вошёл в предместье Севильи.

 

 

Хозяин телеги порекомендовал найти Постоялый Двор и там переночевать, чтобы с утра идти на рынок.  Постоялый Двор искать не пришлось – он был прямо по-пути. Поблагодарив доброго человека, Себастьян вошёл в открытые ворота и первым делом двинулся в Таверну, так как сильно проголодался.  Подойдя к Таверне Себастьян увидел, что группа  подростков швыряет камни в небольшого, худого, как скелет, смуглого мальчишку, завёрнутого в грязное одеяло.  Прижавшись к стене, тот защищал голову руками, по лицу лилась кровь…

На мгновение он отнял руки от лица и … Себастьян увидел оскал … да, точно такой же смертный оскал, который остался на мордочке забитой камнями собаки, той самой, в Белалькасаре,  два года назад… Кинувшись в толпу  мальчишек,   он во мгновение ока расшвырял   юных извергов, которые тут же бросились наутёк. Достав из кармана пару медных мараведи, он кинул их избитому парнишке и вошёл в Таверну.

Народу было много.  Себастьян нашёл свободное  место  на краю длинного стола и заказал себе  бобовую похлёбку, в которой плавали кусочки сала.  Начал есть, но его внимание привлёк разговор за столом для игры в «труко» (карточная игра), расположенным у окна. Разговор шёл на повышенных тонах. Пятеро мужчин орали во всё горло и одновременно.  Из того, что он сумел разобрать в этом гвалте, он понял, что один из игроков проигрался и пытается сбежать, не расплатившись.  Все они были идальго, что он понял  сразу по висящим у каждого на боку  шпагам, которые вот-вот будут пущены в ход.  Поэтому никто из посетителей, в том числе и хозяин Таверны, не решались вмешаться.

Проигравшийся, по-видимому моряк, судя по красному, обветренному лицу, закричал, перекрывая своим осипшим басом   крики партнёров по игре:  «Подождите, я сейчас расплачусь!».

Он выскочил за дверь и почти тут же вернулся, держа за шиворот спасённого Себастьяном, мальчишку:  «Эй, кто купит слугу?!  Недорого!  Смотрите, какой здоровый!   Из Индии!»  Мальчишка затравленно озирался, на мгновение их взгляды встретились. И перед мысленным взором Себастьяна мгновенно пролетело его нищее,  голодное  детство… А хозяин индейца продолжал орать:  «Недорого!  Всего тридцать песо!»

Себастьян, воспользовавшись тем, что все взгляды посетителей скрестились на скандале, незаметно под столом достал кошелёк, и отсчитал тридцать  песо. Встал и подошёл к моряку: «Вот, возьмите!» — и протянул деньги. Взял  парнишку за руку: «Пошли!».

Подвёл к дальнему, уже почти пустому концу стола.  «Садись».  От него не укрылось, что двое мужчин, оказавшиеся ближе к ним, чем остальные, по виду погонщики мулов, увидев смуглого индейца в грязном одеянии с длинными, спутанными чёрными волосами, брезгливо отодвинулись. Заказал большую миску бобовой похлёбки и два хлебца, подвинул мальчишке.

«Как тебя зовут?» — «Лопочитль».

Себастьян безрезультатно попробовал повторить труднопроизносимое имя.

«Я буду называть тебя Лопоча.  Меня зовут Себастьян.  Теперь я – твой хозяин.  Я не буду тебя обижать.  Но ты должен меня слушаться» — Себастьян, наблюдая, как жадно ест Лопоча, заказал кружку молока,  хлебец с овечьим сыром и важно придвинул  еду индейцу.

Он упивался своей новой ролью идальго, имеющего собственного слугу. После ужина отправились устраиваться на ночлег. Слуги спали здесь во дворе на сене за два медных мараведи. За себя Себастьян заплатил пять мараведи и устроился на соломенном матраце в большой грязноватой комнате, где стояло с десяток кроватей.  На некоторых уже кто-то спал. Увы, выспаться ему не удалось – в матраце обитало немыслимое количество блох и клопов.

Встал на рассвете, опухший от укусов, истерзанный собственными ногтями и потерявший не менее полупинты крови. Спустился на сеновал,  разбудил Лопочу. Они пошли по дороге в Кармону, остановившись где-то на полпути в маленьком селении  для того, чтобы купить хлеба и наполнить глиняную бутыль водой. О ночлеге в Постоялом Дворе Себастьян даже не мог думать.  Поэтому, ещё засветло они свернули с дороги в небольшую рощицу, где и переночевали  прямо на земле, благо ночи стояли тёплые…

Чем ближе к Белалькасару, тем большее беспокойство охватывало Себастьяна.  Ведь ему нужно было как-то объяснить отсутствие лошади и половины подаренной Джеком суммы на её покупку… Только утром четвёртого дня, они постучали в ворота Таверны «У Глории».

Дверь открыл Джек. Себастьян  опередил его вопрос: «Сеньор Джек, я Вам сейчас всё объясню!» — и обернувшись к Лопоче: «Посиди пока здесь!».

Они с Джеком прошли в патио и присели к столу. Тут же к ним присоединилась  соскучившаяся Ориана. Себастьян честно, ничего не скрывая, рассказал о том, как вместо лошади купил … Лопочу.

Джек сидел, постукивая пальцами по столу.  Себастьян сидел молча, уставившись в пол и ожидая, что его навсегда выгонят из этого дома. Молчала и Ориана. Наконец Джек заговорил: «Себа, ты сделал доброе дело.  На Том Свете, тебе это обязательно зачтётся. Но ты должен понимать – «доброе дело» — это когда ты делишься с кем-то, отрывая от себя.  Придётся тебе пока обойтись без лошади. Что ж.  Лопоча будет пока жить с тобой (Себастьян жил здесь же, в углу патио, где Джек построил ему нечто среднее между шалашом и маленькой хижиной, куда помещалась только узкая кровать). Положишь ему на пол матрац. И запомни – теперь ты несёшь ответственность за Лопочу.  А сейчас – идите на реку, постриги, вымой его хорошо и сожги его одежду.».

И обернувшись к Ориане: «Дочка, посмотри, что там есть чистого из старой одежды Себы, дай им ножницы, золы, мыльных цветов, чеснока – пусть Лопоча после стрижки натрёт голову – у него там, наверное, целый зверинец» — Ориана тут же кинулась в дом, выполнять распоряжение.

Джек встал: «Ну, пошли знакомиться с индейцем».

Они вышли из ворот, Джек подошёл к мальчишке.  Тот, скорчившись, сидел на скамейке. Увидев Джека, испугано вскочил.

Джек протянул ему руку: «Меня зовут Сеньор Джек.  Тебя, я знаю – Лопоча. Давай знакомиться». Все сели на скамейку и Джек стал расспрашивать парнишку. Оказалось, что он из Страны Двух Озёр, что на побережье Большого Моря.  Когда туда пришли три огромных каноэ, из них вышло много белых людей, которые стали выменивать смешные шарики, при встряске издающие приятный звон, гладкие пластины, в которых можно видеть самих себя и другие, не менее интересные предметы, на продукты,  фрукты  и украшения из жёлтого металла, которых было много у жителей их деревни.

Он был тогда ещё  мальчиком. Когда моряки  подняли на деревья, растущие прямо из каноэ,  большие и красивые куски материи, белые люди, взяли с собой нескольких молодых юношей  и девушек и вышли в море. А один из начальников повёл его внутрь каноэ и показал громадных животных, которые стояли, привязаные к загородке.  Эти животные – он потом узнал, что их зовут «лошади» — так его заинтересовали, что он даже не заметил, что каноэ  ушли далеко от берега. Так он стал слугой этого начальника… Джек понял, что рассказ Лопочи – о Четвёртой Экспедиции Колумба в 1502 году, о которой он многое  узнал из бесед с бывалыми моряками, довольно часто обедавшими и даже ночевавшими в Таверне.

Тут из ворот вышла Ориана и передала Себастьяну свёрток. , с которым ребята пошли на реку. В свёртке оказалось несколько эмпанадас (испанская разновидность пирожков) и глиняный сосуд с молоком.   Когда были выполнены все указания Джека,  и  они плескались в реке, Себастьян был поражён, как хорошо плавает Лопоча.  Он  чувствовал себя в реке  буквально «как рыба в воде».

После того, как они подкрепились,  Лопоча попросил у Себы нож, с которым тот не расставался и пошёл в прибрежную рощу, откуда вернулся с прямой палкой. От заострил кончик шеста прошёл вдоль речки в то место где была довольно глубокая,  тихая заводь и встал на большой валун, выступающий из воды. Он стоял без движений, как статуя, подняв руку с самодельным копьём.

Вдруг резко, без замаха, ударив копьём в воду,  выхватил его с бьющейся на острие довольно крупной, серебряной на солнце,  рыбой. Крикнул: «Держи!» и швырнув рыбу прямо под ноги Себастьяну, занял прежнюю позицию. Через несколько мгновений всё повторилось.

Себастьяна охватил азарт. Он перебрался на тот же большой валун, на котором стоял Лопоча и стал наблюдать за охотой.  Но как не смотрел в воду, не видел ни одной рыбы. Лопоча снова ударил – и снова на берегу забилась рыба, большая, чем две предыдущих.  Это было похоже на волшебство! Через небольшой промежуток времени, на берегу лежало семь крупных рыб. Их надели на два длинных прута и пошли домой. Когда Ориана увидела улов, она радостно всплеснула руками и издала уже знакомый Себастьяну, боевой клич.

Глория потрудилась  на-славу. Ужин был великолепный.  С этого дня на Лопочу была возложена обязанность снабжать Таверну рыбой. Джек изготовил  несколько гарпунов, собственноручно выковав наконечники для них. Теперь в меню Таверны появились блюда из рыбы, пользующиеся большим успехом у постоянных клиентов. Постепенно и Себастьян научился этому способу рыбной ловли. Конечно, превзойти или даже сравняться с Лопочей  в этом деле он не мог.  Тем не менее и он стал вносить свой вклад в снабжении Таверны рыбой.

Лопоча стал ловить и речных черепах. Вначале обитатели Таверны с недоверием отнеслись к незнакомому им продукту, но когда Лопоча сам приготовил отменное по своим вкусовым качествам блюдо, оно заняло прочное место в их рационе.

Вечерами  юноши забирались в свою хижину и подолгу разговаривали.  Себастьян расспрашивал Лопочу об Америке, об обычаях населяющих её народов, о природе, стал даже учить язык , на котором говорили соплеменники Лопочи.  И однажды признался, что хочет поехать в Америку за славой и золотом.  Что ему здесь делать?  Реконкиста – освобождение Испании от власти мавров —  закончилась и настоящему мужчине делать здесь больше нечего.  Сейчас только в Америке можно чего-то добиться.  Ведь он, Себастьян – идальго!

Потомок деда – славного воина, о котором ему рассказывала графиня! Всем сердцем Себастьян рвался туда, где, по его представлению, кипела настоящая жизнь, где можно собственными руками, своими мужеством, доблестью и бесстрашием добиться уважения, денег и славы.  Он бы давно сделал  попытку прибиться к очередной команде конкистадоров, но …  Он сам себе боялся признаться, что крепче железных оков держит его боязнь не видеть больше этих необыкновенных глаз, не слышать волшебного голоса, не ощущать случайных прикосновений, наполнявших сердце томлением, а душу – счастьем… Он ждал очередного приглашения в замок – Донья Зуньига недавно загадочно намекнула ему, что когда ему исполнится  семнадцать лет, она предоставит ему службу, которой он будет рад. Себастьян изнывал от желания узнать этот секрет.

И вот,  четыре дня назад ему исполнилось заветное число… И вот сегодня утром молчаливый всадник привёз записку от графини, в которой было долгожданное приглашение на завтрашний обед  всему семейству.

В записке было сказано, что она хочет поговорить с «индейцем» — этого следовало ожидать, так как Донья Зуньига, несмотря на почтенный возраст, была по-юношески любопытной, ей было всё интересно и, конечно же, она была готова с утра до ночи слушать рассказы о дальних странах, необыкновенных приключениях и разных чудесах. Так что  Глория и Ориана с утра затеяли стирку и прочие приготовления. Кроме того, нужно было привести «в должный вид» Лопочу. Джек занялся хозяйственными делами, а ребята отправились на речку наловить рыбы на ужин.

 

 

Ночью началась сильнейшая гроза, крыша их домика в двух местах протекла,  они с трудом нашли сухое место, где и просидели до конца грозы. Утром не было необходимости идти на речку, чтобы  помыться перед посещением замка – Глория ночью подставила вёдра, кастрюли, кувшины под мощные струи дождя, все ёмкости были наполнены  и  обитатели Таверны просто полили друг другу водой. К назначеному времени все сидели на скамейке у ворот, ожидая карету, которую всегда присылала за ними Донья Зуньига.

Время шло… Кареты не было.  Джек повернулся к Себастьяну:  «Себа, сходи в замок.  Может  что-нибудь случилось?  Может быть нужна наша помощь?» Обеспокоенный Себастьян (ведь он так много ждал от этой встречи), выйдя из ворот, припустил бегом и вскоре уже стучал в ворота. Знакомый стражник приоткрыл ворота.

Выглядел он подавлено.  Не успел Себастьян задать вопрос, как солдат сам ответил:  «Графиня сегодня ночью … упокоилась»… Он рассказал, что служанка войдя утром в спальню Доньи Зуньиги, застала её мёртвой.  Причём, по-видимому, умерла она во сне. На губах застыла лёгкая улыбка, простыни не были смяты, уснула без мучений.  «Упокой Господь светлую душу. Святая была женщина!…» — закончил свой рассказ солдат.  Себастьян, поминутно спотыкаясь, ничего не видя и не слыша, направился в Таверну.  Когда он рассказал о случившемся, из глаз Орианы брызнули слёзы.  Заплакала и Глория.  Все молча вспоминали Донью Зуньигу, её доброту,  мягкий характер, весёлую  улыбку…

Себастьян не спал.  Он думал о том, что ему необходимо решаться. Без поддержки графини у него не было ни малейших перспектив в Белалькасаре. Ведь он не мог надеяться ни на какое наследство – по праву «Майората» всё наследовал старший брат. Он не имел ни жилья, ни приличной работы, ни навыков в каком-либо ремесле. Выхода не было … Нет, выход был!

«АМЕРИКА!». За завтраком он поделился своими соображениями и своим решением.  За столом наступила гнетущая тишина. Джек по привычке постукивал пальцами по столу:

«Ну что ж. Ты уже не ребёнок. Ты – мужчина. Мы тебя любим.  Для меня ты – как сын. Я в тебе уверен – ты сумеешь добиться многого в этой жизни. Мы будем ждать тебя!» Себастьян бросил быстрый взгляд на Ориану.  В её глазах стояли слёзы. Всхлипывала и Глория. Потом встала из-за стола.  Через некоторое время вернулась с большим матерчатым свёртком, прижатым к груди.

«Это – тебе!  Осталось от покойного мужа».  Она развернула свёрток.  В нём оказались шлем и рыцарский полудоспех.

В этот, последний день в  доме, ставшим для Себастьяна родным, засиделись за столом допоздна.  У всех было подавленное настроение. Ориана села рядом с Себастьяном и изредка, когда случайно прикасалась к нему, у него замирало сердце.  Глория, попрощавшись с Себастьяном и Лопочей, первая ушла спать – она слегка простудилась, болела голова, а утром нужно было рано вставать.

Через некоторое время из-за стола поднялся Джек – нужно было закрыть ворота.  Себастьян  резко повернулся к Ориане, порывисто схватил её руки и прижал к их к своей груди.  Он так много хотел ей сказать!  Но не мог… Всё, что он смог выдавить из себя, глядя в любимые глаза:  «Ориана, я обязательно вернусь! С золотом и со славой! И мы никогда не расстанемся!  Жди меня!». Послышались шаги Джека. Себастьян отпустил руки Орианы и отвернулся.  Лицо его пылало.

Ориана тихонько всхлипывала.  «Себа, давайте спать.  Я вас с Лопочей разбужу».  Пожелав друг другу спокойной ночи, хотя все понимали, что вряд ли она будет спокойна –  разошлись.

Себастьян  смог задремать только перед рассветом. Их разбудил голос Джека:  «Подъём!» —  Себастьян и Лопоча вскочили.

У стола хлопотала Глория.  Завтрак уже был готов.  Появилась Ориана.  Она казалась какой-то надломленной, вокруг глаз лежали тёмные тени.  Она подошла к Себастьяну, оглянулась, и, заметив, что никто не смотрит в их сторону, быстрым движением положила руки ему на плечи и на мгновение прижалась губами к его губам.  У Себастьяна подкосились ноги и он не сел – упал на скамью… Появилась Глория с большой кожаной наплечной сумкой.

«Вот, мальчики, собрала Вам кое-что на дорожку. А это – одежда и всё, что нужно, по-мелочи» — она поставила рядом с сумкой туго набитый матерчатый узел. Пока ели лепёшки с жареным мясом и сыром, запивая яблочным сидром, все молчали.

Каждый думал о своём. Когда встали из-за стола, Джек помог  Себастьяну пристегнуть к поясу шпагу и кинжал, а Лопоче – нож в красивых ножнах.  Показал на мешок:  «Себа, шлем и доспехи там».  Потом обнял их за плечи: «Вы должны держаться вместе! Только вместе! Вам предстоит нелёгкий путь. Будьте справедливы. Всегда отвечайте добром на добро и ударом на удар!».  Подошли к воротам.  Ориана твёрдыми шагами подошла к Себастьяну  и, не обращая ни на кого внимания, обняла его и крепко поцеловала в губы.

«Я буду ждать тебя!». Подошла к Лопоче, чмокнула в щёку и шепнула на ухо: «Береги его».  Глория всхлипнула и обняла ребят: «Держитесь вместе! И не забывайте нас!».

Утро выдалось солнечным и прозрачным. Они шли по знакомой уже дороге, держа путь на Севилью.  Сначала молчали.  Потом понемногу разговорились. Себастьян решил не терять времени даром и принялся спрашивать и повторять слова языка Лопочи. К полудню солнце стало припекать.  Решили отдохнуть у реки. Выбрали тенистое место, искупались.  Надо сказать, Себастьян многому научился у Лопочи.  Кроме рыбной ловли – добывать огонь с помощью двух палок и сухой травы, а главное —  плавать. Наплававшись вдоволь, легли на траву. «Лопоча, в твоей стране много диких зверей?»

Мальчик оживился: «У нас все мужчины охотятся.  Мой отец однажды убил ягуара!»

«А кто это – ягуар?»  «О, это страшный зверь!  Такая большая-большая кошка!  Вот с такими зубами!» — Лопоча широко развёл большой и указательный пальцы —  «Не каждый мужчина может выйти на бой с ягуаром в-одиночку!» — «Я могу! Вот увидишь, я убью ягуара! Ну, ладно. Пошли.»

Впереди показалась небольшая деревня. Навстречу шли двое крепких парней.  Прошли мимо. Пройдя несколько  десятков  шагов, Себастьян оглянулся. Парни шли за ними, ускоряя шаг. Себастьян  остановился, передал свою сумку нагруженному мешком Лопоче: «Что-то мне это не нравится. Давай подождём».

Парни подошли, остановились: «Куда идёте?»  «А мы что, у вас должны спрашивать, куда идти?» — дерзко ответил Себастьян.

«О, смотри какой смелый недоносок!» — обратился один к другому и, повернувшись к Себастьяну и показывая пальцем на Лопочу: «А это твоя собака? А что тут у вас в сумке?» — и дёрнул за ремень сумки, пытаясь сорвать её с плеча Лопочи. Больше ничего сказать не успел – рухнул лицом вниз на траву от удара правой, даже колени не согнулись.

«Джек  был бы доволен» – успел подумать Себастьян,  перед тем, как остановить кинувшегося на него второго противника жёстким левой и завершить комбинацию столь же эффектным ударом правой. Зашевелился первый потерпевший, приподнялся на руках, сел, тупо глядя на товарища, не подающего признаков жизни.

Себастьян шагнул к нему, присел перед ним на корточки: «Добавить?» Парень энергично и совершенно искренне отрицательно покачал головой.

«Есть хочешь?» — спросил Себастьян и, не дожидаясь ответа, обратился к стоящему как  соляной столб, потрясённому Лопоче:  «Пора бы поужинать, как ты думаешь? Достань чего-нибудь». Пока Лопоча извлекал из мешка лепёшки с сыром, несколько луковиц и глиняную флягу с водой, стал помогать второму парню сесть.

«Ну что, давайте подкрепимся, что ли?» — и с ехидством добавил: «Мне кажется, вам это сейчас совсем не помешает». Через несколько минут и победители, и побеждённые сидели в кружок и мирно ужинали. Познакомились.

Себастьян спросил: «Парни, вы из этой деревни?» — и, получив утвердительный ответ, поинтересовался: «А где у Вас тут переночевать можно?»

«У меня» – сказал Хуан.  «Нет, у меня лучше! У нас на сеновале свежее сено – только вчера загрузили» — возразил Пабло, уважительно глядя на Себастьяна.

Когда подошли к дому Пабло, пришлось подождать у ворот.  Через некоторое время парень вышел с рослым пожилым человеком.  Что он сказал о сегодняшней встрече своему отцу – неизвестно. Однако тот радушно пригласил их пройти в патио и стал расспрашивать, кто такие, откуда и куда идут.  Когда узнал, что они идут в Севилью, сообщил, что сосед как раз завтра утром едет в Севилью на рынок и будет только рад попутчикам.

Поздно вечером, достав из сумки предусмотрительно положенные Глорией одеяла и молча растянувшись на свежем, душистом сене приготовились отойти ко сну.  Вдруг Лопоча прервал молчание: «Сеньор Себастьян, а Вы ведь в самом деле убьёте ягуара!».

Утром их разбудил хозяин. У ворот стояла телега, запряжённая парой рослых лошадей и загруженная зеленью и овощами. Они были представлены соседу, оказавшемуся весёлым, разговорчивым человеком. До края деревни их провожали Хуан и Пабло.

До Севильи добрались за два дня, дважды переночевав в Постоялых Дворах.  Если бы не необыкновенные любопытство и разговорчивость хозяина телеги,  дорога была бы лёгкой.  Но за время пути хозяин не умолкал.  На первых порах Себастьян отвечал на расспросы, поддакивал, то есть считал своим долгом вежливо поддерживать разговор, с завистью поглядывая на Лопочу,   который умостившись поудобней между корзинами с овощами, сладко посапывал.

Но по прошествии некоторого времени, Себастьян  заметил, что отсутствие с его стороны каких-либо реплик или даже просто междометий, совершенно не напрягает хозяина — тому было просто приятно поговорить с умным человеком,  то есть – с самим собой. И Себастьян старался следовать примеру Лопочи, с перерывами на приём пищи.

И вот, наконец – Севилья! Где-то на въезде в город тепло распрощались с хозяином. Им нужно было искать Золотую Башню, рядом с которой находился Севильский  Порт.

Их поразил шум и гвалт, стоящий  над гаванью.  Вокруг старинной Золотой Башни («Torre del  Oro»)  грохотал, звенел цепями, зычными командами с кораблей,  главный порт Испании.  По брёвнам, смазанным жиром,  грузчики катили огромные бочки с вином, уксусом, маслом, ворванью, тащили громадные тюки и корзины, несли говяжьи, свиные, бараньи туши, серебрящиеся на солнце тела огромных рыб.

Здесь толпилось множество  людей, кто хотел устроиться на корабль, подработать на погрузке-разгрузке, а то и просто стащить, что плохо лежит… Здесь же уличные торговцы продавали ещё горячие лепёшки, эмпанадас, холодную воду, жарили на углях мясо и рыбу, цыганки гадали морякам… Словом, все были при деле.  Себастьян, чтобы выглядеть солидно, заранее надел металлический полудоспех, шлем, прицепил к поясу шпагу и кинжал. Тут уж пришлось попотеть Лопоче, нагрузившись вещами, которые раньше несли вдвоём – негоже идальго, дворянину, грузиться, словно мул – для этого и существует оруженосец («эскудеро»).

На припортовую площадь выходили помещения товарных складов, различных фирм, («импресас»),   в той или иной степени связанных с кораблями и товарами, меняльных контор. Себастьян стал заходить в различные помещения, наводить справки о кораблях, готовящихся к отправке, но не мог выяснить, какие из них собираются в ближайшее время в Индии.  Никто не мог дать вразумительного ответа.

Наконец, один из встреченных ими капитанов, нарядно одетый, при шпаге и шляпе с пышным плюмажем, остановился, смерил взглядом Себастьяна, и, очевидно решил, что этот, хоть и юный – но дворянин, да ещё и с оруженосцем, достоин его ответа.

«Сеньор, Вы собираетесь в Индии?  Здесь сейчас нет кораблей в том направлении.  Но я знаю, что в порту Палос (Los Palos de La Frontera), грузятся четыре корабля на Эспаньолу – я случайно встретил знакомого капитана в Таверне.  Вы издалека?  Наверное, не знаете, как туда добраться?  Пройдите во-он туда, вон до того конца улицы.

Там около большого Постоялого Двора есть станция, где можно взять карету или коляску до Уэльвы. Это где-то миль восемьдесят вдоль Гвадалквивира. А из Уэльвы перейдёте по мосту через реку Тинто – и попадёте в Палос. Конечно, карета  стоит дороговато, но если там будут попутчики, Вам обойдётся дешевле. Кареты выходят оттуда по утрам.  Так что, не исключено, что Вы там встретите попутчиков-моряков с тех кораблей. Есть другой путь, подешевле.  Если не боитесь, что Вас насмерть загрызут комары – а они тут как собаки в это время года – там же, около Постоялого двора, есть причал, можно взять лодку с лодочником.  Но они не каждый день бывают до Уэльвы.  Да, ещё: будьте осторожны.  Если увидите в лодке людей, знакомых с лодочником и больше не будет попутчиков – не рекомендую Вам рисковать.  Народ здесь всякий бывает… Ну, Желаю удачи!» Себастьян горячо поблагодарил словоохотливого моряка и они раскланялись.

Идти, к счастью, пришлось недолго. Несмотря на то, что Постоялый Двор под вывеской «Ангел Севильи» был очень большой, с вместительной Таверной и огромным двором с коновязью, он был полон.  Не было ни одной свободной комнаты.  Но хозяин, посочувствовал Себастьяну и предложил ему, вместе с оруженосцем, переночевать на сеновале, куда только что завезли свежее сено. В разговоре с хозяином, Себастьян выяснил, что капитан, встреченный ими у Золотой Башни, оказался прав – здесь было много моряков и солдат с кораблей, стоящих в Палосе.

В Таверне стояло два длиннющих стола.  Хоть они почти ничем не отличались друг от друга, один из них был «для чистой публики», а другой – для погонщиков мулов, лодочников, слуг.  За первым сидели легко отличающиеся от прочей публики, моряки, солдаты, офицеры и заезжие идальго. Чтобы не возникло ненужных проблем, Себастьян усадил Лопочу в уголке второго стола, заказав для него хороший ужин и напомнив о необходимости внимательно следить за вещами.

А сам сел за первый стол, в надежде познакомиться с кем-нибудь из команд интересующих его кораблей. Молодой парень, сидящий с левой стороны, оказался матросом с каравеллы «Сан-Игнасио», а другой, в полудоспехе и шляпе – солдатом  с флагманской каракки «Свет Господень».

Себастьян стал расспрашивать моряков о предстоящем  плавании.  Поскольку он не имел никакого понятия о морском деле, его интересовала возможность попасть на корабль в качестве солдата.  Его собеседник, как выяснилось, пехотный сержант («саргенте де инфантерия»),  сказал: «Вообще-то, как говорил капитан, нам не хватает шесть солдат. Но он врядли  тебя возьмёт… Ему нужны настоящие бойцы.  А ты, наверное, и шпагой не владеешь.  Молод ещё.  Слушай, я вижу, у тебя хорошая шпага.  Может, продашь мне?»

Себастьян надменно вздёрнул подбородок:  «Я владею всеми видами оружия!»

«Ты-ы?! Слушай, я и то не всеми видами оружия владею.  А ты, похоже, только языком и владеешь! Терпеть не могу хвастунов!» — сержант стал закипать – «Ты сопляк ещё! Владеет он всеми видами оружия! Небось у отца шпагу украл и корчит из себя чёрт знает что!  А ну иди отсюда, пока цел! А то вышвырну из-за стола как драную кошку!» —  «Сеньор, Вы желаете попробовать на себе, что я умею, а что нет?!  Вы сказали, что у меня хорошая шпага?! Нет, она не хорошая!  Она ОЧЕНЬ хорошая!  И Вы сейчас в этом убедитесь! Если не струсите, конечно!»

Они оба вскочили и сверлили друг друга белыми от бешенства глазами.  Все, сидящие за столом замолкли и обернулись к скандалистам. Сержант схватил Себастьяна за шиворот: «А ну пошли во двор, паршивый щенок!» Лучше бы он этого не делал. Правый кулак Себастьяна воткнулся прямо в заросший густой щетиной подбородок.  У сержанта «сыграли колени» и он присел на скамейку.  Но тут же вскочил.

Слишком короткая дистанция не позволила Себастьяну «приложиться» в полную силу. Сержант перепрыгнул через скамью и, схватив Себастьяна обеими руками, потащил из Таверны. Все посетители толпой повалили во двор – ещё бы, какое зрелище! Все симпатии, судя по выкрикам, были на стороне сержанта. Он оттолкнул Себастьяна от себя так, что тот пролетел чуть не полдвора и с трудом удержался на ногах.

Увидел Лопочу, который крепко прижав к себе сумку и мешок, смотрел на него  расширившимися от ужаса глазами. «Лопоча, всё в порядке.  Смотри за вещами».  Противники сняли колеты (полудоспехи). Себастьян бросил свой колет Лопоче,  выхватил шпагу и занял позицию. Гнев оставил его – Джек всегда учил Себастьяна в бою не поддаваться эмоциям. Этому же учил его и Великий фехтовальщик, Эрнандес де Серра. Он вытянул правую руку со шпагой на уровне плеча, направив острие на гарду противника и пританцовывая на носках (передвижение, которое он взял из бокса). Разъярённый сержант бросился на него и что есть силы рубанул сверху.

Но его клинок встретил «сильную» часть шпаги противника, почти незаметное вращение кисти Себастьяна («mandible») и шпага сержанта, сверкнув в воздухе, отлетела метра на два в сторону, воткнувшись в землю. Сержант кинулся за ней, но, к его удивлению, противник спокойно ждал его на том же месте. Новая яростная атака, которая, как и в первый раз встретила клинок противника.  Сержант почувствовал что-то не так и посмотрел вниз… Его рубашка была аккуратно распорота по диагонали слева-направо… Новая атака – И рубашка полностью потеряла свой товарный вид, будучи распорота уже справа-налево. Сержант стоял и смотрел на Себастьяна.

Потом воткнул шпагу в землю и шагнул к противнику с протянутой рукой.  Себастьян не торопясь вложил шпагу в ножны и шагнул навстречу. Тишина сменилась рёвом зрителей.  Обнявшись, противника вернулись на своё место за столом. Сержант придвинулся к Себастьяну:

«А стрелять можешь?»

«Из кулеврины, аркебузы, мушкета. Из пистолета тоже». Сержант хлопнул его по плечу: «Приедем в Палос – я поговорю с капитаном. Возьмёт!»

«Я с эскудеро».

«Не имеет значения.  Я – твой друг.  Прости, я тебя оскорбил…».

«Пустяки». Сидевшие за столом моряки, офицеры, по-очереди подходили к Себастьяну, чокались с ним.  Себастьян подошёл к присевшему на своё место Лопоче, взял его за руку, подвёл к своему столу: «Это мой эскудеро!» и посадил рядом с собой.  Сегодня ему было можно всё.

Утром Сержант и ещё два моряка взяли четырёхместную карету, приготовив место для Себастьяна.  Для Лопочи нашлось место на передке, за спиной возчика.  Там была узкая площадка, где Лопоча постелил одеяло и занялся любимым делом, слегка посапывая во сне. Переночевав  На Постоялом Дворе, путники днём прибыли в Уэльву и к вечеру были уже в порту, направляясь к причалам, где были ошвартованы четыре корабля, готовящиеся к долгому плаванию к острову Эспаньола.

 

 

 

Судьба конкистадора — книга 1, часть 3

Корабли стояли у причала в линию, второй слева была  большая, флагманская трёхпалубная каракка «Свет Господень», первой слева – каравелла-редонда «Сан-Игнасио», справа – две каравеллы-латины «Дева-Мария» и «Иоанн Благословенный».  Ведомые сержантом, наши путешественники поднялись на борт каракки. По палубе в разных направлениях сновали матросы, грузчики, солдаты – обычная предпоходная суета.

В сопровождении сержанта, которого, как стало известно, звали Николас Матисс, они прошли  на шканцы, где стоял большой письменный стол, у которого на раскладных стульях сидели трое мужчин – один в шлеме и кирасе – пехотный капитан, командующий солдатами, второй – капитан каракки, он же —  командир всей экспедиции и монах в коричневой сутане.

Около стола столпилось человек пять – очевидно проводился набор в команду. Сержант остановил Себастьяна,  попросил подождать, а сам подошёл к военному и стал о чём-то говорить ему, после чего повернул голову к Себастьяну и сделал приглашающий жест рукой.

Себастьян подошёл к офицеру, поклонился и представился:  «Себастьян Мойяно де Белалькасар, идальго!».

«Капитан де инфантерия Оделио Фунес де Кальдерон». «Капитан Джонатан Альварес де Васкес».

Падре перекрестил Себастьяна: «обращайся ко мне Падре Суарес, сын мой».

Офицер обратился к Себастьяну: «Мой сержант рассказал мне о Вас.  Кто учил Вас обращаться с оружием?»  «Маэстро Эрнандес  де Серра, Сеньор!»  «Как, Вы знакомы с этим Великим Фехтовальщиком?!» «Да, эта шпага – его подарок.

Вы его знаете, Сеньор?» «Лично не знаком, но о нём слышали все! Он мало того, что известный фехтовальщик, он ещё и удивительный стрелок! Известно, что при осаде Гранады,  он на-спор сбил со стены  бея Омара одним выстрелом из аркебузы, причём, как и обещал – прямо в глаз! Он учил Вас и стрелять?»

«Да, Сеньор.  Из мушкета, аркебузы, фальконета, пистолета и даже кулеврины.  Очень меня хвалил.»

«Сеньор, да Вас мне Бог послал!  Мне не хватает четырёх солдат и двух сержантов!  Увы, я лично не имею права присвоить Вам звание сержанта, но поставлю Вас на сержантскую должность, и если Вы справитесь, по прибытию на Эспаньолу, обращусь к вице-Королю о присвоении Вам этого звания. Но сержантское жалование будете получать  с сегодняшнего дня.

Питаться будете с офицерами и разместитесь соответственно. Во время плавания будете обучать солдат владению оружием. В Вашем распоряжении будет 15 солдат и 4 артиллериста. Кроме того, во время боевых действий, в руки берут оружие и моряки.  У меня мало опытных солдат. Некоторые вообще ничего не умеют. Не позволяйте им садиться себе на голову. Вы очень молоды и, боюсь, у Вас могут быть проблемы. Вы согласны?»

«Да, Сеньор Капитан, конечно.  Но у меня есть эскудеро – и Себастьян показал пальцем на стоящего неподалеку Лопочу – он не только мне помогает, но может быть и переводчиком! Позвольте, я устрою его рядом с собой?»

«Ну конечно, Сеньор, какие могут быть проблемы?! Он будет получать половину солдатского жалования.  Я направляю Вас на каравеллу  «Иоанн Благословенный».  Подождите, я Вам напишу письмо для капитана корабля. Подойдёте к батальеру, получите часть жалования и всё необходимое – и Ваш эскудеро – тоже».

Николас Матисс повёл Себастьяна и Лопочу на каравеллу.  Сержант очень расстроился – он надеялся, что они будут служить на одном судне. Когда поднялись по трапу, Себастьяну стало немного не по себе – корабль, на котором ему предстоит пересечь  Атлантический Океан, в сравнении с флагманской караккой выглядел  тесным  и убогим. Себастьян представился. «Капитан Санчес  Гонсало Гавилан, к Вашим услугам» — Длиннобородый, пожилой капитан прочёл письмо и задержал взгляд на Себастьяне.  В его глазах читалось: «Вот ведь не повезло мне.  Прислали какого-то мальчишку!

Наверняка из аристократической семьи.  Ох, и намучаемся мы с ним…» Но Николас отвёл его в сторонку, поговорил.  Взгляд капитана потеплел…Пойдёмте, я покажу Вам, где устроиться. Он повёл их на корму, в ахтеркастель.  Там обнаружилась крошечная каютка, которая, скорее всего, предназначалась для хранения каких-нибудь морских причиндалов. Но зато это была отдельная каюта («камароте»)!

Сержант хмыкнул: «Прямо королевские покои!  Лопоча, пойдём, я дам тебе гамак – повесишь сюда и сюда.  Ну, это-то тебе знакомо! С трудом – но поместитесь.  Верно?» —  В это время матрос принёс чистый мешок, набитый свежим сеном – постель для Себастьяна, которую бросили прямо на пол.

Надо сказать, что Лопоче пока всё нравилось – мало того, что у них своя каюта (он уже заглянул в матросский кубрик, буквально забитый людьми и представил, каково там будет, когда будет палить солнце), но и спать он будет как в детстве, в гамаке.  Но самое главное – он всё время держал в руке две серебряные и  три медные монеты  – первые в его жизни  деньги!

Потом Себастьян стал знакомиться с солдатами.  Пока с берега приехали только 7 солдат. Завтра-послезавтра должны приехать остальные.

Отход был назначен через 5 дней. Нужно было не только познакомиться со всеми, но и проверить наличие и состояние оружия. Из тяжёлого вооружения было только две небольшие бомбарды, установленные прямо на палубе по одной с каждого борта, по две кулеврины с каждого борта, установленные на вертюгах в гнёздах на планшире и четыре фальконета. Кроме того, было как холодное оружие (арбалеты, мечи, шпаги и алебарды), так и огнестрельное – аркебузы и мушкеты. Конечно, командовать всем этим будет лейтенант, которого должны прислать, но он, Себастьян, второе лицо среди  вооружённых пехотинцев на корабле.

На следующее утро Себастьян провёл первое занятие по обучению стрельбе из мушкета.  Правда, стрелять не пришлось – ещё не подвезли порох и свинцовые заряды.  Поэтому пока учились заряжать мушкет, чистить, выполнять необходимую подготовку к выстрелу, целиться.  Поскольку операции с аркебузой и фальконетом сильно отличаются друг от друга,  нужно было уделять больше внимания каждой. На первых порах солдаты с большим недоверием присматривались к своему юному начальнику.  Но, увидев, что дело он знает, перестали обращать внимание на разницу в возрасте.

Свободные от работы моряки тоже принимали участие в занятиях. Для того, чтобы навыки обращения с оружием  довести до автоматизма, требовались многократные повторения всех операций и приёмов.  Уже через пару дней результаты работы были налицо.

После обеда подошёл Сеньор Оделио Фунес де Кальдерон,  пехотный капитан. Он посмотрел со стороны, удовлетворённо щёлкнул языком. «Я подошлю вам завтра утром пороху и зарядов, Сеньор Саргенто.  Вон в том углу порта, где —  видите — каменная стена? – там поставьте мишени и можете сделать по 5 выстрелов из каждого вида оружия.  Поставьте оцепление, чтобы никто из «цивильных» случайно не попал под выстрелы.

Кроме того, я хотел попросить Вас заниматься с ними сабельным боем.  Не нужно делать из них дуэлянтов. Обучайте их паре ударов и паре защит.  И обратите внимание на доведение этих приёмов до автоматизма. Выберите самые эффективные для абордажного боя. Сержант Матисс говорил мне, что Вы – выдающийся фехтовальщик. У меня есть несколько деревянных учебных сабель.  Возьмите две пары для занятий.  Я очень полагаюсь на Вас, Сеньор!» «Слушаюсь, Сеньор капитан!» — Себастьян покраснел от удовольствия.

В назначенное время экспедиция оказалась ещё не готова к выходу в море.  — не подвезли достаточного количества  фуража и других необходимых вещей.  Капитан каравеллы, старый, опытный капитан, заметно нервничал – приближался сезон штормов.  Прибыл тененте (лейтенант), СеньорГуставо Амос де Овьедо,  высокий человек , лет тридцати, с бритой бородой и закрученными кверху усами. Небрежно познакомился с Себастьяном и выразил желание присутствовать на  занятиях.

Когда двое солдат взяли деревянные сабли и стали отрабатывать приём, который только вчера им показал Себастьян, тененте  изъявил желание тоже «немножко размяться»  Он снял свой роскошный хубон, с широкими рукавами и высоким стоячим воротником и  остался в ослепительно белой, крахмальной камисе (рубашке) и узких штанах («кальцес»). Взял с оружейной подставки две тупых  учебных шпаги с утолщениями на концах и одну протянул Себастьяну.

Солдаты и моряки сгрудились вокруг. Когда встали в позицию, тененте снисходительно улыбнулся,  отсалютовал шпагой и тут же атаковал. Себастьян без труда защитился быстрыми приставными шагами влево.  Он понял, что Сеньор Густаво – достойный противник, и продолжая движение влево, сделал ложный выпад и тут же атаковал длинным прямым ударом («арребатар»), от которого Сеньор Густаво легко уклонился.

Некоторое время Себастьян кружил вокруг противника, делая ложные выпады,  парируя удары  и только имитируя атаки умышленно вялыми ударами. Он уже понял, что намного превосходит лейтенанта в скорости и физической подготовке, да и в арсенале боевых средств – тоже. В принципе, он уже раскусил соперника и мог бы окончить бой одной решительной атакой.

Но ему не хотелось унижать Тененте , понимая, что им ещё много придётся работать  вместе. Сеньор Густаво неверно понял тактику Себастьяна, его кажущуюся нерешительность  и начал увеличивать темп в стремлении «дожать» противника и окончить бой эффектным ударом. Но он не прошёл  школы физической подготовки у Джека, которую прошёл Себастьян.  Он уже тяжело дышал, стал терять скорость, промахиваться, «проваливаться»… Себастьян неожиданно «взорвался»  своей излюбленной комбинацией – опустив глаза вниз, как бы примериваясь нанести удар в живот и даже опустив руку со шпагой, он неожиданно выпрямился и выбросил шпагу коротким ударом «от плеча» («медио тахо») в направлении груди и завершил длинным «арребатар», прикоснувшись к остриём к горлу оппонента.

Сеньор Густаво, мстя за поражение, вложил всю свою скорость и силу в быстрый, рубящий удар сверху, но вращением кисти («мандобле), Себастьян выбил у него шпагу, как и в бою с Сержантом Матиссом. Раздался рёв публики, Себастьян повернулся и увидел стоящих поодаль и аплодирующих  Капитанов Джонатана Альвареса де Васкеса , Оделио Фунеса де Кальдерона, Санчеса Гонсало Гавилана и Сержанта Николаса Матисса.

Тщательно скрывая своё разочарование, лейтенант с улыбкой подошёл к Себастьяну, пожал руку: «Давно не фехтовал.  Нужно позаниматься, вспомнить кое-что. Надеюсь, Вы мне в этом поможете?» — «Конечно, Сеньор!  Всегда к Вашим услугам!» — ответил Себастьян, про себя отметив, что своей победой, судя по всему, не осчастливил Сеньора Густаво. К ним подошёл  Сержант Матисс: «Сеньоры, Сеньор Капитан Джонатан Альварес де Васкес приглашает вас в семь часов вечера  на «Свет Господень» на совещание и ужин.  Просьба не опаздывать».

До вечера было ещё далеко и Себастьян продолжил занятия с солдатами. Заметил, что солдаты смотрят на него с уважением и охотно выполняют его распоряжения.  Это, конечно, не могло не радовать. После занятий, всполоснувшись забортной водой и одев  чистую белую рубашку, которую ещё утром выстирал Лопоча, постучал в каюту лейтенанта.

Сеньор Густаво был  уже  готов и Себастьян не мог не позавидовать его одежде и тому, как она на нём сидела . За столом в большой кают-компании флагманского корабля собрались  капитаны, офицеры и сержанты со всех четырёх кораблей.

Совещание открыл Командующий флотилией, Капитан Джонатан Альварес де Васкес: «Сеньоры, должен сказать вам, что доволен подготовкой к плаванию. Хочу обратить Ваше внимание на то, что мы, к сожалению, из-за нерасторопности интендантов, потеряли много времени и выходим в море на месяц позже намеченного. И это предвещает нам большие трудности, так как начинается сезон штормов.  Поэтому в случае шторма необходимо стараться держаться в пределах видимости и не терять из виду кораблей флотилии.  Рекомендую держать в марсовых корзинах не одного, а двух наблюдателей.  Перед выходом подготовьте штормовые паруса – пусть будут под рукой.  В случае усиления ветра лучше сразу взять рифы на фок-  и грот-  мачтах – в это время года здесь часты шквалы. После окончания совещания капитаны получат указания относительно курса судна на случай потери из вида остальных кораблей флотилии. В случае тумана ставьте матроса на склянки.

Как только пройдём Гибралтар – удвоить внимание.  В этих местах можно наткнуться на пиратов.  Так что в каждую вахту должно входить  минимум четыре солдата. У каждого орудия должен быть приготовлен боезапас – не менее, чем на десять выстрелов.

Вчера проверил подготовку солдат и матросов. Особенно доволен подготовкой пехотной команды «Иоанна Благословенного», которую проводят лейтенант Густаво Амос де Овьедо и сержант Себастьян  Мойяно де Белалькасар.  Я решил передать на этот корабль ещё десять солдат в дополнение к тем двадцати, которые уже там. Не забывайте, что мы везём оружие и солдат Сеньору  Губернатору и Адмиралу Эспаньолы, Дону Диего Колумбу.

На Эспаньоле неспокойно и, возможно, солдатам придётся сразу вступить в бой.  Поэтому, всё свободное время на переходе используйте для подготовки воинов. Во время плавания экономьте продукты. Организуйте ловлю рыбы, чтобы экономить солонину. Каждый день выдавать морякам и солдатам чеснок и ром. Особое внимание – вода.  В случае дождя набирайте воду во всю свободную посуду. Сейчас поужинаем.

Выход в море в семь утра. Линия:  первой идёт «Дева Мария».  Второй – «Свет Господень».  Третьим – «Сан-Игнасио».  Замыкает – «Иоанн Благословенный».  Офицерам проверить свои службы. На берег никого не отпускать!»

Себастьян был горд тем, что сам командующий флотилии отметил его работу. За столом ему досталось место между Сержантом Матиссом и Лейтенантом Густаво. Кок на флагманском корабле оказался очень хорошим. Матисс сказал, что капитан Джонатан де Васкес ни в одном походе не расстаётся с этим поваром. Последний ужин перед выходом в Океан … Себастьян всё время думал об этом.  Ведь он никогда не был в открытом море! Ему и не терпелось, и было страшно.  Он вспомнил Ориану и почувствовал тоску … Как ему её не хватало! Больше месяца он не видел её волшебных глаз, не слышал её голоса…

Утро выдалось удивительно чистым и ярким.  Себастьян стоял на шканцах, опершись на борт, ощущая прилив восторга. Ему не верилось, что сбылась мечта и он увидит далёкие чудесные и загадочные страны, о которых ему рассказывали моряки.  Он верил в себя!  Он вернётся в сиянии славы и положит к ногам любимой новый мир!

Корабли по-очереди снимались с якорей,  поднимали паруса и строились в колонну.  Подошла очередь и их корабля. «Иоанн Благословенный» выбрал якорь и плавно отвалил от причала.  Ветер был несильный, корабль пристроился в кильватер «Сан-Игнасио» и медленно, постепенно набирая ход, двинулся к выходу из бухты.  Вот, наконец, прошли устье реки Тинто, завернули за мыс и закачались на неизвестно откуда взявшейся волне.  Чем дальше удалялись от берега, тем сильнее дул ветер бейдевинд, становилась круче и выше волна. Когда берег скрылся в дымке за кормой, «Иоанн Благословенный» шёл с креном  на левый борт, жёсткая волна била в правую

скулу, нос каравеллы нырял вниз и вода веером сверкающих на солнце брызг проливалась на палубу.      Корабль, как бы отряхиваясь от холодных брызг, снова задирал нос, заставляя уходить вниз корму и Себастьян чувствовал, как палуба уходит у него из-под ног, он становится невесомым и содержимое желудка поднимается к горлу, чтобы с последующим подъёмом кормы камнем опуститься вниз … Себастьян изо-всех сил сопротивлялся приступам тошноты, подавляя их усилием воли и широко открытым ртом хватая свежий воздух, но, в конце-концов сдался и распрощался со своим завтраком, высунувшись как можно дальше за борт. Но море требовало ещё и, не получая положенного от новоиспечённого моряка, пыталось забрать и желудок…

У Себастьяна началась морская болезнь.  Он не смог добраться до каюты и лёг прямо под бортом, содрогаясь от конвульсий, выворачивающих его наизнанку. Как сквозь редкий туман увидел Лопочу с зеленоватым лицом, пытающегося подсунуть ему под голову одеяло, но каждый раз, когда его усилия вот-вот должны были увенчаться успехом,  бросающегося к борту.

Когда пробили склянки на обед, представившего себе миску солонины с бобами, Себастьяна, снова вывернуло, но вместо остатков утреннего завтрака, он сумел избавиться только от небольшого количества густой зеленоватой жидкости. От постоянных «нерезультативных» рвотных спазм, болели все внутренности, голова казалась чугунной и удержать её на весу было невозможно…

С трудом повернув её влево, Себастьян увидел бездыханное тело своего верного оруженосца и обратился с горячей молитвой к Всевышнему, прося только об одном – умереть. Покончив с молитвой, он столь же горячо проклял тот день и час, когда ступил на палубу этого дьявольского орудия пытки, в которое превратился прекрасный корабль. Увидел близко от себя чьи-то сапоги, но посмотреть, кому они принадлежат не было ни сил, ни желания… Владелец сапог присел перед ним на корточки и оказался лейтенантом Густаво, с ехидной улыбочкой  ковырявшим мизинцем в зубах.

«Сеньор, я не застал Вас за обедом! Наверное, Вы пообедали до меня?» От этих слов Себастьяна скрутил внеочередной  приступ тошноты.  Он только простонал, с ненавистью глядя на своего мучителя.

«Мне помнится, Сержант, вы обещали позаниматься со мной фехтованием?  Думаю, сейчас самое время.  Но Вы так торопились завершить свою трапезу, что забыли прихватить десерт!» С этими словами Лейтенант достал из кармана большой жёлтый лимон, разрезал его ножом и половинку вложил в руку Себастьяну:  « Вот, съешьте, пожалуйста.  Ну, а эту половинку разрешите предложить Вашему эскудеро».

Себастьян с трудом донёс лимон до рта и надкусил… И вдруг почувствовал странное облегчение.

«Первое средство от морской болезни, Сеньор Себастьян» — поднялся на ноги Тененте.  Положил рядом с сержантом ещё пару лимонов и, насвистывая что-то, удалился, провожаемый благодарным взглядом Себастьяна.

К исходу второго дня и Себастьян,  и Лопоча уже почти оправились. Отвращение к пище сменилось сильнейшим чувством голода .  Сердобольный кок выдал им по две глубоких миски бобов с салом, о которых вчера наши «морские волки» и думать не могли, а сегодня вылизали посуду до блеска.  К обеду следующего дня привычный ритм плавания нарушился.

Ветер усилился, стал менять направление, небо заволокло тучами. Поднялась волна и к вечеру  стала нешуточной.  Иссиня-чёрные тучи опустились почти до нока мачты.

Стало совсем темно. Команда поставила штормовые стакселя и заняла места по штормовому расписанию.  Где-то далеко впереди сверкнул огненный зигзаг и неторопливо прогремел гром.

Сильнейший порыв ветра заставил каравеллу зарыться носом в кипящую чёрную воду и когда она выпрямилась,  по палубе до самой кормы прокатился водяной вал. Стало холодно. Корабль валялся с левого на правый борт, один раз так глубоко зарылся нос и, соответственно, задралась корма, что «Иоанн Благословенный» встал почти вертикально.

Кругом с грохотом сыпались плохо закреплённые вещи.  Молнии стали врезаться в воду совсем близко от корабля.  Корректировщику этого небесного огня, по-видимому, нехватало либо опыта, либо внимательности. После двух попаданий рядом с левым бортом, потом – правым (типичная артиллерийская «вилка») сам собой просился выстрел по  центру.  Но батарея почему- то переносила огонь на другую цель… Рулевые и моряки, работающие на палубе, привязались кто к мачтам, кто  к леерам. Из парусов оставили только маленький штормовой стаксель («носовой платок») на грот-мачте.

В этом чёрном кромешном аду давным давно исчезли огоньки других кораблей флотилии. Себастьян с Лопочей, одев всё, что у них было тёплого, нашли закуток на шканцах с подветренного борта на  и, вцепившись в протянутые штормовые леера, демонстрировали друг дружке мужество и хладнокровие. Эта страшная штормовая ночь надолго запомнилась Себастьяну.

Почти двое суток бушевала стихия.  На третий день шторм начал успокаиваться. К вечеру окончательно развиднелось.

Но как ни вглядывались в океанскую даль зоркие вперёдсмотрящие в марсовых корзинах – нигде не было видно ничего, похожего на корабль.  Надеялись на то, что ночью удастся увидеть свет фонаря.  Но до самого утра нигде не было замечено ни проблеска.  Всех  охватило гнетущее чувство одиночества в этой безбрежной водяной пустыне. Капитан и штурман рассчитывали курс на Эспаньолу.  Тучи к вечеру разошлись, Океан полностью утих. Лёгкий, неуверенный, часто изменяющий направление, ветерок  лишь слегка и временами наполнял паруса и корабль делал не более четырёх — пяти узлов. Но к утру ветер стих совсем.  Вокруг, от горизонта к горизонту разлеглось блестящее голубое зеркало. Ни одного, самого лёгкого, дуновения ветерка. Из-за кромки зеркала выкатилось розовое  солнце, которое вскоре раскалилось добела. На палубе, бортах, других деревянных  частях шпангоута выступили блестящие капли смолы.

Штиль.  Одно из самых тяжело переносимых явлений в Океане. Никто не может предсказать, сколько дней или недель может продлиться эта страшная пытка огнём. Поэтому урезается водяной порцион. В нижних помещениях  находиться было невозможно.  Вся команда разбрелась по кораблю, в надежде найти хоть пятачок тени. Вдруг, неожиданно, как гром с ясного неба, раздался крик: «корабль!»

Все кинулись наверх. Себастьян одним  из первых оказался на капитанском мостике рядом с тененте Густаво.  Капитан напряжённо всматривался вдаль в подзорную трубу. Опустил руку.  Его лицо окаменело.  Повернувшись  к Густаво и Себастьяну, выдохнул: «Пираты…».

«Трубача ко мне!» — крикнул лейтенант и – Себастьяну: «Вот теперь наша работа!» Прибежал тощий молодой парень – трубач.

«Труби «к БОЮ!» — «Саргенто! Матрацы, бочки, ящики, брёвна, поленья, пустые бочки – всё в центр палубы! Порох, заряды – к пушкам!  Команде и пехоте – разобрать холодное и огнестрельное оружие.  Стрелки – с аркебузами, мушкетами – построиться на баке. Артиллеристы – тоже.  Выполняйте!» — «Си, Сеньор!» —  и Себастьян кинулся исполнять приказ.

Несмотря на то, что между «Иоанном Благословенным» и неопознанным кораблём дистанция сокращалась медленно, так как  судно шло на вёслах, уже было видно, что это «ДХАУ» или, как его ещё называют, «Барбарский Корабль»,  парусно-гребное трёхмачтовое судно с косыми парусами (ввиду штиля паруса были сброшены), какими пользовались берберские, алжирские и тунисские пираты.  Густаво и Себастьян спустились на палубу, где уже строились все тридцать солдат и свободные матросы, все вооружённые.

«Слушай мою команду! Мушкетёры, аркебузиры и арбалетчики – остаётесь пока в центре, зарядите оружие и подготовьте заряды, чтобы были при себе. Когда станет ясно, каким бортом будут подходить пираты, строитесь в три шеренги. Когда, по моей команде, первая шеренга выстрелит, она рассыпается,  быстро занимает позицию третьей и быстро заряжает оружие. Вторая шеренга встаёт на место первой и стреляет.

После этого бегом занимает место третьей и т.д.  Солдаты этот приём отрабатывали.  А матросы – нет.  Поэтому матросов ставьте между солдатами, чтобы они делали то, что делают соседи.  Как только определимся,  на какой борт будет атака, все переносят это – Густаво указал на кучу хлама, который уже был собран – к  тому борту, чтобы за этой баррикадой защищаться от пуль.  Саргенто, Вы будете с артиллеристами!».  Пока Густаво проводил инструктаж, пираты подошли ближе и некоторые даже начали стрелять. Правда, пули ещё не долетали.  Минут через 15 стало понятно, что пираты пойдут на абордаж на левый борт. Все кинулись выполнять приказание Густаво.  Со стороны пиратов, сгрудившихся у своего правого борта огонь становился всё плотнее.  Вот застонал и выронил ружьё солдат из второй шеренги.  Вот – из первой… Но Густаво не давал команды.  Махнул рукой Себастьяну.  Все шесть пушек (две бомбарды и четыре малокалиберных кулеврин и фальконетов) выстрелили в густую толпу берберов. Раздались крики, в толпе упало несколько пиратов.

Берберы перенесли огонь на артиллеристов.  В это время раздался дружный залп первой шеренги стрелков. Через несколько секунд – второй, за ним – третий. Было видно, что у пиратов большие потери. Но  их корабль уже подходил к каравелле.  Ввиду огромного численного преимущества пиратов, у испанцев было очень мало шансов в абордажном бою. Да и потерь у них тоже было много. Уже три пушки замолчали.  Вокруг них лежали раненые и убитые солдаты.  Себастьян кинулся к ближайшей кулеврине на которой лежал убитый артиллерист.  Было не до сантиментов – Себастьян столкнул убитого и стал наводить пушку на корабль пиратов.

К счастью, убитый артиллерист успел зарядить пушку, хоть и не успел выстрелить. Вдруг Себастьян увидел, что несколько пиратов, сев вокруг открытого бочонка рядом с фок-мачтой, заряжают пистолеты, доставая порох из бочонка.  Рядом с этим бочонком лежали ещё три, но закрытых. Решение родилось мгновенно. Себастьян не стал стрелять по густой толпе пиратов, представляющих собою соблазнительную мишень, а, несмотря на свистящие вокруг и со звучным чавканьем впивающиеся в дерево, пули, не торопясь и тщательно прицелившись, выстрелил прямо в основание мачты. Он попал точно в открытый бочонок.

Раздался взрыв. В воздух взлетели куски дерева и человеческих тел.  И тут сдетонировали три закрытых пороховых бочки! Взрыв был ужасный! Обьятый пламенем корабль переломился пополам.  В воду посыпались люди, многие в горящих  одеждах. Кровавые куски тел долетали даже до «Иоанна Благословенного» и его мачты оказались увешаными этими страшными украшениями, а палуба усеяна отдельными частями окровавленных тел.  В воде плавали десятки пиратов, взывая к победителям.  Увы! – в те времена нравы и порядки сильно отличались от нынешних.

Из воды вытащили только трёх берберов, остальных же не подпускали к кораблю, а тех, кто пытался вскарабкаться на борт – просто убивали.  Себастьян же сидел на лафете бомбарды и тупо, немигающим взглядом, смотрел прямо перед собой, ни на что не реагируя. Он даже не чувствовал, что ранен – по лбу стекала струйка крови… Он был в шоке от содеянного…

Подошёл  Лопоча. Посмотрел на Себастьяна, но, видя его состояние,  отошёл  в сторонку.  Себастьян не думал ни о чём. Всё, на что он смотрел, отражалось в его глазах как в зеркале, не проходя ни в душу, ни в сердце, ни в мозг.  Рядом с ним кто-то присел и, немного помедлив, положил ему руку на плечо.

Нехотя повернув  голову влево, он увидел Густаво. Всегда щеголевато одетый, тот сейчас ничем не отличался от Себастьяна и десятков других бойцов – в рваной, закопчённой рубахе, с пятнами крови, поцарапанным лицом, грязными руками. Он тоже не говорил ни слова, только передвинул руку на затылок Себастьяна и стал его массировать. Этот, всем известный успокоительный приём, начал благотворно действовать на Себастьяна, он начал приходить в себя.

«Пойдём, Герой, я знаю, что тебе сейчас нужно».  Он встал и потянув Себастьяна за руку,  заставил подняться.  Тот  послушно двинулся за Густаво. Они шли среди моряков и солдат, все расступались перед ними и каждый, не говоря ни слова, старался прикоснуться к плечу Себастьяна.  За ними шёл Лопоча. Лейтенант приостановился, притянул его к себе.  «Лопоча, найди место попрохладней и поспокойней, сделай ему постель.  Ну, там , матрац, одеяло.  Ему нужно будет хорошо выспаться».  Индеец  с готовностью кинулся исполнять приказание.  Густаво с Себастьяном поднялись на капитанский мостик.

Там сгрудились  офицеры.  Все, как по команде,  повернулись к ним.  Сеньор Санчес Густаво Гавилан, Капитан «Иоанна Благословенного», шагнул к Себастьяну, положил ему руки на плечи, прижал к себе и поцеловал, пощекотав седой бородой: «Спасибо, сынок!» и повернулся к офицерам:  «Виват Герою  Себастьяну  Мойяно де Белалькасару!» — и  хор мужских голосов трижды дружно повторил: «Виват! Виват! Виват!» —  Все офицеры, строго по старшинству, подходили  Себастьяну и,  пожав ему руку, отходили в сторону. Густаво  выразительно посмотрел в глаза капитану. Тот согласно кивнул головой и,  жестом подозвав к себе своего слугу, что-то сказал ему на ухо. Тот исчез и вернулся через несколько минут с довольно вместительным ларцом. Поставил его на штурманский стол и, повозившись, открыл. Передал капитану замшевый свёрток и стал доставать из ларца бокалы.  Затем вытащил бутылку лучшего в Испании “RON de REY” («Королевский ром») и открыл её.

Все взяли по бокалу, до половины налитому  золотого цвета напитком.  Единственный бокал, налитый полностью, капитан протянул Себастьяну: «Дорогой мальчик!  Извини, что так обращаюсь к тебе, но мой возраст позволяет мне это. Сегодня ты совершил поступок, который, без преувеличения, можно назвать подвигом. Все мы, вся команда «Иоанна Благословенного» в долгу перед тобой!  За твоё здоровье!  И пусть Христос и Святая Богородица всегда покровительствуют тебе!  За твоё здоровье!»

Себастьян никогда не пил рома, тем более такого.  А поскольку знал, что под такой тост нужно осушить бокал и, к тому же, чтобы в глазах этих мужественных людей выглядеть настоящим мужчиной, выпил до дна.  У него перехватило дыхание.

Капитан взял со стола замшевый свёрток: «А это тебе от меня – первая боевая награда!» Себастьян развернул  тяжёлый свёрток… У него в руках был изумительной работы толедский кинжал с золотой насечкой. Все захлопали в ладоши, а у него вдруг ручьём полились слёзы из глаз – сказался нервный шок и выпитый натощак бокал крепчайшего рома. Всё поплыло перед глазами, колени сделались мягкими, как глина и … через несколько часов Себастьян проснулся на матраце в уютном тенистом закутке на шканцах.  Рядом с ним сидел Лопоча и взмахами деревянной дощечки вентилировал воздух.

Ещё почти два дня длился штиль.

Проведя тщательную уборку судна, подремонтировав повреждённые в прошедшем бою шпангоут и такелаж, заделав пулевые и пушечные отверстия в корпусе и надстройках, похоронив по морскому обычаю семерых павших солдат и матросов, люди изнывали от жары.  То здесь, то там вспыхивали ссоры за тенистое местечко . Выдачу пресной воды сократили. Один из трёх пленных берберов умер. Капитан очень хотел довезти хотя бы этих пиратов до Эспаньолы.  Поэтому им, по приказанию капитана, давали порцию воды немного больше, чем экипажу, что не могло не вызывать раздражения у солдат. Хуже всего, что действовало на моряков, это устойчивый, с каждым днём усиливающийся запах разлагающихся трупов, плавающих поблизости о «Иоанна Благословенного» после памятного боя.

Полный штиль не давал возможности отойти от места сражения, течение действовало одинаково и на корабль, и на остатки взорванного пиратского судна – всё дрейфовало в одном направлении и с одинаковой скоростью.

Из-за этого нельзя было искупаться или ловить рыбу.  Несмотря на то, что акулы трудились над останками и день, и ночь, запах был очень сильный, что отражалось на взаимоотношениях членов  экипажа.  Ссоры иногда перерастали в столкновения, поэтому капитан ужесточил наказание за драки.  Все молились за окончание штиля. Капитан нервничал – на корабле создалась обстановка, которая в любой момент могла привести к бунту.  Бывалые матросы садились у мачт и по старинному морскому суеверию, начинали царапать дерево ногтями, одновременно свистом изображая порывы ветра. Ничто не помогало.

И вдруг, после обеда, который мало кто ел – жара стояла невыносимая и не всякий мог заставить себя проглотить хоть пару ложек пищи, корабль слегка тряхнуло.  Паруса, безжизненно висящие на реях, и уже пятый день игравшие исключительно роль зонтов от солнца, вдруг всколыхнулись.  «Иоанн Благословенный» снова дёрнулся. В центре парусов вздулись небольшие желваки, которые сразу же опали.

Тут же снова вздулись, но уже большего размера. Снова опали.  Но все моряки уже увидели, что за кормой появился еле заметный пузырчато-струйный след. Все затаили дыхание. Неожиданно корабль дёрнулся, гораздо сильнее, чем раньше, паруса нехотя, как бы в раздумье, начали разворачиваться,   наполняясь  небольшими порциями ветра и, наконец обрели округлую, хотя пока ещё и вяловатую форму. Мокрые от пота лица и тела моряков вдруг обдало лёгким, освежающим дуновением ветра. Раздался дружный ликующий вопль десятков людей и корабль пошёл, набирая ход и оставляя за собой белую кильватерную струю.

Уже через день жизнь на «Иоанне Благословенном» нормализовалась. И пошла в привычном русле.  Каждый занялся своим делом, солдаты начали ловить рыбу.  Для этого использовали большие, с пол-ладони  величиной, железные кованые крюки с длинной тонкой, но прочней просмоленной верёвкой.

Для первой рыбалки выпросили у кока кусок солонины, на который буквально с первого заброса, поймали почти двухметровую акулу.  Пока её тащили к борту и поднимали наверх, хищница вела себя скромно, по-видимому желая понравиться рыбакам. Однако, как только оказалась выброшенной на палубу,  стала проявлять признаки недовольства, что выражалось в весьма агрессивной манере поведения.  Парень, который попытался, наступив ей босой ногой на голову, вытащить из пасти крюк, взвыл от боли.

Акула дёрнулась и её кожа, плотно усеянная мелкими, твёрдыми  роговыми чешуйками, напоминая наждачную бумагу, проехала по руке и ноге незадачливого рыболова,  буквально стесав большие куски его кожи. Живучесть её поражала.  Долгое время моряки охаживали её чем попало, пока она не утихла.  Но когда её передали для приготовления коку, все были разочарованы – прекрасное белое, без костей, мясо, после жарения сильно отдавало аммиаком.  В первый день выловили ещё двух акул.

И их мясо решили использовать на наживку. За судном постоянно тянулись две снасти.  Но больше ничего не попадалось.  Все легли спать.  Под утро одному из вчерашних рыбаков понадобилось идти на нос, в гальюн. Сначала подошёл к снастям.  Потянул на себя. Но верёвка, натянутая как струна, не подалась. Позвал друга, но то, что было на крючке, было, по-видимому, огромно.  Провозившись не менее получаса, вшестером вытащили здоровенного тунца.  Даже опытнейший морской кок никогда не видал тунца подобных размеров! Но зато два дня готовил для команды вкуснейшие супы и жаркое из его красного, напоминающего говядину, мяса.

Через несколько дней,  вперёдсмотрящий  матрос  из марсовой корзины, увидел  землю. Сверившись с картами, капитан объявил, что это – остров Гомера из  Канарского Архипелага, на который  в первую свою экспедицию к берегам Америки двадцать лет назад высаживался сам Христофор Колумб.  Хотя Канарские острова были известны финикийским и карфагенским мореходам ещё в древние времена, но европейцы появились здесь только в XII веке.

Поскольку золота или чего-нибудь полезного на островах обнаружено не было, а  местные жители, белокожие, голубоглазые гуанчи, жили в крайней нищете, носили одежды из звериных шкур, пользовались каменными орудиями, говорили на никому не знакомом языке и совершенно не годились в качестве рабов по причине нежелания и неумения работать на кого-либо, постоянных колоний на островах основано не было.

К тому же и характер гуанчей назвать покладистым было нельзя – любую высадку на берег незваных гостей (а они никого и не звали) они приветствовали градом камней и стрел с обсидиановыми наконечниками, попадания которых были весьма болезненными, а иногда и просто смертельными. Но в XIV веке, когда европейские моряки начинали свои походы вдоль африканского побережья в поисках путей в Индию, эти острова стали использоваться в качестве места, где можно пополнить запасы воды, подремонтировать суда, да и просто отдохнуть перед  долгими  и трудными  переходами  на Юг, с нежелательными заходами к африканским берегам  на которых хоть и жили люди, сильно отличающиеся от гуанчей цветом кожи, но приветствующие европейских работорговцев аналогичным образом.

Так что Канарские Острова стали предметом территориального спора между Португалией и Испанией, конец которому положил Римский Папа, подаривший их Кастильской Короне. Испанцы тут же всерьёз занялись мероприятиями по «принуждению к дружбе» гуанчей, но при попытке колонизировать остров Тенерифе в мае 1494 года были разбиты недружелюбными аборигенами. Однако испанцы, возможно сами того не желая, использовали против гуанчей «бактериологическое оружие», завезя на остров чуму.

Когда Тенерифе значительно обезлюдел, новая многочисленная и хорошо вооружённая мирная испанская делегация  сумела убедить местного  вождя  Имененчия сдаться и, чтобы он окончательно признал, что «даже плохой мир лучше доброй ссоры», 29 сентября 1496 года  его убили. С его соплеменниками поступили примерно так же.  Только методы убеждения отличались в широком диапазоне от меча и петли до костра и «утопления» в море.

Несмотря на то, что команде «Иоанна Благословенного» очень хотелось размять ноги на твёрдой земле острова Гомера, капитан не решился на стоянку – на мачте небольшого  испанского  форта издалека был виден карантинный флаг.  К тому же других кораблей флотилии, на встречу с которыми  он надеялся, нигде не было видно. Поэтому «Иоанн Благословенный» продолжил свой путь на Запад, миновав ненаселённый остров Йеро («Ферро»).

Корабль шёл вдоль Тридцатой параллели, так как в этих  широтах преобладают попутные ветра и достаточно редки волнения.  Себастьян и лейтенант Густаво занимались своим делом, проводя ежедневные занятия с солдатами и желающими матросами по фехтованию, стрельбе и кулачному бою. Вечерами  ловили рыбу – попадалось множество тунцов, дорад,  а однажды удалось вытащить громадного марлина.

Корабельный  кок старался разнообразить рыбное меню, придумывая  новые блюда, чтобы  не раздражать команду однообразием.  Погода баловала наших путешественников на протяжении всего перехода до Антильских островов.  Лишь два раза за всё время перехода  начинал меняться ветер и  поднималось волнение, но, как бы передумав, шторм затихал, не успев как следует начаться.

И вот, через два с лишним месяца плавания, радостный крик  вперёдсмотрящего  возвестил о том, что по правому борту показалась земля.  Это был остров Сан Сальвадор.  Капитан дал команду сменить курс и на следующий день впереди показались берега острова Эспаньола (Гаити).  Капитан скомандовал  уменьшить парусность, взяв рифы на грот-  и фок-  парусах.  Места здесь изобилуют подводными  коралловыми рифами и скалами.

На носу дежурили матросы, постоянно делая замеры глубины.  Все – и моряки, и солдаты, находились в приподнятом настроении с нетерпением ожидая прихода в порт. Но капитан не желал рисковать, поэтому переход занял чуть ли не неделю.  Шли вдоль живописных, заросшими густыми лесами берегов, украшенными зелёными плюмажами кокосовых пальм. Эти же берега наблюдали моряки  Христофора Колумба,  открывшего этот остров 5 декабря 1492 года и назвавшего его Эспаньола (Маленькая Испания).

«Иоанн Благословенный» прошёл место, где 25 декабря 1592 года села  на риф «Санта-Мария» — флагманская каракка Колумба.  Правда, обошлось без жертв.  С помощью  индейцев, доброжелательно встретивших испанцев, с корабля удалось снять всё, вплоть до пушек.  Колумб сумел  наладить дружеские отношения с вождём (касиком) Гуаканагариксом и, с его разрешения и помощью построить форт, который был назван Ла Навидад (в честь Рождества Христова).

Моряки увидели у индейцев много золотых и жемчужных украшений и стали выменивать их на колокольчики, зеркальца и прочую бижутерию. Так как весь экипаж просто не поместился бы на оставшиеся колумбовы каравеллы – «Пинта» и  «Нинья», было решено оставить добровольцев на поселение.  Остаться в новом поселении вызвались 39  моряков, которые быстро обзавелись индейскими жёнами. Христофор Колумб отправился в Испанию с двумя оставшимися кораблями.

Вернувшись через год, он застал на месте форта Ла Навидад только обугленные руины. От случайно оставшегося в живых поселенца и индейцев, ему удалось узнать о трагедии, разыгравшейся на этом месте несколько месяцев назад. Поселенцы, в большинстве своём не отличавшиеся интеллектом и воспитанием, очень быстро почувствовали себя хозяевами острова.  Надо сказать, что набирали в экспедицию далеко не «цвет нации».

Тот ещё контингент  был! – вплоть до постоянных обитателей тюрем и кандидатов на костры и виселицы. Почувствовав бесконтрольную свободу, они стали заниматься знакомым   и любимым делом  — насиловать женщин, детей, грабить, убивать, отбирать продукты питания, заставлять местных жителей работать на себя – в общем, каждый развлекался как мог.  Кончилось всё это, как и следовало ожидать  — доведённые до отчаяния индейцы  Таино под руководством касика Каонабо (врага Гуаканагарикса) восстали и перебили  всё население форта.  А само поселение сожгли.

Колумб решил не восстанавливать форт в районе, где обитали индейцы с не самым лучшим отношением к испанцам и построил новое поселение на востоке острова, назвав его Ла Исабель – в честь королевы Кастилии., так много сделавшей для осуществления его мечты.  Обосновавшись на новом месте, Великий Первооткрыватель не стал играть в благородство и обложил индейцев налогом – каждый тауно, начиная с 14 лет,  должен был намыть в реках острова определённое количество золота.

Если индеец, по каким-либо причинам не выполнял задание – его либо делали калекой, нанося неизлечимое увечье, либо попросту  убивали. Впоследствии, когда золото в знакомых местах стало иссякать, была введена так называемая «энкомьенда» — каждый Таино должен был сдать 11 кг. Хлопка. Христофор Колумб был Первым Губернатором Острова  Эспаньола – с 1493 года.  Его сменил на этом посту его брат – Бартоломео Колумб, основавший на южном берегу острова город-порт  Санто-Доминго-де Гусман, куда сейчас и шёл  «Иоанн Благословенный».

С 1499 году островом  правил Губернатор  Франсиско Бабадилья, которого сменил в 1502 году  Николас Овандо. В  1511 года король Испании назначил Губернатором сына Христофора Колумба, Диего Колумба.

И вот, наконец, перед обедом, взорам стосковавшимся по земле моряков, открылся маяк, а затем и  Fort- La- Fortalesa («Форт Поклонения») – каменная крепость, построенная в 1508 году для защиты порта, расположенного в устье реки Осама. Когда «Иоанн Благословенный» подошёл ближе, раздались радостные крики команды – в порту стояли все три корабля флотилии во главе с флагманом – караккой  «Свет Господень»! Появление каравеллы «Иоанн Благословенный» было замечено  и в порту – раздалось несколько выстрелов из пушек, на палубах сгрудились экипажи кораблей,  что-то кричащих и приветственно размахивающих руками.

Раздалась долгожданная команда капитана и в воду плюхнулись якоря.  А от «Света Господня»  уже отваливала шлюпка, набитая офицерами. Поскольку в шлюпке находился Капитан Сеньор  Джонатан Альварес де Васкес, командующий флотилией,  Капитан Санчес Гонсало Гавилан дал команду всем построиться на палубе. Себастьян занял своё место на правом фланге первой шеренги  выстроившихся солдат, рядом с Лейтенантом Густаво. По трапу, кроме Капитана Джонатана Альвареса де Васкеса, поднялся командир пехотинцев, Оделио Фунес де Кальдерон, Падре Суарес, три лейтенанта и радостно улыбающийся сержант Николас Матисс.  Два матроса вынесли иконы Христа и Божьей Матери, все присутствующие стали на колени и с воодушевлением пропели  молитву.

После этого Командующий флотилией поздравил всех с благополучным возвращением. Затем группа офицеров, сопровождаемая капитаном «Иоанна Благословенного», прошла вдоль фронта выстроившихся моряков, Падре  Суарес  останавливался через каждые несколько шагов и освящал моряков  крестным знамением.  Строй рассыпался, все разбились на группы знакомых, на палубу выкатили бочонок рома, началось празднование возвращения «потерявшегося» судна. К Себастьяну быстрыми шагами подошёл сержант Матисс и сжал его в могучих объятиях: «А мы вас уже похоронили! Падре Суарес уже отпел вас!»

Оказалось, что после  того памятного шторма, когда корабли разбросало, основная группа не попала в штилевую зону и продолжила путь на Запад, рассчитывая встретиться с пропавшей каравеллой на Канарских Островах.  Но, простояв  там три дня и не дождавшись «Иоанна Благословенного», решили, что корабль стал жертвой морской стихии.

И вот уже несколько дней, как пришли в Санто-Доминго. Подошёл Лейтенант Густаво, поздоровался с Матиссом и пригласил их в кают-компанию. Все офицеры толпились в тесном помещении с бокалами в руках. Все обступили Себастьяна, слуга капитана принёс прибывшим по бокалу и Командир флотилии взял слово: «Уважаемый Сеньор Себастьян Мойяно де Белалькасар! Поздравляю Вас с благополучным возвращением в нашу дружную воинскую семью! Нам рассказали о Вашем геройском поведении и о Вашем подвиге в битве с пиратами.  Я буду ходатайствовать перед Вице-Королём и Адмиралом , достопочтимым Доном Диего Колумбом, о присвоении Вам воинского чина Тененте!  Надеюсь, Моё ходатайство не останется без внимания. Виват!» —  «Виват!  Виват!  Виват!» — дружно откликнулись офицеры и каждый потянулся к Себастьяну  с бокалом.

На следующий день Густаво пригласил Себастьяна на прогулку в город. Он принял деятельное участие в подготовке к этому мероприятию и даже одолжил своему другу кое-что из своего гардероба.  Когда вышли на набережную Санто-Доминго, у  Себастьяна  захватило дух.  Он никогда не видал столь красивых строений – ведь единственный большой город, в котором ему пришлось побывать, была Севилья и побывал он только в порту. А здесь … Здесь было на что посмотреть!  Ведь Санто-Доминго в это время был столицей всех испанских колоний Америки и строился в соответствии с Генеральным Планом, привезённым из Испании, под руководством известных испанских архитекторов.

Друзья вышли на улицу Исабель –Ла- Католика, проложенную параллельно  набережной и застроенную изумительными по красоте зданиями.  Постояли у часовни Росарио – первого храма, построенного в Новом Свете ещё в 1496 году, осмотрели Крепость Осама с башней Торе-дель-Оменахе  которую возводили 6 лет – с 1501 по 1507 год, прошли вдоль строящихся Дворцов  Каса-дель-Алькасар  и Замка Альмиранте-де-Колон, великолепных  Каса-дель-Овандо  и    Каса-дель Кордон, полюбовались недавно построенной больницей Сан-Николас.

Но особое впечатление на Себастьяна и Густаво произвели Резиденция Архиепископа Санто-Доминго,  Каса-дель-Тостадо  и Монастырь с Церковью Ордена Доминиканцев,  Церковь Санта-Барбара и Ансамбль Сан-Николас-де-Бари. Потом вышли на Кайе-Лас-Дамас (Улица Женщин) – это вообще было незабываемое чудо!  Мало того, что вся улица была застроена красивыми домами, но она ещё была  ВСЯ …   ВЫМОЩЕНА  КАМНЕМ! – по тем временам нечто необыкновенное! А история создания этого, даже по европейским меркам того времени, чуда, такова: когда, в 1511 году на Эспаньолу прибыл новый Вице-Король,  Адмирал и прочая, и прочая, и прочая, сын Великого Христофора Колумба, Диего Колумб, его жене, Марии де Толедо, пришло в голову, что по причине постоянных  тропических ливней и сопутствующей  этому стихийному явлению, грязи, ей нечасто придётся  демонстрировать местному высшему обществу свои наряды, привезёнными аж из Европы!  Ужасная перспектива повергла её в состояние длительной депрессии, на что не мог не среагировать  любящий муж.

В кратчайшие сроки  улица была вымощена хорошо  отшлифованным камнем. На радость офицеров-посетителей  особняка Лас-Касас-Реалес, расположенного на этой улице и получивших теперь возможность «принимать парад» и оценивать наряды женщин, принадлежащих к высшей столичной знати.

Густаво сказал Себастьяну, что в ближайшие дни всех солдат переведут в  армейские  казармы, а офицерам будут выделены квартиры в недавно выстроенных домах. Густаво, очевидно, будет командовать ротой, состоящей из солдат, прибывших с ними на «Иоанне Благословенном», пополненной пехотинцами с других кораблей флотилии. В отношении Себастьяна  пока ничего не известно  – всё зависит от решения Дона Диего де Колумба.

Судьба конкистадора — книга 1, часть 4

 

Через неделю солдат, прибывших с флотилией, перевели в казармы, находящиеся на левом берегу реки Осама, неподалеку от одноимённой Крепости, сержанты получили отдельные комнаты здесь же, в казармах,  для пехотных офицеров были выделены небольшие домики в десяти минутах от казарм. Старшим офицерам выделялись деньги для съёма жилья в центре города. Из вновьприбывших предполагалось сформировать пополнение для поддержки отрядов, уже  год ведущих завоевание острова Кубы под командованием Капитана Диего Веласкеса де Куэльяра. Надо сказать, что испанцам на Кубе приходилось несладко. Они несли огромные потери от тропических болезней и ожесточённого сопротивления индейцев.

Из  300 солдат, высадившихся на Восточном побережье острова в 1511 году, к этому времени осталась едва ли половина боеспособных бойцов. И помощь была необходима.

Вообще-то Куба была открыта ещё Христофором Колумбом в его первом путешествии в 1492 году на переходе с Багамских островов на Эспаньолу – он прошёл вдоль северо- восточного берега, но, не найдя удобного места для высадки, прошёл мимо.  Вторично Колумб высадился на южном побережье во время второй экспедиции в 1494 году и частично обследовал его.

В 1509 году капитан Себастьян де Окампо обошёл остров и составил карту побережья, но высадиться не решился. И только в 1511 году, новый вице-Король и Губернатор Эспаньолы, сын Великого Мореплавателя,  Диего Колумб, отправил на завоевание острова 300 солдат на трёх кораблях, во главе с Капитаном Диего Веласкесом де Куэльяром.

 

 

Конкистадоры встретили на Кубе многочисленные племена индейцев  Гуанатабей (их было около 100 тысяч),  Таино (около 200 тысяч) и  более 100 тысяч индейцев Сибоней.   Все эти племена были охотниками, рыболовами  и земледельцами, выращивавшими юкку, маниоку, ямс, табак, тыкву, хлопок, батат (сладкий картофель).   Индейцы Таино были наиболее развитыми – жили в хижинах из тростника,  спали в гамаках,  ткали хлопковые ткани, делали глиняную посуду.

Таино, оказали мощное сопротивление испанцам – ими командовали касик Гуам и, недавно  сбежавший с Эспаньолы от зверств колонизаторов, касик Атуэем – уж кто-кто, а он-то знал, чего можно ожидать от завоевателей.  Но силы, конечно, были неравными.  Особый страх на местное население наводили боевые собаки и лошади. Да и в вооружении  возможности противоборствующих сторон были несопоставимы – луки, стрелы и копья с каменными   наконечниками и деревянные палицы – против закованных в металл всадников, вооружённых огнестрельным оружием.

Себастьян с Матиссом заняли две соседние комнаты.  Днём проводили занятия с солдатами, вечерами подолгу сидели на скамейке  за самодельным столом и ели рыбу, пойманную и изготовленную Лопочей, запивая соком кокосовых орехов и  местным ромом.  Как-то вечером  к ним зашёл Густаво и сказал, что назавтра Себастьяну назначена высочайшая аудиенция и он, Густаво, должен его сопровождать. В назначенное время друзья прибыли во Дворец   Алькасар-дель-Колон, резиденцию Вице-Короля.

У ворот их встретил пехотный капитан, командующий Гвардией. Он провёл офицеров через роскошный сад, напомнивший Себастьяну  Патио Замка Белалькасар и длинную анфиладу комнат, открыл тяжёлую, резную, позолоченную двустворчатую дверь и пропустил офицеров вперёд.  Лицом к окну, заложив руки за спину, стоял человек, в расшитом золотом мундире. Услышав шаги, он повернулся к приглашённым.  Улыбнулся.

« Ну, где наш юный герой?» — Себастьян вытянулся в струнку – «Мне много рассказали про Вас. Я давно знаком с Капитаном Оделио Фунес де Кальдероном.  И знаю, что он скуп на похвалы.

И если он так отзывается о Вас – значит, Вы в самом деле совершили серьёзный подвиг.  Признаюсь – не ожидал встретить такого юного и уже такого опытного  солдата.  Пожалуй, Вы заслуживаете стать самым молодым офицером в моём войске. Мне представили доказательство совершёного Вами – двух пиратов, захваченных на потопленном Вами судне.  Скажите … Вы в самом деле одним выстрелом  взорвали вражеский корабль?  Видимо само Проведение двигало Вашей рукой!  Давайте подумаем, чем Вы будете заниматься…  Не хотите ли служить в моей гвардии?» У Себастьяна буквально отнялся язык… С большим трудом прервав паузу, он ответил:  «Эстимадо Сеньор!  Я хотел бы просить Вас, если это возможно, отправить меня на Кубу с моими солдатами…».

«Вот как? Не хотите служить во Дворце?  А, понимаю – Вы прибыли сюда за Славой?!  Ну что ж, похвально. Думаю, что Вы действительно принесёте больше пользы Короне на поле боя! Вы с лейтенантом Густаво, как я слышал – друзья? Вот, и составите ему компанию. Поздравляю Вас с воинским званием ТЕНЕНТЕ!  Патент получите у моего секретаря. Желаю Вам добиться желаемого! Всего хорошего!»  С этими словами, Дон Диего Колумб  пожал руки офицерам и вышел в боковую дверь.

 

 

Наступил Декабрь

Сан-Диего, Столица Испанской Америки, охвачен подготовкой к Главному Христианскому Празднику – Рождества Христова. Украшаются окна, улицы, храмы.  В алтарях церквей появились зелёные венки Адвенты с четырьмя свечами. Уже зажжены первые свечи – началась первая из четырёх  недель  Адвенты.  Теперь, перед каждым воскресным богослужением, будет зажигаться одна свеча. В это,  Первое воскресенье Адвенты,  проповеди  в церквах посвящены теме Пришествия Христа в Конце Времён.  Во вторую  и третью  неделю – Переходу от Ветхого Завета к Новому, и последнюю, перед Рождеством, когда загорится четвёртая свеча – евангельским событиям, непосредственно предшествовавшим Рождению Христа.

Такие венки (без свечей) крепятся над дверьми христианских домов – здесь ждут Христа.  В эти четыре недели, предшествующие Рождеству, истинные христиане стараются совершать как можно больше добрых, милосердных дел, посещают все проповеди, готовятся к Исповеди, чтобы с лёгким, чистым сердцем принять  Причастие и участвовать в Рождественских богослужениях.

В окнах, храмах и на площадях  мастерятся  БЕЛЕНЫ, изображающие сцену появления на свет Младенца – Иисуса Христа.  Чаще всего это – Вифлеемская Пещера, в которой появился Иисус, Святая Матерь Божья, Мария, Святой Иосиф и фигурки осла и вола, по преданию, согревавших Святого Младенца своим дыханием.

Часто в эти сцены добавляются Святые Волхвы – Каспар, Мельхиор и Валтасар, подносящие Иисусу дары – золото, ладан и смирну.  В эти дни принято дарить подарки своим друзьям, соседям, родственникам, детям.  На площадях устанавливают большие качели, на которых качаются и стар, и млад, стараясь подняться как можно выше к небу, к Богу.

Уже за две недели до Рождества, начинаются празднования – ходят друг к другу в гости, ужины продолжаются до утра, съедается немереное количество вкусной пищи (хозяйки соревнуются между собой в кулинарных талантах), сладостей и выпивается море различных напитков (в том числе и «веселящих»).  Понятно, что «производительность труда» в течение этого месяца не «зашкаливает».

Себастьян с Густаво чуть не каждый день посещали известный каждому холостому офицеру особняк «Лас-Касас-Реалес» на «Улице Дам», где собирались шумные компании, пили ром, играли в «труко», знакомились с милыми дамами креольского происхождения (даже удивительно, как много было в Санто-Доминго молоденьких и весьма хорошеньких девушек – результатов официальных и не очень, браков между испанцами и индейскими женщинами). Себастьян, самый молодой  из офицеров, с только недавно появившимися усиками и бородкой, часто ловил на себе заинтересованные взгляды  девушек, и каждый раз заливался краской смущения, над чем постоянно подтрунивал Густаво.

Сам он чувствовал себя в этой обстановке как рыба в воде и пользовался большим успехом у прекрасной половины.  Раз, за столом, за которым Густаво играл в карты («труко») в компании с незнакомыми морскими офицерами, а Себастьян, как всегда, лишь наблюдал за игрой, к нему подсела симпатичная девушка, представившаяся Розалией, и попыталась втянуть его в разговор. Себастьян от стеснения отвечал невпопад, стеснялся даже смотреть в её сторону, что не укрылось от одного из скучающих  на диване в компании друзей, щеголевато одетого молодого человека.  Очевидно, не зная как развлечься, он подошёл и встал рядом, положив руки на спинку стула, на котором сидела Розалия, насмешливо наблюдая за краснеющим от смущения Себастьяном.

Наклонившись к ушку  девушки, он, достаточно громко, чтобы Слышал Себастьян, сказал:  «Девушка, Вам не стыдно соблазнять мальчика?  Вы не боитесь, что сейчас войдут его папа с мамой и устроят Вам скандал?  Может быть, Вам интересней было бы поговорить со мной?»  Себастьян вскочил: «Сеньор, у меня, к счастью, очень хороший слух.  Если и у Вас такой же, то после моей оплеухи, на которую Вы, судя по всему, напрашиваетесь, у Вас он сильно ухудшится! Будьте добры, примите это к сведению!»

Парень выпрямился, оказавшись на полголовы выше Себастьяна, смерил его взглядом сверху вниз и сказал: «Мальчик, Ваши родители не научили Вас разговаривать со старшими.  Будет очень жаль, если мне придётся взять воспитательную  миссию на себя.  И если от Вашей оплеухи я оглохну на одно ухо, как Вы утверждаете, и что небесспорно,  то от моей Вашу глупую голову будут искать вон в том углу!»

Себастьян отшагнул назад, чтобы принять более удобную позицию:  «Сеньор, меня часто пытались учить таким способом, но я плохо поддаюсь воспитанию. Может быть Вам удастся то, что пока не удавалось другим?»  Себастьян не видел, что все, сидевшие вместе с Густаво за столом для труко, забыли про карты и с огромным интересом наблюдали за ссорой.  При этом Густаво  следил  за парнем с ехидной улыбочкой, хорошо представляя себе последующий ход событий. К сожалению, забияка его себе не представлял, ошибочно восприняв шаг назад Себастьяна, как проявление нерешительности или даже трусости. Он уверенно шагнул вперёд, подняв кулак на уровень плеча.

Обещанная Себастьяном оплеуха не заставила себя ждать – его голова мотнулась в сторону и в левом ухе как будто взорвалась петарда. Взвыв от боли и ярости, парень изо всех сил нанёс удар в лицо  противника, но … кулак встретил пустоту и сила инерции развернула его вокруг оси. А Себастьян как ни в чём не бывало, стоял напротив него.

«Сеньор, Вы хорошо меня слышите? А то я боюсь, что перестарался…».  Оскорблённый боец бросился в новую атаку, но был остановлен точным ударом в подбородок, от которого колени подогнулись и он сел на пол, с грохотом опрокинув стул. Два его друга вскочили с дивана и, схватившись за шпаги кинулись на помощь товарищу.  Но тут же между ними и Себастьяном оказался Густаво со шпагой в руке. «Сеньоры, успокойтесь!  Должен Вас предупредить, что мой друг владеет шпагой не хуже, чем кулаками. Можете попробовать, но, как понимаете, шпага вещь более опасная».

Его спокойный и убедительный голос подействовал на друзей пострадавшего как холодный душ. Со стуком вложив шпаги в ножны, они подняли под руки начавшего приходить в себя незадачливого «воспитателя»  и оттащили его на диван. Инцидент был исчерпан.  Розалия смотрела на Себастьяна с удивлением и … восхищением. А тот, поймав её восторженный взгляд, снова покраснел.

 

Ну вот и Сочельник,  24 de  deciembre  (декабря)

Последний день перед Рождеством. Сегодня у всех благочестивых христиан – пост.  Есть можно  только «сочива» — пшеничную или ячменную кашу, сваренную на меду.  Ну, наверное, те, кто менее благочестив, зато более склонен  к чревоугодию, чтобы преждевременно  не отдать Богу  душу от голода, потребляют что-нибудь и другое.  Но делается это по-тихому, за закрытыми дверями.  Наши же друзья, Себастьян и Густаво, примерные католики и не пытаются обмануть Христа.  Себастьяну это даётся легко – недобравший  сладкого в не таком уж далёком детстве, он готов есть сочива хоть целый день, что и делал с большим удовольствием, с сочувствием поглядывая на грустную физиономию друга. Густаво же с надеждой поглядывает на небеса.

Нет,  не явления ангелов  он ожидает, а появления Первой Звезды, которая возвестит о Рождении Христа, после чего есть можно всё, чего пожелают оголодавшие желудок и душа.

С 25 декабря по 1 января один за другим (ежедневно) справляются праздники: Стефана и Иоанна Богослова,  Невинных Младенцев  Вифлеемских,  Девы Марии,  Иосифа,  Младенца Иисуса.  Рождественские праздники завершаются 1 января празднованием  Дня  Пресвятой  Богородицы.  Все окна, балконы, ворота, калитки украшены ярко-красными цветами – пуансетиями.  Все поздравляют друг друга, дарят подарки.

 

Рождественская ночь (Noche Buena), как и Сочельник – семейные праздники.  Принято приглашать близких друзей и соседей, бездомных, стариков, одиноких людей.

Обязательно ночное посещение Церкви – Рождественская Месса (Misa de Gallo) – месса Петуха.  По преданию, именно Петух своим криком поведал миру о Рождении Христа. Эта ночь – детский праздник. Они сбиваются в компании, стучатся во все двери, поют рождественские песенки (Villocicos), декламируют стихи, танцуют. Все должны открывать двери и награждать маленьких артистов (Aguinaldo) —  сладостями, мелкими деньгами.

Поскольку, испанцы, завоевавшие Эспаньолу, происходят из разных мест в Испании, здесь можно увидеть разные обычаи  и даже участвовать в них. Например, в соответствии с Андалузскими обычаями, хорошо знакомыми  с детства Себастьяну, с близлежащих гор спускается  «Дух  эль  Гирийя», имени которого до самого конца праздника никто не знает, одетый в маскарадный костюм и колпак, он бегает по городу, врывается в дома,  гоняется за девушками, пытаясь поцеловать, а кому очень не повезёт – тех лупит мешком, набитым  золой.

Для солдат, по приказу Вице-Короля были организованы празднества в военном городке, прямо в казармах, украшенных и  обеспеченных  по этому поводу всем необходимым.  Для офицеров Праздник Рождества Христова был организован в уже известном нам, «Лас-Касас-Реалес».

Когда  Себастьян и Густаво прибыли в особняк, им стало ясно, что о кулачном поединке, состоявшемся здесь при непосредственном участии Себастьяна,  осведомлены все. Незнакомые  пехотные, кавалерийские и морские офицеры, подходили к нему с бокалами, чокались, хлопали по плечу,  – то есть , всяческими способами демонстрировали своё расположение.  Всё это привело к тому, что непривыкший к столь обильным возлияниям, Себастьян, уже к середине ночи  неважно ориентировался во времени  и  пространстве и плохо соображал.  Каким-то образом он оказался в беседке наедине с Розалией, потом в какой-то карете, потом поднимался и спускался по каким-то ступенькам…

Потом  — тёмная комната, ласковые руки, горячий шёпот, гладкая кожа, нестерпимое блаженство и … сильнейшая пощёчина, мгновенно выбившая из него весь алкоголь и его последствия и бешенный крик:  «Опять – Ориана?!   Я не Ориана, я – Розалия! Уходи немедленно, чтобы я больше тебя не видела!  Иди к своей Ориане!» Тут же, не по-женски сильные руки сдёрнули его с кровати, в лицо полетела скомканная одежда и новая пощёчина, толчок в спину, от которого Себастьян  чуть не кубарем скатился по лестнице и щелчок закрывшейся за спиной двери…

С трудом, наощупь, одевшись, Себастьян вышел из патио на незнакомую улицу. Долго пытался сориентироваться в почти полной темноте, наконец догадался, что идти надо туда, откуда слышалась музыка, взрывы петард и где время-от-времени взлетали вверх огненные шары праздничного фейерверка.  Дойдя до знакомого, ярко иллюминированного факелами и свечами, особняка, откуда слышались треньканье гитары, пьяные песнопения и  женский смех, Себастьян, постояв немного, решительно повернулся и направился в военный городок, где, оказавшись в своей постели, мгновенно заснул.

Утром проснулся от энергичного стука в дверь.  На пороге стоял весь опухший, но весёлый, Густаво. «Тебя вчера похитили. Я поздно хватился. Но, надеюсь, тебе не нужно было кричать о помощи.  Всё обошлось?» Поникший Себастьян рассказал старшему другу о своём ночном приключении. Такого хохота со стороны Густаво он никогда не слышал.  Тот ещё долго не мог успокоиться: «Ну вот, теперь ты знаком с характером настоящих креолок! Хорошо, что ещё не убила и не искалечила каким-нибудь образом! «Я не Ориана, я – Розалия?!» — Густаво снова зашёлся в хохоте – «Нет, тебе определённо повезло!  У меня был случай … впрочем, потом как-нибудь расскажу.  Давай пройдёмся, воздухом подышим.»

Третьего января из Дворца Вице-Короля примчался всадник.  Трубачу была дана команда трубить «изо всех сил» общий сбор гарнизона военного городка.  Это было неожиданно, так как  подготовка к военной экспедиции на Кубу в помощь конкистадорам, сражающимся на этом острове в отрядах Диего Веласкеса де Куэльяра, ещё не была завершена, да и не все солдаты и офицеры, отпущенные на празднование Рождества, вернулись в казармы.  Капитан Оделио Фунес де Кальдерон, принявший на себя командование гарнизоном, отсутствовал.  Поэтому построением имеющихся в наличии солдат пришлось заняться Лейтенанту Густаво Амос де Альведо, являющемуся его заместителем и лейтенанту Себастьяну де Белалькасару. Гонец сообщил, что с минуты-на- минуту в Военный городок должен прибыть Сам Вице-Король и Губернатор,  Диего де Колумб.  Солдаты лихорадочно одевали доспехи и полудоспехи, от которых успели отвыкнуть, хватали оружие и выбегали на плац.

Ещё артиллеристы не успели на-руках подкатить пушки к местам построения, как в ворота влетели  карета Вице-Короля и повозка, запряжённая двумя лошадьми.  Из повозки на плац высыпались десятка полтора индейцев-Таино с женщинами и детьми.  Они застыли испуганной кучкой напротив стены сверкавших металлическими латами конкистадоров.  Из кареты вышел Сам Вице-Король в сопровождении двух офицеров охраны, Алкальда и Священника, Падре Суареса.  С грохотом доспехов солдаты и офицеры преклонили колени, пока священник читал краткую молитву и освящал коленопреклонённое воинство святым крестом. Когда все встали, начал говорить Дон Диего.

Он простёр руку в направлении индейцев:   «Солдаты! Посмотрите на этих несчастных, ваших братьев во Христе!» – он подошёл к ближайшему индейцу, на шее которого висел медный крест. Когда Вице-Король взял крестик в руку, тот сверкнул солнечным зайчиком по рядам солдат. «Сам Христос, Святая Церковь и их Королевские Величества, Благочестивые Король и Королева Испании, велят нам быть защитниками этих бедных, невежественных, но всё-таки, людей, принявших нашу Святую Веру!  Страшная участь постигла индейцев Таино, верных подданных Испанской Короны.

Из моря на южный берег  нашего острова Эспаньола, высадилось сонмище дьяволов во плоти, диких и свирепых людоедов-карибов. Они сжигают дома местных жителей,  убивают всех мужчин, женщин уводят в вечное рабство и  используют как служанок и наложниц, детей мужского пола оскопляют, откармливают и съедают на своих мерзких празднествах! Я был разбужен поутру криками «Кариб! Кариб!», выскочил из дома и увидел этих людей, покрытых пылью и кровью. Они взывали ко мне, они взывают к Вам, своим старшим братьям во Христе, с просьбой о защите! Я, ваш сюзерен,  Вице-Король Всех Индий, Диего де Колумб, представляющий здесь Их Королевские Величества, приказываю немедленно выступить в поход и защитить наших подданных от этих исчадий ада!  Командовать  Вами будут …» — Дон Диего сделал паузу, оглядев стоящих перед строем офицеров – «Хорошо известные вам своей доблестью  офицеры Дон Густаво Амос де Овьедо и лейтенант  Сеньор Себастьян де  Белалькасар. С Вами в поход выйдет также Падре Суарес.

Квартирмейстерам выдать солдатам необходимый провиант, оружие и всё необходимое на неделю.  Выступление через три часа. Офицерам прибыть во Дворец немедленно!» .

После общей молитвы Дон Диего де Колумб со своей свитой сел в карету и махнул рукой кучеру.  Но не успела карета выехать с плаца, как остановилась.  Вице-Король высунулся в окошко:  «Индейцев накормите!» — и, подняв облако пыли, карета вылетела из городка.

Уже через полчаса все четыре лейтенанта, которые оказались в городке на момент тревоги и три сержанта, в том числе и Матисс, во главе с лейтенантом Густаво, прибыли во дворец.  Их тут же провели в Кабинет, где Дон Диего с двумя капитанами склонились над большим столом, с развёрнутой на нём картой острова Эспаньола.  Дон Диего махнул рукой вновьприбывшим, приглашая к столу:  «Я думаю, карибы высадились вот здесь, на полуострове, прямо с острова Беата.

Насколько я знаю, здесь есть несколько мест, подходящих для высадки с их каноэ. Вот здесь, вот здесь и вот здесь.  Остальной берег скалистый.  Скорее всего, они высадились вот здесь – чтобы не быть обнаруженными в момент высадки.  А здесь нет поселений  Таино – почва каменистая, лесов нет, речек тоже. Таино не любят таких мест. А вот высадившись именно здесь, они могут как бы рассечь полуостров поперёк и не выпустить Таино, живущих на юге полуострова, уничтожить всех. Дальше они наверняка пойдут сюда, в нашу сторону и, скорее всего, не вдоль берега, а через леса. Думаю, Вам придётся идти не более двух  дней – это, конечно, если поторопитесь» — Колумб посмотрел на Густаво – «Сеньор Густаво, как Вы думаете, нет ли смысла разделить отряд на две части?  Большая часть завяжет бой с карибами, как только встретите их, а другая – пойдёт по берегу к месту их высадки, освободит пленников (они не убивают женщин и детей, забирают с собой) и сожжёт каноэ.  А потом ударит в спину основной массе карибов?» — Густаво согласился с планом Вице-Короля, в глубине души подивившись такому грамотному стратегическому подходу человека, в общем-то не военного.

Его также поразило то, что Дон Диего так хорошо знает местность, что безусловно делало ему честь – Густаво повидал много царедворцев, которые не знали в достаточной мере даже территории, окружающей собственный замок. «Сеньор Густаво, Сеньор Себастьян.  Пойдёте на конюшню с капитаном Санчесом» — Дон Диего положил руку на плечо стоящего рядом атлетически сложенного румяного здоровяка с лихо закрученными усами – «Выберите себе лошадей. Сеньор Санчес – проследите, чтобы они получили всё необходимое.  В том числе и доспехи!» — попрощавшись за руку со всеми офицерами, Дон Диего вышел из кабинета.

Себастьян  был счастлив, хотя и старался не подавать виду, что его душа прямо рвётся от восторга из-под металлических лат – он, восемнадцатилетний мальчишка из нищей семьи, недоедавший с детских лет  – королевский офицер, едет на прекрасной белой лошади, хоть и не чистокровной, но с большой примесью андалузских кровей, в сверкающих латах, во главе целого отряда вооружённых солдат! Он бы сейчас всё отдал только за то, чтобы его увидела Ориана!  Вот теперь он, настоящий рыцарь, мог бы предложить своей любимой руку и сердце! Ведь он обещал ей вернуться ПОБЕДИТЕЛЕМ!

В душе его жила глубокая благодарность к человеку, который перевернул его жизнь, сделал его тем, кем он стал – Джеку  Джозефу  Ан  Гофу, отцу Орианы – за этих двух людей он, не задумываясь, отдал бы жизнь! Себастьяна вернул на землю голос Густаво: «Послушай, Себастьян, а ведь Дон Диего дело говорил.

Нужно будет разделиться. Отбери пятьдесят человек.  Завтра разделимся. Задание тебе ясно? Ты знаешь, отнесись серьёзно к делу.  Лишние потери нам не нужны.  Возьмёшь с собой Матисса – тем более, что Вы друзья.  Он опытный боец.  Я слышал, он себя хорошо показал под Кордовой и Гранадой.  Тогда и сержанта получил.  Но у нас другой противник.  Я собирал сведения о карибах – прямо как чувствовал, что придётся встретиться.  Это очень смелый и трудный враг. Их невозможно обратить в бегство.  Если воин-кариб побежал от тебя – не верь ему.  Он наверняка что-то задумал. И, скорее всего, встретит тебя отравленной стрелой или ещё каким-нибудь сюрпризом. Если он упал – добей  обязательно. Возможно, только притворился мёртвым и ударит в спину. Карибы воюют в-одиночку.  То есть – каждый сам по-себе. Не так, как другие индейцы – атакуют толпой.  Не любят открытой местности.

Старайся отсечь их от леса, где им удобно прятаться и нападать неожиданно. Мне рассказывали, кто имел с ними дело – они даже лошадей не боятся – ныряют под брюхо и стараются повредить ноги или вспороть живот.» «А внешне чем они отличаются от других индейцев, ну, например, Таино?  Для меня они все на одно лицо!» — «Во-первых, они повыше ростом. Они перевязывают себе в двух местах ноги – вот здесь, под коленом, и щиколотки. У них длинные волосы и перья, которыми они украшают волосы – не цветные – от кецаля, попугая или фламинго, как у других индейцев, а только от орлов и грифов. Дон Диего правильно говорил – когда они нападают – их правило – не оставлять в живых ни одного мужчины.  Едят они только мужчин.

Детей мужского пола, даже рождённых от них же женщинами-наложницами из покорённых племён – кастрируют и откармливают, как у нас, в Испании, гусей и индеек перед Рождеством.  И съедают по своим праздникам и другим торжественным случаям, потому что это для них – деликатес. Да, кстати, у них два языка – мужской, на котором говорят мужчины – и женский! Кроме того, они убивают (душат) своих родителей, когда те становятся совсем старыми и не могут сами себя обслуживать».

На  вторую ночь отряд остановился на берегу небольшой речушки с необыкновенно чистой и холодной водой. Вокруг был густой, труднопроходимый лес.  Густаво расставил караулы и строго проинструктировал каждого солдата. По его приказу, все должны были спать в доспехах.  Солдаты ворчали, но приказ выполнили. Все легли спать.

Поскольку переход был тяжёлый, конкистадоры заснули сразу.  Лопоча, который сразу подружившись  с лошадью, которую звали почему-то женским французским именем Жизель, не отпускал от себя ни на шаг.  Искупав её в реке, накормив и напоив, привязал к дереву, под которым они с Себастьяном устроились на ночь на охапках травы.  Себастьян велел не рассёдлывать Жизель.  Ему не спалось после ужасов, которые рассказал ему Густаво о воинах-карибах.

Ему захотелось пройтись, а заодно – проверить караулы. Он стал подниматься и вдруг на его руку жёстко легла ладонь Лопочи. Он услышал предостерегающее шипение.  Прислушался и уловил странное хрипение в стороне одного из караулов. Он бесшумно вытащил шпагу из ножен и, пригнувшись, скользнул в кусты. Глаза уже привыкли к темноте, немного света давали звёзды и слабенький, только что народившийся месяц.  Он увидел лежавшего без движений караульного, а над ним какую-то тень.  Сделав бесшумный шаг, он прыгнул вперёд, одновременно выбросив в направлении врага шпагу.

Клинок вошёл в тело, как в масло, раздался еле слышный всхлипывающий звук и на тело убитого караульного упало тело его убийцы. Себастьян закричал что было силы: «ALARMA! Тревога!» Почувствовал за спиной какое-то движение, резко обернулся и … услышал голос Лопочи: «Сеньор, это я!» —  Приглядевшись увидел Лопочу с ножом в руке и конвульсивно дёргающееся тело у его ног. Весь лагерь уже шумел, кто-то раздул угли погасшего костра, солдаты совали в огонь сухую траву, ветки,  уже через минуту весь лагерь был освещён и во все стороны побежали люди с оружием наготове. К костру подтащили три тела – караульного с перерезанным горлом, индейца, заколотого Себастьяном и другого, убитого Лопочей. Индейцев больше не видели, хотя до рассвета весь отряд стоял в полной боевой готовности.  Очевидно, это была маленькая разведывательная группа  карибов, которая была уничтожена благодаря бдительности Лопочи и Себастьяна.  Густаво подошёл к Лопоче и, не говоря ни слова, пожал ему руку. Себастьян только и смог сказать: «Спасибо, Друг» и крепко обнял.

Густаво дал команду к выступлению.  Вперёд были высланы группы кавалеристов по 5-6 человек с заданием осуществлять разведку не только в направлении движения отряда, но и по широкой дуге влево-вправо, чтобы охватить как можно большую территорию с целью обнаружения возможных разведывательных групп или засад карибов. Отряд шёл ускоренным маршем на Запад, изнемогая под тяжестью надетых на себя доспехов, оружия, провианта. Привалы делались редко.  Вечером, когда вымотавшиеся за день солдаты, остановились на ночлег, были выставлены усиленные караулы и были приняты все меры предосторожности.

Утром, злые, невыспавшиеся солдаты, еле позавтракав, снова двинулись в путь, поминая не самыми ласковыми словами карибов, а заодно и собственных офицеров.   Близко к полудню отряд вышел к реке Яке-дель-Сур и остановился на привал. Вдруг послышался стук копыт – вернулась одна из посланных вперёд  кавалерийских разведывательных групп. Подъехав к лейтенанту Густаво, сержант, командовавший разъездом, сбросил к ногам тененте труп индейца.

Судя по перевязанным ногам, это был воин-кариб. Кавалеристы спешились и сержант доложил, что, найдя брод и переехав на тот берег реки, они заметили с десяток карибов, бросившихся в лес.  Им удалось настигнуть последнего из индейцев, который остановился, чтобы выстрелить из лука.  К счастью, стрела попала в металлическую пластину, защищающую горло кавалериста, ранившего его шпагой. Помня приказ Густаво, солдаты не стали углубляться в лес  и, подхватив раненого пленника, поскакали обратно.  Однако индеец в пути скончался.  Густаво велел срочно собрать на поляне всех офицеров и сержантов и расстелил прямо на траве карту: «Кабальерос,  я собрал вас на военный совет, так как, думаю, нам нужно разработать план действий.

По-видимому, план, разработанный ранее, придётся менять.  Чтобы  знать, как мы должны действовать дальше, нужно понять, что задумал противник. Мне кажется, наше предположение, что нападение карибов имеет целью лишь грабёж селений Таино, что живут на побережье,  и захват пленников – неверен.  Вот, смотрите:  я уверен, что Дон  Диего де Колумб  был абсолютно  прав, утверждая, что карибы высадились именно здесь, в этой бухте и на первых порах разграбили селения Таино, расположенные на полуострове Беата. Но, как мне кажется, цель у них не просто очередной набег, а высадка на Эспаньолу всего племени для захвата густонаселённой, богатой территории, где будет кому работать на них, снабжая продуктами питания.  Не забывайте – карибы – воины и так они поступали всегда, постепенно завоевав все, нам известные острова на Юге от Эспаньолы.  А теперь давайте подумаем, какая территория представляет для них особый интерес.

Вот, смотрите на карту. Вот большая, необыкновенно плодородная и густонаселённая индейцами Таино, долина Кюль-де-Сак, расположенная между озером Энрикильо и бухтой Нейба.  По ней протекает река Яке-дель-Сур, к которой мы вышли – река впадает в бухту Нейба. На первый взгляд, зачем карибам было высаживаться так далеко от интересующей их местности, когда можно было просто войти в очень удобную бухту и высадиться прямо здесь или даже просто на своих каноэ подняться вверх по реке прямо в долину Кюль-де-сак?  Но дело вот в чём: видите, на западном берегу бухты есть сильный, хорошо вооружённый тяжёлой артиллерией и защищённый каменными стенами наш  порт Бараона.

На той стороне бухты – несколько небольших фортов, составляющих вместе с фортом порта Бараона единую систему защиты.  И сейчас там находится четыре наших корабля, тоже не без пушек. Правда – лёгких. Конечно, карибы могли бы захватить или сжечь корабли, но сочетание лёгкой артиллерии с тяжёлыми пушками форта делает их абсолютно недоступными для дикарей. Как сказал мне перед походом капитан Игнасио Бортеньо из вице-королевской Гвардии, карибы за последние полтора года два раза пытались высадиться в бухте Нейба и даже пытались штурмовать форт. Но были отбиты без труда, с большими потерями.  Я думаю, они прекрасно знают местность, силу форта и понимают, что без его разрушения в бухте они высадиться не смогут. Теперь смотрите: Они высадились на полуострове Беата и полностью захватили его. Здесь находятся их каноэ, которые охраняет небольшой отряд.

Остальные же воины – мы не знаем, сколько их, но думаю – много, ведь в их каноэ помещаются 50-60 воинов, а есть и такие, куда входит и сто! – разделятся на два отряда.  Основная масса пойдёт через гористую местность – Сьерра де Баоруко – видите, здесь есть проход – и выйдет прямо к реке. Скорее всего, наши кавалеристы встретили передовой отряд, который искал брод. Их задача найти  скрытые подходы к форту, защищающему порт Бараона и к фортам на той стороне бухты Нейба. Не очень большой отряд карибов пойдёт вдоль моря к порту Бараона и будет имитировать подготовку к атаке на него, а может быть, даже атаковать.

Им нужно  выманить гарнизон форта из-за стен и на них обрушится вся основная масса  карибов, которая до этого момента будет стараться не выдавать своего присутствия. Итак, что будем делать мы?  Во-первых, я должен сообщить Вам, что получил полномочия использовать гарнизоны фортов порта  Бараона по своему усмотрению.  Во-вторых, мы постараемся перекрыть выход в долину основной массе индейцев.  В-третьих,  50 солдат и 10 всадников, под командованием тененте Себастьяна де Белалькасара выйдут к морю и пойдут на полуостров Беата скрытно, постаравшись не столкнуться с идущей навстречу группой карибов.

Задача: атаковать и сжечь все каноэ, уничтожить охрану и освободить пленников, после чего прежним путём вернуться к форту Бараона и в удобный момент  ударить в спину карибам, которых встретим мы. Отряд Сеньора Себастьяна де Белалькасара выступает немедленно. Я напишу письмо коменданту форта.  Задача ясна? Приступайте к подготовке».  Все разошлись.  Остались Себастьян и сержант Матисс. Подошёл Густаво:  «Ну что, друзья,  вот и для нас нашлось дело!  Помолимся?».  Постояли.  Каждый про себя просил Бога о своём.  Обнялись.  «Будьте осторожны.  Я много наслышан о карибах.  Не верьте им.  И не жалейте!  Поторопитесь, дорог каждый час».

Уже через час, облегчённый отряд (всадники взяли на лошадей часть поклажи)  быстрым шагом двигался вдоль левого берега реки в направлении бухты Нейба. Сделали привал, когда уже почти совсем стемнело.  Старались не шуметь и не зажигать огня.  Поужинали маниоковыми лепёшками и холодным мясом,  запивали водой из реки. Дозорные менялись через два часа.  Поднялись с первыми проблесками зари и тут же двинулись в путь. Часа через два после восхода солнца вдали показались каменные строения форта. У ворот их встретил комендант порта, невысокий, средних лет мужчина, представившийся капитаном Гонсало Нуньес  де Коррехидор.

Пока солдаты отдыхали, Себастьян и капитан, первым делом ознакомившийся с письмом Густаво, обговорили все необходимые вопросы взаимодействия. Тут подьехали две телеги с продуктами и, самое главное, горячим обедом. Привели также осёдланную лошадь, которую попросил Себастьян для сержанта Матисса и лёгкую коляску, запряжённую двумя мулами, на которую свалили часть поклажи.  Кроме того, комендант дал Себастьяну проводника —  индейца-Таино, хорошо знающего местность и говорящего по-испански. Солдаты повеселели. В форт заходить не стали – тут же двинулись в путь.

Себастьян отправил вперёд трёх лучших солдат, знакомых ещё с «Иоанна Благословенного», которым доверял.  С ними отправил Тахотао – индейца-проводника.  Твёрдый грунт, отсутствие камней и оврагов позволяли идти быстро.  Шли даже часть ночи – когда открытая местность и яркая луна дали такую возможность.  Все понимали, как важно не терять времени. Отдохнули только часа три, когда вошли в лес – двигаться в темноте по незнакомой дороге крайне опасно.

Ранним утром, когда небо только начало светлеть, снова двинулись в путь.  Себастьян нервничал – по его подсчётам они уже должны были встретить «встречный» отряд карибов. Если не встретят, значит, Густаво ошибся и ситуация развивается по другому сценарию, к которому Себастьян, в силу своей неопытности, был не готов. Но  к вечеру, когда солнце было уже близко к горизонту, прибежал один из солдат разведывательной группы. Он задыхался и долго не мог начать говорить.  Наконец  доложил, что они засекли две группы по нескольку человек в каждой.  Одна шла прямо по пляжу, другая – по кромке высокого берега.

Шли спокойно, громко переговариваясь. Значит, не ожидали встретить врага. Очевидно, за ними шли основные силы. Этот вывод солдат сделал из того, что в группе, которая шла по пляжу, один индеец, по-видимому, старший, что-то сказал другому карибу и тот, повернувшись, зашагал в обратном направлении, очевидно с донесением. Солдат также передал от проводника, что тот рекомендует уйти как можно дальше от берега и только потом идти в нужную сторону.

Отряд  повернул на Юг и где-то с час шёл в этом направлении, только после этого повернув на Запад.  Когда солнце уже садилось за горизонт и конкистадоры высматривали место для ночлега, появились разведчики с проводником. Они пропустили мимо себя войско противника, пытаясь пересчитать. Точно сосчитать не удалось, но, как они предполагают, карибов было никак не меньше 300 человек.

Себастьяну стало не по себе – ведь если Густаво прав, и на него должна выйти основная часть карибов, то сколько же их должно быть, если «меньшая» часть столь внушительна! Проводник сказал, что если с этого места они выйдут с рассветом, то где-то к середине дня должны прийти к бухте, где стоят каноэ карибов.

Едва небо на востоке стало светлеть, был дан сигнал к подъёму. Солдаты, уже втянувшиеся в ускоренный ритм похода, быстро и споро подготовились к предстоящему бою,  и  обступили Себастьяна с тем, чтобы тот мог говорить не повышая голоса: «Кабальерос! Через несколько часов мы вступим в бой.  Повторяю – карибы – смелые и сильные воины.  Они уступают нам в вооружении, но сильно превосходят нас в численности. Наш удар должен быть нанесён абсолютно внезапно. Кавалерии у нас мало.

Её примет  под своё командование сержант Матисс.  Обе кулеврины и отряд аркебузиров – тененте Хуан Гонсало де Сеговия.  Пехота – сержант Мурильо.  Сержант Хавьер де Кавендиш – отберите десять бойцов – ваша задача с помощью нашей артиллерии и, в случае необходимости – аркебузиров, во что бы то ни стало уничтожить ВСЕ каноэ! План атаки такой:   скрытно подойти как можно ближе к лагерю врага, пехоте рассредоточиться вокруг лагеря, взять его в кольцо и приготовиться к сигналу.  Обе пушки и  аркебузиры должны занять такую позицию, чтобы под огнём оказался весь лагерь и каноэ на берегу. По моему сигналу – залп по местам сосредоточения основных сил противника – это будет сигнал к общей атаке – и тут же перенести огонь на каноэ.  Когда начнётся рукопашный бой – каждый аркебузир стреляет по собственному усмотрению, стараясь нанести как можно больший урон врагу.

Пушки – выполнять ту же задачу и, в случае необходимости поддерживать группу, уничтожающую каноэ. После первого залпа кавалерия плотным строем атакует на полном скаку места наибольшего скопления карибов а пехота бегом, со всех сторон, по направлению к центру лагеря. Живых не оставлять. Пленные, скорее всего связанные, наверняка собраны в одном месте. Сержант Мурильо, по ходу боя отрядите бойцов для освобождения пленных – в первую очередь – мужчин. В этом деле нам очень поможет наш проводник-Таино Тахотао» — Белалькасар обернулся к Тахотао, стоящему за его правым плечом.  Тот кивнул —  «Думаю, они будут рады отыграться на своих мучителях, подобрав оружие у убитых карибов.  Внимание ко всем:  не спутайте индейцев Таино с карибами!  Напоминаю – у карибов ноги в двух местах – под коленями им на щиколотках – перевязаны лентами. Волосы – длинные и распущенные (у Таино – собраны). На подходе к лагерю – полная тишина.  Если случайно наткнётесь на кариба – убить во что бы то ни стало, чтобы не успел поднять тревогу. Помолимся Всевышнему, Спасителю нашему, Иисусу Христу и Пресвятой Богородице, чтобы одержать победу над мерзкими людоедами! На колени, воины Христа! Молимся про себя!» — и Себастьян первым опустился на колени, воткнув свою шпагу перед собой, крестообразной рукоятью кверху. Его примеру последовал весь отряд, включая Лопочу и проводника Тахотао.

По его команде солдаты поднялись с колен и, построившись в колонну, двинулись в поход. Себастьян ехал во главе колонны на белой лошади, в ярко начищенных Лопочей  доспехах – подарке Вице-Короля, слева, на гнедом коне – знаменосец, под  развёрнутым знаменем с ликом Христа,  справа, держась за стремя, в его полудоспехе,   шёл верный эскудеро (оруженосец) Лопоча и  душа Себастьяна  пела от переполнявших его эмоций. «Ориана, любимая, видишь ты меня?!»

Лес начал редеть, повеяло запахом моря. Себастьян дал команду остановиться – подготовить к бою оружие, немного отдохнуть.  Вперёд были высланы группы разведчиков.  Вдруг появились двое солдат из дозора, еле удерживая отчаянно  сопротивляющегося мальчишку-индейца лет десяти, грязного и явно голодного. Поставили его перед Себастьяном, который велел позвать переводчика.  Едва взглянув на мальчишку, Тахотао заявил, что тот не кариб, а Таино. Он подошёл к мальчику и стал его расспрашивать.  Мало-помалу  пленник стал успокаиваться, перестал рваться из рук держащих его солдат, стал отвечать на вопросы переводчика.

Попросив накормить мальчика чем-нибудь,  Тахотао рассказал, что родители мальчугана в плену у карибов, он сам несколько дней ничего не ел, кружит вокруг лагеря, надеясь хоть как-нибудь помочь отцу, матери и младшей сестрёнке. Его уже два раза чуть не поймали карибы и он не знает, что делать дальше. Жестом руки подозвав мальчика к себе, Себастьян усадил его рядом с собой. Солдаты принесли маниоковые лепёшки, вяленого мяса. Ребёнок с жадностью стал есть. Себастьян ладонью расчистил перед ним небольшой кусок земли, дал в руки обломок ветки. Через Тахотао попросил, чтобы тот нарисовал план расположения карибов и их каноэ. Мальчик, высунув от старания язык, стал рисовать, поясняя словами каждое изображение.  Оказывается, сейчас у карибов обед.  Все они сидят в центре поляны  и жарят нескольких пленников.

Карибов высадилось на берег из больших каноэ очень много несколько дней назад.  Четыре дня назад  большинство ушли в поход, а полтора дня как ушёл другой отряд. Сейчас  карибов не так много (мальчик обвёл взглядом отряд конкистадоров) – ненамного больше, чем испанцев. Пленников больше.  Они все привязаны к длинным бамбуковым палкам и сидят рядами около обрыва, вот здесь – мальчик пометил веткой на своём рисунке. Если напасть сейчас – у мальчишки мстительно загорелись глаза – всех карибов можно убить!  Убить! Убить! – повторял он, как в забытье, потрясая грязным кулачком. Себастьян успокаивающе, как когда-то Густаво, погладил его по затылку. Обратился к обступившим их командирам:  «Саргенто Мурильо, Вам всё понятно?

По-видимому, часть пехоты должна сразу же вклиниться между центральной частью лагеря, где  собралось большинство карибов, и пленниками, чтобы людоеды не успели посбрасывать связанных людей с обрыва. И как можно быстрее освободить мужчин.  Мне кажется, им не нужно будет объяснять, что нужно делать. Пусть мальчик идёт с Вами. Тахотао, ты тоже.»  Все встали.  Теперь солдаты не строились в колонну, а растянувшись с цепь, длинной дугой двинулись в направлении лагеря, охватывая его в полукольцо, на ходу каждый занимал своё место в полном соответствии с разработанным планом.

Мальчик оказался прав – до самых границ лагеря конкистадоры не встретили ни одного кариба. Благодаря полной потере бдительности беспечным врагом,  отряду удалось незамеченным занять позицию для внезапной атаки. Артиллеристы зарядили пушки, аркебузиры – аркебузы.  Себастьян подъехал к последним деревьям, за которыми начиналась большая поляна, служащая лагерем для карибов. Все взгляды приготовившихся к атаке солдат, сошлись на его поднятой руке, в которой блестела вынутая из ножен шпага. Себастьян де Белалькасар резким взмахом рубанул воздух шпагой и дал шпоры коню.

Раздался дружный боевой клич, смешавшийся с громовыми раскатами артиллерийского и аркебузного залпа, затрещали под копытами коней и ногами пехоты кусты, окаймляющие поляну и на парализованного неожиданностью противника навалилась испанская пехота, опережаемая плотным кулаком конницы. Ворвавшийся в  толпу индейских воинов, Себастьян, рубил и колол шпагой направо и налево, почувствовал сильнейший удар в грудь палицы с каменным грузом на конце, но толедская сталь кирасы выдержала  чудовищной силы удар и рослый индеец  после взмаха  его клинка рухнул под копыта  лошади.

В центре лагеря завертелась бешеная карусель рукопашной схватки, в которой смешались человеческие и лошадиные тела, металлические и каменные орудия убийства, гортанные крики индейцев,  испанская брань и слова команд. Себастьян вырвался из смертельной круговерти и окинул  взглядом поле боя.  Он увидел набегающую толпу индейцев, с искажёнными ненавистью и жаждой убийства лицами – но это были не карибы, а освобождённые Таино, некоторые останавливались и шарили по земле руками, стараясь подобрать какой-нибудь предмет, хоть в какой-то степени могущий стать орудием убийства, но даже не найдя ничего похожего, кидались в свалку с голыми руками, стараясь добраться до горла врага… Подъехав к обрыву,  Белалькасар увидел не менее двух десятков факелами пылающих каноэ, вокруг которых тоже шла схватка. К Себастьяну подбежал Тахотао: «Сеньор, все пленники освобождены, женщины и дети под охраной!»

«Тахотао, пошли Таино в лес.  Ни один кариб не должен уйти!  Ни в коем случае!»

Бой затихал. Солдаты сгоняли в центр лагеря оставшихся в живых карибов, вокруг которых собралась густая толпа женщин, детей, мужчин Таино. Они швыряли в побеждённых камни, хлестали ветками, плевали в них. Только сейчас Себастьян увидел в углу поляны жуткую пирамиду черепов, рёбер, костей съеденных  за эти дни людей.  Покачиваясь и спотыкаясь,  придерживая правой рукой окровавленную левую, к нему подошёл лейтенант Хуан Гонсало де Сеговия.  «Сеньор, что делать с этими?»  – махнул здоровой рукой в сторону пленённых карибов. Себастьян соскочил с лошади: «Смотрите!» — и, показав на пирамиду костей,  рубанул воздух ладонью: «Всех!»  Помолчал: «Отдайте их Таино!»  Хуан Гонсало в сопровождении Тахотао направился к толпе Таино: «Они – ваши!» — и побрёл к сидящим прямо на земле уставшим, обрызганным кровью солдатам.

Таино погнали пленников к обрыву, к тому месту, где отсутствовал пляж и в бездонной глубине собрались в ожидании поживы акулы, казалось бы, со всей южной части Карибского моря. После удара палицей по голове, очередной труп падал в море и вокруг него на короткое время вода будто вскипала от яростной борьбы хищников, стремящихся урвать свой кусок.

Под деревьями сложили трупы испанцев.  Их оказалось четверо. Среди них – сержант Мурильо с размозжённой головой. Двенадцать  конкистадоров получили ранения разной степени тяжести.  Было принято решение  похоронить погибших прямо здесь, на обрыве. Нашлось два солдата, знакомых с плотницким ремеслом.  С помощью нескольких добровольных помощников-Таино был изготовлен большой деревянный Крест и четыре гроба. Оказалось, что опытнейший воин, сержант Матисс наизусть знает молитву, которую читают при захоронении павших солдат. Он же взял на себя организацию торжественных  похорон  павших.

 

 

После церемонии, солдаты получили разрешение на отдых до утра.  Выступить было решено на рассвете.  Себастьян де Белалькасар приказал собрать всех освобождённых Таино и выступил перед ними с речью.  Переводил  Тахотао. «Таино, подданные Испанской Короны и Святой Католической Церкви!  Только что мы похоронили четырёх наших братьев, отдавших свои жизни за Ваше освобождение.  Вы знаете, какая участь вас ждала, не приди мы Вам на помощь. Но, как вы знаете, эти карибы – лишь малая часть тех, кто пришёл, чтобы поработить вас. Там, в трёх днях пути, небольшой отряд наших братьев ведёт  неравный бой с целым войском безжалостных людоедов.  И если карибы победят – вы и ваши дети снова окажетесь связанными, в ожидании смерти в желудках каннибалов-карибов. Я призываю мужчин-Таино, способных держать оружие, присоединиться к нам в нашем походе. С нами Бог!» Себастьян поручил заняться формированием отряда из добровольцев-Таино лейтенанту Хуану Гонсало де Сеговия и сержанту Матиссу.

Добровольцев оказалось неожиданно много.  Понимая, что во время перехода такую массу людей накормить не удастся, да, к тому же, необходимо сопровождение освобождённых женщин и детей  Таино к местам проживания этого племени, решили отобрать из желающих самых боеспособных.

Но и при этом отряд, вооружённый «трофейным»  оружием, оказался весьма внушительным – около сотни человек.  Таино, прирождённые рыболовы, наловили огромное количество рыбы и черепах, которых оказалось достаточно, чтобы накормить как испанцев, так и всех освобождённых.  Себастьян впервые увидел, как Таино ловят черепах на рыб-прилипал. Поймав несколько акул и сняв с них этих странных рыб с присосками, привязав к ним верёвки и выпустив в море, они ожидали, пока прилипалы не приклеятся к  панцирю черепахи (а их здесь великое множество) и вытаскивают черепах, мясо которых  очень ценится.  Готовят их прямо в собственных панцирях, засыпав углями от костра. После сытного ужина уставшие за день солдаты погрузились в сон.

С рассветом колонна конкистадоров, усиленная отрядом Таино, двинулась в путь.  Шли ускоренным маршем, так как знали, что основные события разыгрываются на берегах реки Яке-дель-Сур и бухты Нейба. Часть поклажи взяли на себя Таино.  Шли весь день, лишь с двумя короткими привалами для еды и отдыха.  Ночной сон был также сокращён до предела, так что после аналогичного второго дневного перехода, солдаты еле тащили ноги. Понимая, что отряд уже вошёл в зону возможной встречи с противником, было решено дать солдатам полноценный отдых. На ночь было запрещено громко разговаривать и разжигать огонь.

Были выставлены усиленные дозоры, меняющиеся каждые два часа. К счастью, ночь прошла спокойно.  Рано утром выслали вперёд многочисленные разведывательные группы Таино, остальные шли лесом, сохраняя режим тишины. После короткого привала, когда солдаты перекусили  уже зачерствевшими маниоковыми лепёшками и остатками сушёного мяса, запивая всё это водой из ручья, снова двинулись в путь.  Солдаты с завистью поглядывали на навьюченных Таино, которые всё это время питались, в основном, маниоковой мукой, кореньями юкки и одним им известными «дарами природы», а выглядели  вполне свежими и, похоже, совсем не уставшими. Где-то часа через три прибежал Таино из разведывательной группы, отправленной по берегу в сторону форта Бараона. Разведчики обнаружили несколько кострищ, с ещё тёплыми углями и кости как минимум пяти человек, съеденных карибами.

Таино сказал, что при выходе из лагеря, карибы погнали с собой часть пленников.  Теперь было ясно – зачем.  Себастьяна передёрнуло от отвращения. Стало ясно, что карибы ещё не штурмовали форт, а только недавно выдвинулись на исходные позиции, очевидно в настоящий момент они прятались в лесу поблизости от укреплений, ожидая сигнала от основной группы.  Теперь было крайне необходимо связаться с Густаво и получить инструкции непосредственно от него. Кроме того,  нужен был контакт с фортом.  Решили  сформировать две группы из лучших воинов Таино и назначить командирами по одному испанцу.

Командиром одной группы Себастьян  поставил сержанта Хавьера де Кавендиша, прекрасно справившегося со своим заданием по уничтожению карибских каноэ, а командиром другой – двадцатилетнего парня из Севильи, Родриго Гонсалеса, на которого Себастьян обратил внимание ещё в Пуэрто-де- Палос, потом на «Иоанне Благословенном»,  где он очень хорошо показал себя в бою с пиратами, как и здесь, в битве с карибами. Несмотря на молодость, он был очень дисциплинирован, быстро соображал, лучше всех  освоил кулачный бой, фехтование и стрельбу, но самое главное, во время проживания в Санто-Доминго, в отличие от других солдат, свободное время он отдавал изучению языка Таино и мог вполне прилично объясняться с индейцами.

Себастьян  был удивлён, как много Таино изъявили желание идти на это, очень опасное,  дело.

Пришлось выбирать лучших из лучших. Он собрал их на небольшой поляне и с помощью Тахотао подробно объяснил задачу. Группа Родриго должна была после наступления темноты выйти на Север, пройти,  как минимум,  часа 4  по ночному лесу, не обнаруживая себя и не вступая в бой, если случайно натолкнутся на карибов, потом повернуть на Восток и выйти к реке Яке-дель-Сур, повернуть на Юг и идти в этом направлении, при первой же возможности переправившись на левый берег.  По его расчётам,  там они должны были встретить дозорных из основного отряда. Себастьян  большие надежды возлагал на Таино, прекрасно ориентирующихся в лесу.

Группа Сержанта де Кавендиша должна была после наступления темноты выйти на берег моря и идти в сторону бухты Нейба, скрываясь под самым обрывом.  Карибы навряд ли будут подходить к берегу, так как там нет укрытий и их могут заметить из форта, а им нельзя было раскрывать себя преждевременно, до начала штурма форта. Разработав маршрут передвижения, участники ночной экспедиции поужинали и легли отдохнуть до наступления темноты, оставив Себастьяна наедине с собой терзаться неуверенностью,  страхами и сомнениями.  Вот когда он понял, что такое быть командиром и нести ответственность не только за успех своего дела, но и за жизнь доверившихся ему людей.

Перед его глазами стояли трупы сержанта Мурильо, голова которого была изуродована до неузнаваемости страшным ударом боевой палицы людоеда,  и трёх других солдат, грудная клетка одного из которых зияла ужасной дырой, пробитой каменным топором.  Он терзался мыслью, что в их смерти есть и доля его вины – может быть, он недостаточно продумал  детали атаки или не рассчитал время, или ещё что-нибудь не принял во внимание…

Подошёл и сел рядом сержант Матисс. «Ты всё о них думаешь?» — Себастьян не поверил собственным ушам!  Неужели этот, с виду грубый, жёсткий человек, способен так тонко, так чутко чувствовать его состояние, его мысли, его душу?! У Себастьяна был ещё очень маленький жизненный опыт, чтобы знать, что такая чуткость свойственна только настоящим друзьям. «Ты знаешь, Себастьян, я преклоняюсь перед твоим командирским талантом! Ты блестяще продумал и провёл ту операцию!   Ведь давно воюю, повидал множество командиров.  Но ты – командир от Бога! И с тобой я пойду без страха хоть на край света. Вот и сейчас ты думаешь о погибших и винишь себя… Поверь мне, если бы не ты, мы бы в том бою потеряли  половину солдат!  И ещё неизвестно, с каким результатом.  Не казни себя.  Лучше тебя этого никто бы не сделал. Но это – ВОЙНА.  А война без жертв не бывает.»

Если бы знал сержант Матисс, как был ему благодарен Себастьян за этот короткий, дружеский разговор!

 

 

Солнце скрылось за горизонтом.  В тропиках темнеет быстро.

Нужно поднимать разведчиков. Себастьян попрощался со всеми , перекрестил каждого, посоветовал быть осторожными, беречь себя … А что он мог ещё сказать? Теперь помочь им, защитить, спасти, мог только Всемогущий Бог! А ему оставалось только ждать и надеяться на их возвращение. Нелёгкое испытание для восемнадцатилетнего мальчишки, волей случая взвалившего на себя тяжкое бремя ответственности.

Вернулась одна группа разведчиков, которая доложила, что в лесу наткнулась на нескольких карибов – по-видимому дозор, которые их не заметили.  Таино долго шли за ними и с их помощью выследили лагерь основного отряда карибов. Первой мыслью Себастьяна было повторить ту удачную операцию, застав карибов врасплох.  Но тут же одумался.  Сил для того, чтобы нанести им серьёзное поражение у него недостаточно.  Кроме того, здесь они начеку и речи быть не может о той беспечности, с которой конкистадоры столкнулись на полуострове Беата. Ну, рассеют они противника, застав врасплох…  Ну, убьют несколько десятков врагов (при этом неизвестно сколько потеряют сами)… Но без согласования своих действий с основным отрядом, с гарнизоном форта, они останутся один на один с мужественным, жестоким, прекрасно ориентирующимся в лесу, противником, во много раз превосходящим количественно. Да их за пару часов перемелют отравленными стрелами из засад, без всякой пользы для дела. Нет, он не имеет права так рисковать людьми. Он дал указание Таино взять лагерь карибов под  постоянное скрытное наблюдение и обо всех изменениях обстановки немедленно докладывать ему.

Себастьян понимал, что, скорее всего, штурм форта начнётся утром.  Он знал, что группа, возглавляемая Родриго, навряд ли успеет вернуться к утру.  Но очень надеялся, что успеет  связаться с фортом до начала боевых действий – расстояние было раза в два меньше, чем с основным отрядом. Да и идти легче, чем через ночной лес. После полуночи он отправил четырёх Таино с Тахотао по берегу в направлении форта. Их задача была пройти половину пути до форта, по пути произвести разведку и, замаскировавшись, дождаться подхода группы  сержанта де Кавендиша и, в случае необходимости, оказать им помощь.

Сам Себастьян провёл несколько часов в тягостном ожидании, обходя посты и принимая доклады от групп разведчиков. Наконец прилёг под деревом на мягкой постели из охапок травы, покрытой одеялом, которую приготовил верный Лопоча, спящий неподалёку, рядом с привязанной Жизелью. Себастьяну показалось, что он только закрыл глаза, когда его разбудил Лопоча. Уже светлело небо.  Оказывается, вернулась группа сержанта де Кавендиша, в сопровождении встретивших его Таино с Тахотао. Белалькасар велел позвать лейтенанта Хуана Гонсало де Сеговия и сержанта Матисса. Себастьяна обеспокоил внешний вид лейтенанта.  Он был бледен и всё время поглаживал раненую руку. Себастьян попросил поднять рукав.  Рука от кисти почти до локтя раздулась и приняла синюшный оттенок.

Себастьяну стало не по-себе… Стоящий рядом Тахотао пристально смотрел на руку лейтенанта и когда тот стал опускать рукав, подошёл и снова поднял: «Сеньор, Вы позволите?»  Хуан Гонсало вяло кивнул головой.  Тахотао внимательно осмотрел рану: «Если тененте хочет оставить руку – нужно срочно её резать. Но это будет больно!»  Лейтенант с надеждой посмотрел на индейца: « Делай, что хочешь!  Я потерплю!»

«Я пойду, поищу нужные травы.  Но нужна очень горячая вода».

Себастьян оживился: «Иди, Тахотао, вода будет!» — и жестом подозвал стоящего поодаль Лопочу: «Найди у солдат оловянную кружку. Сможешь так прикрыть огонь, чтобы не было видно?»

«Да, сеньор!  Я помогу Тахотао!»  Белалькасар сел под деревом, подозвал Матисса и де Кавендиша: «Докладывайте, сержант». Де Кавендиш с загадочным видом взял из рук пришедшего с ним Таино маленькую плетённую корзинку: «Это Вам от Капитана Гонсало Нуньеса де Коррехидор, коменданта форта».

«Что это?»

«Это – почтовые голуби!  Теперь мы со связью!  Если Вам нужно будет послать срочное сообщение – нужно будет только привязать к этому кольцу на лапке записку – и выпустить птицу!  Правда, их только две, поэтому на любовные записки не хватит…» — намекая на юный возраст командира, добавил де Кавендиш и тут же покраснел, поняв, что шутка не удалась, да и вообще дело – не до шуток.  Но Себастьян, не обращая внимания на мелочи,  нетерпеливо махнул рукой: «Продолжайте, саргенто!»

«Сеньор Густаво и Комендант форта наладили голубиную связь.

Правда, только одностороннюю.  Капитан Гонсало очень благодарит Вас за полученные сведения.  Предлагает такой план: мы скрытно придвигаемся ближе к форту и в полной боевой готовности ожидаем сигнала – два одиночных выстрела из тяжёлой мортиры. Когда  карибы пойдут на штурм (вернее – его имитацию)  – форт встретит их плотным огнём из всего, из чего можно стрелять.  Постараются положить их как можно больше.  И когда карибы побегут в лес, защитники форта тоже имитируют погоню.  Наша задача «принять»  карибов поглубже в лесу, чтобы их основным силам не было видно, как мы их тут добиваем.  Увидя,  что  конница и солдаты  из форта скрылись в лесу – основная масса карибов кинется на форт и будет встречена плотным огнём из форта.

И для них будет огромным сюрпризом то, что ночью на их левый фланг удалось незаметно перевезти и замаскировать все пушки с малых фортов и кораблей стоящих в бухте, а также сводный отряд аркебузиров с кораблей и малых фортов.

И вот тут с тыла ударит капитан Густаво, а мы вместе с конницей и пехотой из форта – в правый фланг. Отряду Таино следует разбиться на небольшие группы и рассыпаться по лесу, добивая тех карибов, которые кинутся спасаться в лес.  Объясняя идею  капитана Гонсало Нуньеса,  де Кавендиш  увлечённо чертил щепкой на грунте план сражения. Когда он закончил, Себастьян задумался, рассматривая чертёж.

Потом взял щепку и провёл линию по другую сторону форта, обращённую к морю:  «А здесь что будет? А если часть карибов кинется не в лес, а к морю?  А там – беззащитные корабли?  Без артиллерии и почти без команды? Для них не будет проблемой захватить корабли и заставить, под угрозой смерти, захваченных моряков  поднять паруса?  А может быть, среди них есть и такие, кто знает, как это делается?

 

 

Индейцы – смышлённый народ. А в крайнем случае, сожгут корабли и уйдут на корабельных шлюпках, перебив экипажи…Думаю, часть наших солдат должны взять под контроль подходы к кораблям.  У меня есть две кулеврины.  Их можно поставить у кораблей»… Слово взял сержант Матисс: «Тененте де Белалькасар абсолютно прав. Я сначала подумал: а не проще ли вывести корабли в море?  Но сейчас уже рассвело.  Выход кораблей со стоянки наверняка насторожит карибов. И план может сорваться. Думаю, план хорош.  Особенно с дополнением тененте Себастьяна.  Нужно посылать голубя».

Отправкой послания занялся  сержант де Кавендиш, получивший соответствующий инструктаж в форте.  Внимание Белалькасара переключилось на подготовку операции руки лейтенанта Хуана Гонсало. Его уложили на спину на ложе Себастьяна, подложив под раненую руку доску. Стали искать подходящий нож. Себастьян снял с пояса свой великолепный кинжал толедской стали – подарок капитана «Иоанна Благословенного», Санчеса Гонсало Гавилана.

Тахотао опустил клинок в большую оловянную кружку с кипящей водой.  Рядом стояла половинка скорлупы кокосового ореха, наполненная дымящейся зелёной кашицей, видимо, залитой кипятком из этой же кружки и лежали длинные белые полоски луба, снятые с коры какого-то растения.  Хуан Гонсало лежал с закрытыми глазами, а Лопоча вытирал ему пот со лба платком какого-то солдата. Кто-то прижал Хуану ноги, два солдата – руки.

Вдруг Хуан открыл глаза и тихо, но чётко сказал: «Не надо меня держать!» — и после короткой паузы: «Тахотао, делай своё дело!». Ему вставили между зубами круглый кусок дерева.  Тахотао смочил кусок луба в кипятке, подержал немного, чтобы остыл и стал протирать руку.  Когда он стал протирать саму рану, со лба Хуана пот потёк ручьём – видимо это доставляло неимоверную боль. Индеец резким движением рассёк руку вдоль мышечных волокон и раздвинул края разреза. Из раны брызнула кровь пополам с гноем. Но  лейтенант … даже не шевельнулся! Только с хрустом стал жевать деревянный брусок.  Тахотао мял руку, выдавливая гной. Потом окровавленными руками снова взял кинжал и стал копаться лезвием в глубине раны. За спиной у Себастьяна раздался глухой тяжёлый стук.  Он оглянулся – это упал в обморок молодой солдат.  Но Хуан только быстро-быстро, как кролик, жевал деревянный брусок, поминутно сплёвывая прямо на себя слюну вперемежку с древесными опилками и кровью из порезанных дёсен…

Наконец  Тахотао стал горстью набирать зелёную кашицу и набивать ею рану. После чего,  с помощью Лопочи, начал бинтовать руку лентами луба, сдвигая края разреза.

Вдруг где-то очень далеко послышался неясный шум, похожий на звук сильнейшего ливня, который прерывался глухими ударами, похожими на раскаты грома. Себастьян вскочил: «Кабальерос! Теперь наша очередь! На колени!  Восславим Господа нашего, Иисуса Христа и Пресвятую Богородицу и попросим даровать нам победу над сатанинским воинством мерзких людоедов! Аминь!» Каждый солдат  знал своё место в строю, знал свою роль в бою. Теперь это сборище вооружённых людей представляло собой единый  организм, спаянный общей  целью и дисциплиной. Ещё утром Себастьян объяснил все солдатам план сражения, назначил командиров.

Походная колонна двинулась  быстрым шагом в направлении разгорающегося сражения. Залпы из аркебуз напоминали звук рвущейся грубой материи, а пушечные выстрелы – барабанный бой. Крики раненых и боевые кличи – многоголосый вой волчьей стаи. Лес был пуст – все карибы участвовали в штурме. Себастьян подозвал к себе Матисса: «Слушай, когда мы вступим в дело и наши кулеврины сделают своё дело, берёшь аркебузиров и артиллеристов и прямо по пляжу, бегом – к кораблям – помнишь, я вчера указал место? И – держаться! Кто остался на кораблях из команды – пусть вооружатся – и в твоё распоряжение».  Матисс кивнул. «Тахотао! Ты – командуешь Таино.  Помнишь, я вчера объяснил – отведи назад. Выдели с десяток человек для охраны раненых. Разбей на небольшие группы.  Всё время прочёсывать лес и уничтожать всех карибов, которые вырвутся из кольца.  Сейчас – все отходим в глубину леса.  Там и примем бой.  На опушку леса НИКОМУ не выбегать! Приготовиться!».

Неожиданно пушки и аркебузы смолкли.  В наступившей тишине раздались два пушечных  выстрела.  И через несколько мгновений —  быстро приближающийся звук сильного дождя с градом.  Себастьян Мойяно де Белалькасар приподнялся в  стременах и поднял шпагу. Резко рубанул ею воздух: «За мной!!!» и рванулся вперёд. Между деревьев замелькали силуэты чужих людей. Но когда грохочущая лавина конкистадоров приблизилась, карибы остановились. К этому они не были готовы. И их мгновенно накрыла волна закованных в сталь людей.  Началась безжалостная рубка. Толпа индейцев подалась было назад, но там их встретил огонь из кулеврин и аркебуз.

Карибы снова кинулись вперёд, пытаясь прорваться сквозь строй железных людей и некоторым это удалось, но в глубине леса они становились жертвами поджидающих их Таино. Всё было кончено в течение пятнадцати минут. Отряд Матисса бегом кинулся на пляж, в сторону кораблей, буквально на руках неся кулеврины. Себастьян со своим отрядом замкнул кольцо окружения огромной массы карибов, рядами ложащихся под градом пуль, ядер и ударами стальных клинков. Тут случилось то, что предвидел Себастьян.

Большое количество карибов, добравшихся до стен форта и оказавшиеся в «мёртвой зоне» недосягаемыми для огнестрельного оружия, «обтекая» стены выбежали на пляж и кинулись к кораблям. Но, встреченные плотным огнём, заметались по песку меж двух огней и дело завершили подоспевшие пехота и кавалерия.  Всё огромное поле  у форта и пляж, буквально устланные павшими бойцами,  представляли собой ужасающее зрелище. По полю ходили  воины Таино и добивали раненых карибов. Уставшие солдаты сидели в тени стен форта, не в силах даже разговаривать. После дикого побоища в воздухе повисла тишина — такая плотная, что, казалось, её можно пощупать руками…

Себастьян де Белалькасар ехал на своей белой лошади в сопровождении Лопочи и Матисса на жеребце, подаренном Комендантом форта. Солдаты ходили по заваленному трупами карибов полю, в надежде найти какие-нибудь украшения из золота.  Некоторым это удавалось. Ещё издали Себастьян увидел едущего навстречу в компании офицеров, Густаво.  Он радостно пришпорил Жизель и через пару минут друзья уже обнимались.  Густаво был бледен и без шлема, с перевязаной головой. К седлу был привязан стальной шлем, видимо, спасший своему хозяину жизнь – в верхней части шлема красовалась довольно серьёзная вмятина, очевидно, от боевой палицы кариба. Уж кто-кто, а Себастьян знал , как индейцы умеют пользоваться этим оружием.

Комендант форта, капитан Гонсало Нуньес де Коррехидор  пригласил сержантов и офицеров в форт, где солдаты, несущие здесь службу, уступили свои  постели смертельно уставшим солдатам Себастьяна де Белалькасара.  Некоторым кроватей не досталось и  им были выданы гамаки. Офицеры и сержанты были приглашены в нарядно убранную гарнизонную столовую, где был накрыт стол. Все приглашённые, питавшиеся уже почти две недели чем придётся, накинулись на традиционный андалузский бобовый суп, валенсийскую паэлью с морепродуктами, жареного тунца, изготовленного по баскским рецептам, солёную сельдь и другие испанские блюда, отдавая должное мастерству личного повара капитана Гонсало Нуньеса де Коррехидор. Запивали всё это  изумительным андалузским вином, несколько бутылок  которого капитан велел достать из подвала. Вино было достаточно крепким, люди очень устали и несколько человек уже давно уткнулись лицами в крышку стола.

Капитан Густаво, Себастьян, Матисс и лейтенант  Хуан Гонсало, рука которого уже начала подживать и сильно чесалась под повязкой,  сели вместе на один конец стола и стали делиться воспоминаниями о прошедшем сражении… Мало-помалу их тоже от усталости, вина и сытной еды стало клонить в сон. Устроились рядом в гамаках и сразу заснули.

Утром первым проснулся Густаво.  Решил не будить никого – пусть отдохнут. Ближе к полудню  уже почти все встали. Позавтракав солдаты стали готовиться к походу. Себастьян разыскал Родриго. У того через всю левую щёку тянулся глубокий кровавый шрам.  Он начинался прямо под глазом.  Можно было сказать, что Родриго необыкновенно повезло. Чуть не потерял глаз.  Но он не выглядел подавленным, скорее наоборот – весёлым, бодрым и энергичным. Рассказал, что когда, выполняя поручение тененте Себастьяна де Белалькасара, шли через лес на соединение с основным отрядом, где-то в середине пути, услышав шорох, залегли в кустарнике.

Прямо рядом —  можно было дотронуться рукой — сели трое карибов и завели разговор.  И Родриго с Таино пришлось без движений пролежать не меньше часа, что было необыкновенно трудно из-за массы кровососущих насекомых (к счастью, на острове Эспаньола нет ядовитых змей). Родриго в нос залезла какая-то крошечная букашка и расположилась там как у себя дома, доставляя неимоверные страдания жертве, не имеющей возможности чихнуть. Но всё обошлось и на рассвете они были остановлены  испанским патрулём.  Таким образом, необходимые сведения были доставлены тененте Густаво во-время. Рану на лице он заработал уже здесь, в рукопашном бою.  Себастьян от-души поблагодарил Родриго за выполнение опасного задания – ведь именно благодаря тому, что Густаво внёс коррективы в свой первоначальный план, битва была выиграна с малыми потерями.

После обеда отряд выступил в путь, на Санто-Доминго, куда и прибыли через четыре дня. Всем было дано два дня на отдых, причём было привезено хорошее испанское вино из  губернаторских подвалов и небольшое стадо баранов. Через два дня весь отряд был построен на плацу.  Прибыл сам вице-Король, Дон  Диего де Колумб со всей своей свитой.

Отряд,  который участвовал в походе, получил регалии Батальона Регулярной Королевской Армии. Сеньор Густаво Амос де Овьедо, командир батальона – чин Капитана и сумму, равную трёхмесячному жалованию,  тененте  Себастьян Мойяно де Белалькасар – только недавно введённый в испанской армии чин «тененте-майор» (старший лейтенант) и, в качестве премии – трёхмесячное жалование,  то же получил саргенте Хавьер де Кавендиш,  тененте Хуан  Гонсало де Сеговия – трёхмесячное жалование и саблю, саргенте Матисс – чин тененте (чему старый вояка был очень рад)   и премию, равную двухмесячному жалованию,  Родриго Гонсалес – чин саргенте и двухмесячное жалование. Все солдаты – месячное жалование, особо отличившиеся – двухмесячное. Не остались без наград и Лопоча, который был включён в батальонные списки в качестве солдата с официальным солдатским жалованием, а Таино Тахотао – то же, плюс саблю.

Вечером в Вице-Королевском Дворце был банкет, на который были  приглашены все офицеры гарнизона и оба новоиспечённых сержанта. После недельного отдыха из  Дворца поступила команда батальону готовиться к высадке на Кубе для поддержки экспедиционного корпуса капитана Диего Веласкеса де Куэльяра.

 

 

Судьба конкистадора — книга 1, часть 5

Солдаты чистили оружие, металлические детали амуниции, упражнялись в стрельбе, фехтовании, кулачном бое – Себастьян  де Белалькасар и его помощники – тененте Матисс и саргенто Родриго, уделяли этим занятиям большое внимание. Бывало, солдаты вечером еле добирались до гамаков, вполголоса кляня своих командиров. Узнав, что среди подчинённых растёт недовольство, Себастьян решил поговорить с ними.  Он собрал их на поляне, в леске, окружающем военный городок.

Когда солдаты сели на траву, он обратился к ним с речью: «Кабальерос!  Я знаю, что вы сильно устаёте, и считаете, что могли бы с большей пользой для себя провести время перед предстоящим морским переходом. Да и там, на Кубе, отдыхать не придётся. Там идёт очень серьёзная война и отряд  капитана Диего Веласкеса де Куэльяра понёс большие потери  — в его экспедиционном  корпусе осталось меньше половины боеспособных  солдат.  Поэтому нас и посылают туда.  Среди вас уже нет  необстрелянных бойцов.

В походе против карибов вы все на себе прочувствовали силу и мужество индейских воинов. И то, что мы понесли очень небольшие потери, объясняется тем, что мы с вами готовились к боям с полной самоотдачей.  Вы же помните, как мы с вами уставали ещё в Пуэрто-де-Палос, потом во время морского перехода, а затем уже здесь, в этом городке.  Хорошая военная подготовка – гарантия сохранения вами вашей же жизни. Я так думаю:  лучше быть уставшим и отдыхать к гамаке, чем сохранить силы, но лежать в гробу».  Если кто-нибудь считает иначе – пусть идёт в казарму.  Я не буду заставлять вас трудиться.

Но – предупреждаю – в бою степень вашей готовности будем оценивать не мы, ваши командиры, а жестокий, коварный и умелый враг.  Вот тебе – Себастьян ткнул пальцем в рослого, полноватого солдата, которого он давно заприметил как не очень старательного и старающегося «не особенно  перерабатывать» — в рукопашном бою может не хватить  одной доли секунды, чтобы защититься от копья или опередить удар противника собственным ударом.  Это будет хорошо, если примешь мгновенную смерть – солдат не должен  думать о смерти и бояться её.  А если станешь калекой, инвалидом?  Да ты всю жизнь будешь вспоминать этот момент и клясть себя за то что тебе не хватило этого мгновения, чтобы отразить роковой удар!  И я советую тебе подумать  тогда о том, что стал калекой потому, что под каким-то предлогом уклонился от одного часа занятий. ОДНОГО ЧАСА!  Кабальерос!  Мы все приехали сюда за славой и золотом, а вовсе не для того, чтобы нас жрали черви в этой – Себастьян пнул носком сапога земляную кочку – чужой земле! Помните – Бог помогает сильным!»

После этой, не очень складной, но эмоциональной речи – де Белалькасар своими словами передал то, что не раз говорил ему Джек Ан Гоф  —  Себастьян продолжил занятия.  Он обратил внимание на то, что все пехотинцы  и особенно тот нерадивый солдат,  которого он избрал объектом для порицания, стали работать с подъёмом, старательно выполняя упражнения. Да и сам «тененте-майор» был так занят своим делом, что только закончив занятия, заметил, что в тени ветвистого дерева, в конце плаца на складном стульчике сидит командир батальона, капитан Густаво и внимательно наблюдает за его работой. На его лице читалось удовлетворение.

И вот наступил день, когда был получен приказ: Утром, в полной боевой готовности, батальон должен прибыть в порт для погрузки на корабли, следующие на Кубу. Солдатам был дан день отдыха, подъём назначен на 6 часов утра.  В 8 утра батальон пешим порядком прибыл в порт.  На набережной было людно  — полгорода пришли проводить солдат.  Прибыла стража и расчистила от публики квадрат в центре припортовой площади.  Батальон был выстроен каре.  Ждать появления Вице-Короля и Губернатора, Диего де Колумб, пришлось недолго.  Дон Диего важно вышел из кареты, из остальных карет высыпала его свита и вышел архиепископ в сопровождении Падре Суареса и нескольких монахов. После непродолжительной речи Вице-Короля и богослужения, проводимого самим Архиепископом, началась погрузка на две каракки и две каравеллы.

В толпе провожающих Себастьян увидел Розалию, изо всех сил делающую вид, что не замечает его, а занята исключительно интересным разговором с подружкой.  Но когда Себастьян направился к трапу, она неожиданно растолкала всех и бегом кинулась к Себастьяну,  прижалась к нему всем телом, закинув руки на шею, он не столько услышал, сколько почувствовал горячий шёпот:  «Вернись живым, мой мальчик!», Розалия суетливо достала из лифа ладанку, надела ему на шею и сильно прижалась сухими, горячими губами к его губам. У Себастьяна закружилась голова, по телу пробежал ток, ослабли колени и, понимая, что не имеет права показать слабость, он выпрямился, и, легонько оттолкнув девушку от себя, решительными шагами поднялся по трапу.

Первая каракка уже отошла от пирса, влекомая четырьмя вёсельными баркасами. Его каракка, «Сан Николас», отходила второй, Лопоча уже давно осторожно провёл по трапу его «Жизель» и спустился в трюм,  а он ещё долго видел взлетающий над толпой, пунцовый платок Розалии.

Корабли вышли в море и на попутном ветре, с хорошей скоростью около 9 миль  в час пошли на юго-восток,  а через пару часов – прямо на восток, вдоль берега Эспаньолы. Суда шли с креном на левый  борт, невысокая, но крутая волна подбрасывала корабли, из-за чего палубу обдавало веером брызг.  Любители рыбной ловли тут же опробовали взятые из Санто-Доминго снасти. И сразу – повезло, что многие восприняли как хороший знак – эскадра вошла в большой косяк тунца и рыбаки только успевали  снимать с крючка очередную рыбину. Кок не подкачал и уже в обед все лакомились свежей, прекрасно приготовленной рыбой.

Нет, пожалуй, не все … Вон, один солдат сорвался с места за столом и рысью кинулся к борту. Дурной пример, как известно, заразителен – и уже другой «мореход» с зелёным лицом, распрощался с только что съеденным обедом. У «первопроходцев» нашлось достаточное число последователей, так что многим воинам, неподверженным «морской болезни» досталось по второй порции вкуснейшего блюда. Как ни странно, но в этот раз Себастьян не чувствовал дискомфорта и с удовольствием  осилил вторую тарелку, запивая неплохим вином, запасённым в Санто-Доминго для офицерской кают-компании. После сытного обеда потянуло в сон и офицеры разбрелись по своим каютам.  К вечеру вошли в Пролив Мона, разделяющий Эспаньолу с островом Пуэрто-Рико.

Пролив очень широк, и пуэрто-риканского берега здесь не увидишь.  Когда солнце уже садилось в море за кормой,  по левому борту показался остров Каона. Ночью в каюту, которую  Себастьян делил  с тененте Матиссом, вошёл Густаво.  Потряс за плечо Себастьяна: «Пойдём, кое-что покажу». Разбудили и Матисса.  Вышли на шканцы, подошли к борту и были очарованы невиданным ими зрелищем. Море буквально светилось необыкновенным зелёным светом, а в глубине медленно проплывали  ещё более яркие,  голубовато-зелёные диски. Друзья долго любовались фантастическим зрелищем.

Вдруг что-то холодное и мокрое больно ударило в лицо Себастьяну, от неожиданности он отпрянул,  к его ногам упала небольшая рыбка с  длинными, развёрнутыми веерообразными боковыми плавниками и забилась на палубе.  Через некоторое время на палубе запрыгала ещё одна летучая рыбка. Прогуливаясь по палубе, Густаво поднял небольшого кальмара.  От всех этих чудес уходить в каюту уходить не хотелось  и офицеры присели на пушечный лафет, не отводя глаз от чарующей картины охваченного зеленоватым сиянием, моря.  Вдруг по левому борту что-то огромное,  плоское, почти квадратное, взлетело над водой и, пролетев некоторое расстояние, плюхнулось в воду, подняв фонтан огненных брызг. Себастьян вопросительно посмотрел на Густаво.

«Манта, океанский Скат» пояснил капитан.  В предрассветных сумерках посвежело.  Палуба, надстройки и металл пушек покрылись росой.  Нельзя было не только присесть, но даже прислониться к стенам надстроек. Друзья разошлись по каютам – досыпать.

Утром, плотно позавтракав, офицеры вышли на палубу.  Солнце  взошло, но жары не было. В ноздри, кроме солёного морского ветра, бил запах рыбы.  На леерах и мачтах вялились большие куски ярко-красного   просоленного тунцового мяса – любимого лакомства моряков. Себастьяну захотелось половить рыбу. После получасового ожидания он почувствоваол, что верёвка натянулась, как струна.

«Есть!» — заорал он, охваченный охотничьим азартом. После недолгой борьбы, на палубу плюхнулась метровая рыбина с удивительным лицом, в котором, по выражению Густаво, «Не было ничего человеческого». Действительно, голова рыбы была как бы «стёсана» вертикально и сама напоминала тупое лезвие топора.

Но самое интересное – она на глазах стала менять цвет! Когда она была поднята на палубу – была голубовато-серой, потом стала синеть, потом к синему стал добавляться жёлтый цвет и она позеленела, чтобы через минуту стать жёлтой и, наконец – заиграла золотом!

Выяснилось, что и называется она – «дорада» (то есть – «золотая»!).

Гордый добычей, Себастьян сам отнёс её коку и попросил приготовить для него и его друзей. Когда он вернулся  на палубу, увидел, что там столпились солдаты.  Подойдя поближе,  стал свидетелем того, что Тахотао и Лопоча разделывают огромную, в два человеческих роста в длину, акулу. Мясо и голова понадобятся на наживку, кожа – для шлифовки деревянных изделий, плавники – на суп, а огромные треугольной формы зубы с пилообразными сторонами – на амулеты. Лопоча каким-то образом просверлил их, затупил пилочки граней, и, надев на шнурки, подарил Себастьяну, Густаво и Матиссу.

После обеда корабли начали огибать мыс  Энганьо («Обманчивый»).

Ветер дул теперь в левый борт, корабли шли бейдевинд с креном уже на правый борт. Пошла океанская зыбь. Волны были высокие, но так как очень пологие, их было почти не видно – но вызывали удивительные ощущения – как будто палуба снизу с большой силой давит на ноги, а потом, после краткой остановки, начинает уходить из-под ног вниз… Впрочем, солдаты уже были знакомы с этим явлением ещё с перехода из Испании в Новый Свет. Так шли вдоль берегов Эспаньолы ещё пять дней, держа видимый вдалеке берег по левой руке.  По вечерам ветер менялся  и судно кренилось на другой  борт. По правую руку появились небольшие островки.  Раз около одного из них заметили шесть каноэ, набитых  индейцами.  Увидев корабли, каноэ кинулись врассыпную и скрылись за островом.  Наконец , обойдя остров Тартю, эскадра вошла в Наветренный пролив, лежащий между Эспаньолой и Кубой и через два дня корабли стали на якорь в бухте кубинского порта Баракоа.

Сгрудившись у борта, моряки и солдаты смотрели на город, основанный полтора года назад, ставший Столицей Кубы,  и названный  в честь Успенья Богородицы,  Нуэстра- Сеньора-де-Ла-Асунсьон-де-Баранкоа.  Основал город и дал ему это название капитан Диего Веласкес де Куэльяр, направленный  на завоевание Кубы Вице-Королём Обеих Индий, Доном  Диего де Колумб в 1511 году. Он сразу начал приглашать сюда  на проживание испанцев из благородных семей, давая им участки земли под строительство нарядных зданий, пригласив из Испании нескольких архитекторов и поощряя строительство помощью с рабочей силой (индейцев ещё хватало) и строительными материалами.  Для того, чтобы укрепить  за городом статус Столичного,  де Куэльяр, получивший титул Губернатора Кубы, выстроил роскошный дворец, а также обручился с Марией де Куэльяр, фрейлиной  Вице-Королевы, Марии Толедской.

Свой дом,  для проведения брачной церемонии, предоставил Секретарь Губернатора,  Сеньор  Эрнандо Кортес, Будущий завоеватель Мексики и один из самых богатых жителей новой испанской колонии, ввиду того, что губернаторский дворец ещё не был достроен.  Легко представить себе, что испытывали новобрачные и их гости, ставшие жертвами атак туч ночных кровососущих насекомых, слетевшихся на огни праздничной иллюминации со всех окрестностей!

А каково было солдатам праздничного караула, истекающим потом под металлическими доспехами в тридцатипятиградусную жару! Но,  несмотря на все эти проблемы, праздник удался.  Однако уже через одну неделю в том же доме состоялась траурная церемония. Молодая хозяйка губернаторского Дворца, по невыясненным причинам, скоропостижно скончалась Так и не успев побыть мужем, Губернатор Кубы, Дон Диего Веласкес де Куэльяр, стал вдовцом.

 

Завоевание Кубы готовилось тщательно

Eщё за два года до высадки испанцев, капитан Себастьян де Окампо, обошёл остров на корабле, составив подробную карту берегов и, особенно бухт, наиболее подходящих для высадки десанта. Особое внимание он обратил на место первой высадки Великого Христофора Колумба, отца нынешнего Вице-Короля – бухту Баракоа, в устье реки Макагуанигуа.   Христофор Колумб писал ещё в 1492 году: «Самое прекрасное место в мире!  Здесь самое удобное место для строительства города, крепости и порта. Хорошая вода, множество селений добрых индейцев, земля очень плодородна и ухожена». На своей карте капитан Себастьян де Окампо отметил эту бухту особым значком, как одно из удобнейших мест для высадки.

 

 

В 1511 году известный конкистадор и завоеватель Эспаньолы,  Диего Веласкес де Куэльяр, вышел из бухты,  принадлежащего ему маленького города-порта на западном берегу Эспаньолы, Сальватьерри-де-Ла Кабана, с отрядом в 300 солдат, на трёх кораблях, пересёк Наветренный Пролив и высадился в указанном месте  острова Куба. Но тут неожиданно встретил  весьма «тёплый» приём.  В небольшом селении,  Яра, рядом с городком Таино, под названием  Баракоа, находился касик Таино, Атауэй, сбежавший с Эспаньолы два года назад со своим племенем , от насильственной христианизации и истребления.

Завидев испанские корабли, он успел поднять по тревоге своих воинов, а местных жителей предупредить, чтобы спрятали все золотые украшения, так как испанцы неравнодушны к этому металлу.  Со своими четырьмястами  воинов, он решил не дать врагам высадиться на берегу. Но силы были неравными.  Уничтожив первую, подошедшую к берегу шлюпку с конкистадорами с помощью стрел, копий и факелов, индейцы  попали под плотный огонь солдат, вооружённых аркебузами и мушкетами.  Разгром завершили пушки с подошедших ближе кораблей и пехота, с боевыми собаками. Бежавший в горы с небольшим отрядом оставшихся в живых воинов, Атауэй, ещё какое-то время оказывал сопротивление шедшим по их следам конкистадорам, но был схвачен у  селения Яра.

К связанному и брошенному на песок, касику, подошёл священник и поинтересовался,  куда после своей смерти хочет попасть пленный  вождь – в Рай  или  Ад, пояснив, что пропуск в Рай он может гарантировать арестованному только в случае принятия обряда крещения.  В Ад же, в случае отказа,   пропуск не нужен.  Атауэй выразил сомнение в том, что человек, стоящий напротив с крестом в руках,  имеет полномочия в таком важном деле, как распределение мест в потустороннем мире.

В наше время он бы потребовал: «Покажь Документ!»  Но в те времена полной юридической безграмотности и отсутствия организаций, защищающих права человека, некому было подсказать арестованному задать этот вопрос представителю Святой Церкви, от которого тот наверняка бы впал в ступор.  И кто знает, какой оборот приняло бы дело.

Но Атауэй пошёл на обострение, вопросив:  «А мои палачи, испанцы – они  крестились?» — и, услышав утвердительный ответ, снова спросил: «так значит, они попадут в Рай?»

«Да».

«Тогда я отказываюсь  креститься, чтобы снова не оказаться среди тех, кто истребил мой  народ и убьёт меня самого!»  Касик Атауэй и пленённые вместе с ним воины, были сожжены заживо.

Таино этих мест поднялись на защиту своей земли и, используя партизанскую тактику, оказывали довольно серьёзное сопротивление захватчикам. Конкистадоры несли большие потери. Тогда Дон Веласкес, призвал на помощь помощника Губернатора Ямайки,  Сеньора Панфило де Нарваеса, прославившегося умением «замирять» индейцев, используя  как способы силового воздействия, так и средства дипломатии. В настоящее время боевые действия сместились с побережья в горы.  Но чтобы  одолеть мужественных, хорошо знающих местность, Таино,  в горных условиях, испанцам не хватало сил. Вот почему сюда и был послан батальон, помощником командира которого, капитана Густаво Амос де Овьедо, был тененте-майор, Себастьян Мойяно де Белалькасар.

Конкистадорам пришлось  довольно долго любоваться городом Баракоа,  и величественным пейзажем, окружающим его, пока не увидели, что от берега отчаливает  многовёсельная шлюпка, набитая людьми так, что борта выступали из воды на высоту не более двух ладоней.  Лодка направилась к флагманской каракке «Донья Исабель», где уже готовились к приёму высоких гостей.  С остальных кораблей флотилии были вызваны капитаны и старшие армейские офицеры, а команда была выстроена на шканцах. Себастьян, командовавший воинским контингентом «Сан Николаса» прибыл на «Донью Исабель» вместе с капитаном каракки, Сеньором  Мигелем Октавио де Фунес. Дон Веласкес  де Куэльяр, Губернатор острова Куба, обходил офицеров вместе со священником — доминиканцем,  Бартоломе де Лас Касас, капитанами, Сеньорами  Панфило де Нарваесом и  Эрнандо Кортесом,  знакомился с ними, пожимая руки, задавая интересующие вопросы, выслушивал ответы, а также краткие характеристики, которые давал представляемым офицерам командир батальона, капитан Густаво.

Когда он подошёл к Себастьяну , возникла неловкая пауза – перед ним стоял совсем мальчишка, с только наметившимися усиками и бородкой, нисколько не соответствующий  его солидному чину «тененте-майор» и статусу помощника командира батальона. Де Куэльяр вопросительно посмотрел на капитана Густаво, который, чтобы сгладить неловкость, представил Себастьяна несколько более подробно, чем других офицеров: «А это наш герой, «тененте-майор»  Себастьян Мойяно де Белалькасар, спасший корабль в бою с пиратами, с небольшим отрядом одержавший победу над карибами, лучший фехтовальщик и стрелок в батальоне!»

Услышавший последнюю фразу Эрнан Кортес, всем известный дуэлянт и забияка, немедленно встрял в разговор: «Сеньор Себастьян, позвольте представиться – капитан Эрнан Кортес! Не откажите в любезности дать пару уроков фехтовального мастерства простому армейскому офицеру!» —  неуловимым движением выдернул шпагу из ножен, сделав небольшой шаг назад и принял стойку. Себастьян  застеснялся, залился румянцем и тоже вынул шпагу. При этом зорко приглядывался к противнику, стараясь оценить его  возможности, как учил Великий Маэстро Эрнандес де Сьерра. Офицеры образовали круг, в ожидании интересного поединка. Де Куэльяр, большой любитель подобных зрелищ, взял на себя обязанности  арбитра.

На губах Густаво появилась уже знакомая нам, ехидная улыбочка.  Капитан «Доньи Исабель»  Послал слугу в свою каюту за тренировочными шпагами, на которые де Куэльяр тут же поменял боевые со словами: «Кабальерос, мне вы нужны живыми!» С самого начала поединка Себастьян заметил, что Кортес хорошо передвигается, быстр, резок, но не имеет хорошей школы в защите, легко попадается на обманные движения и решил сыграть на этом. Под напором атакующего соперника, Себастьян умышленно отходил, парируя удары и имитируя атаки, демонстрируя якобы робость, неуверенность и готовя свой «коронный» кистевой удар с целью разоружения противника.

Это ему удалось на второй минуте поединка.  Шпага Кортеса взлетела , сверкнув на солнце, как длинная серебряная рыба, и скрылась в воде за бортом. Эрнан был, конечно, расстроен результатом, но подошёл к Себастьяну, снял шляпу и шутливо поклонившись, выразил своё восхищение и благодарность за полученный урок. Хотя Густаво, внимательно следивший за поединком, заметил недобро сверкнувший взгляд побеждённого и, улучив минуту, наклонился к уху Белалькасара: «Берегись!  Он тебе этого не забудет!».

Эрнан Кортес де Монрой был хорошо известен как на Эспаньоле, так и на Кубе. Был он очень богат, хорош собой, остроумен, нравился женщинам и сам, более, чем охотно, отвечал им взаимностью,  чему и был обязан всеми своими взлётами и падениями. Родился он в 1485 году в г. Медельин, в знатной, хоть и не очень богатой дворянской семье.  В 1502 году поступил в известнейший в Европе Саламанкский Университет на юридический факультет.

Но перспектива стать адвокатом никак не соответствовала его авантюрному характеру – он мечтал об открытых Христофором Колумбом Индиях и уже сговорился с капитаном одного из идущего в «Новый Свет» корабля. Однако, шалопая и бездельника подвела указанная выше слабость – буквально накануне отхода корабля в Америку, он сильно разбился, упав ночью с балкона некоего дома, при попытке покинуть его в критический момент неожиданного появления в комнате третьего лица, во время романтического свидания с хозяйкой. Справедливости ради нужно сказать, что во время полёта и весьма болезненного приземления, он не издал ни звука, чем спас честь замужней сеньоры, пригласившей видного студента на встречу в домашней обстановке.

Каким образом жестоко  травмированный  будущий  знаток юриспруденции добрался до дома и сколько времени ушло на реконструкцию целостности его организма, история скромно умалчивает… Тем не менее, вторая попытка попасть в Америку недоучившемуся студенту удалась в 1504 году.

Прибыв на Эспаньолу, Эрнан встретил поддержку всесильного Губернатора острова, Диего Веласкеса де Куэльяра, который приходился Кортесу свояком. Как не порадеть  родному человечку ? – Губернатор подарил Эрнану «репартимьенто» — большой участок земли вместе с индейцами, на нём проживающими и весьма выгодную должность.

Высокомерно вздёрнув подбородок, Эрнан Кортес  уведомил родственника, что  «Прибыл  сюда за славой и золотом, а не для того, чтобы рыться в земле, как мужик!».  Но подарок, однако, принял.  Несмотря на то, что новоприбывший конкистадор имел тяжёлый характер, был вспыльчив, драчлив и обидчив, он быстро заработал себе авторитет благодаря безудержной удали, трезвому расчёту, презрению к опасности и железной силе воли.

Сопровождая Веласкеса в его  «карательных экспедициях»  против часто восстававших свободолюбивых индейцев, он освоил гораздо большее количество наук, чем сумел бы освоить в брошенном им Университете.

Пожалуй, только сам Дон Куэльяр  превосходил свояка в искусстве добывать сведения у индейцев с помощью пыток и наказывать  целые селения путём массовых расстрелов, «утоплений», вешаний, отрубания голов, ну и, конечно,  излюбленным христолюбивым испанским воинством способом – сожжением заживо.  В 1511 году, выгодно продав «репартимьенто», Эрнан  Кортес  отбыл на Кубу вместе с Доном Диего Веласкесом де Куэльяром. Поскольку экспедиция была организована с главной целью – получить сведения о наличии на Кубе золота, серебра, драгоценных камней, конкистадоры жгли индейцев на медленном огне, отрубали руки, варили в котлах… Эрнан Кортес отказался от статуса военачальника и предпочёл скромную, но весьма прибыльную должность секретаря Губернатора, благодаря чему стал одним из самых богатых людей на Кубе.  Но Дон Веласкес имел привычку помыкать  подчинёнными – доставалось и секретарю.

Кортес не мог этого терпеть.  Поэтому  Эрнан  примкнул к группе недовольных, составивших заговор против Губернатора.  Ему выпал жребий отвезти петицию в Эспаньолу, чтобы отдать жалобу в руки Вице-Короля. Он должен был пересечь Наветренный Пролив в самом узком месте на небольшой шлюпке. Однако был схвачен, закован в кандалы и брошен в темницу. Пробыл там недолго – сверхестественным  образом  сумел освободиться от цепей, сломать решётку,  со второго этажа выпрыгнуть на улицу и укрыться в ближайшей церкви. В те времена существовал закон, гарантировавший неприкосновенность в храмах даже  злейшим преступникам. Губернатор выставил стражу вокруг церкви с приказом арестовать Кортеса на выходе.

Когда Эрнан решил, что о нём забыли и вышел из храма, на него накинулся здоровенный стражник, по имени Хуан Эскудеро, повалил и связал. Преступник был доставлен на каравеллу, идущую с Кубы на Эспаньолу для передачи в суд.  Он обвинялся в заговоре против Вице-Короля, за что, по тем временам,  было предусмотрено самое суровое наказание. Таким образом Кортес отправился на Эспаньолу, но уже не в качестве жалобщика, а в качестве подсудимого.

И опять случилось чудо – ночью он избавился от оков, незаметно спустился в привязанную к корме шлюпку и, вначале в шлюпке, а затем – вплавь, добрался до берега, где снова укрылся в церкви.

Через день в храм заявился Дон Куэльяр и они встретились.  Никто не знает, о чём они говорили наедине. Но вышли они из церкви обнявшись и направились во Дворец Губернатора.

Злые языки поговаривали, что Сеньор Веласкес простил родственника за  обещание жениться на его дочери (можно только представить себе, что это было за создание!).  В награду (авансом) за предстоящий подвиг, Эрнан Кортес получил от Губернатора  репартимьенто и даже рудники.

Увы, нет ни единого свидетельства о том, что он выполнил своё обещание… Сеньор Кортес получил чин капитана и стал одним из богатейших людей на острове, нещадно эксплуатируя несчастных индейцев.  Как писал один из его современников:  «Только Всевышний знает, сколько жизней и крови индейцев стоило это богатство»…

После  знакомства все офицеры были приглашены во дворец Губернатора на обед (который, как принято в подобных случаях, неминуемо должен был плавно перейти в ужин). Себастьян старался держаться рядом с Густаво, который был гораздо опытней  его в «представительских» делах.  Он часто ловил на себе восхищённый взгляд юноши из свиты Дона Диего Веласкеса де Куэльяра.  Мальчику было лет пятнадцать, худощавый, сутуловатый, он, по-видимому, приходился родственником Губернатору.

Он во все глаза смотрел на Себастьяна и старался находиться к нему поближе, но, похоже, очень стеснялся.  Однако  за огромным столом, к которому гости были приглашены почти сразу, после прибытия во дворец, оказался рядом с Белалькасаром, по правую руку от него (по левую занял место Густаво). После двух бокалов вина, юноша сумел справиться со стеснительностью, набрался храбрости и, подняв голову от тарелки и, залившись краской, обратился к Себастьяну: «Уважаемый Сеньор, позвольте представиться – меня зовут Леонардо Уго де Куэльяр — (Себастьян понял, что не ошибся и мальчик, скорее всего, был племянником  Губернатора) – я видел Ваш поединок с Сеньором Эрнаном Кортесом.  Это было великолепно! Скажите, где Вы научились так фехтовать? У нас все офицеры боятся Дона Эрнана, а Вы так легко расправились с ним! Мне уже рассказал один из Ваших офицеров, что Вы одним выстрелом из кулеврины взорвали пиратский корабль? Мне не верится, что я имею честь сидеть за одним столом с таким выдающимся воином.

Это я попросил мажордома, чтобы он посадил меня рядом с Вами… Я хотел попросить Вас дать мне хоть пару уроков фехтования…».  Теперь наступила очередь стесняться Белалькасару:  «Ну что Вы, Сеньор Леонардо! Тот выстрел был просто случайностью.  Да и победу над Сеньором Кортесом мне удалось одержать с большим трудом и тоже, возможно, благодаря случаю…» — «Ну уж нет,  Сеньор! — с жаром  воскликнул Леонардо – я внимательно следил за Вашими действиями в поединке!  Никакой это не случай!  Я видел, как Вы готовили этот удар! Я ничего подобного не видел! Я попрошу дядю – он Вам заплатит за уроки столько, сколько Вы скажете!»

Себастьян не успел ответить – в зале появился мажордом и объявил, что армейские офицеры приглашаются в кабинет Губернатора. Он с облегчением извинился перед Леонардо и, вслед за Густаво, заторопился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Кабинет представлял собой огромную, не уступающую Обеденному залу, очень светлую, с большими окнами, комнату, со стенами, увешанными картами и набитую книжными шкафами, с длинным  письменным столом посередине. Широким жестом  указав на кресла, окружающие стол, Дон Веласкес  пригласил садиться. «Кабальерос!  Не будем терять времени.  Мы должны начать операцию против восставших индейцев не позже, чем послезавтра.  Каждый день в горы к Гуаму, касику Таино, прибывают новые подкрепления. Нам не нужны лишние потери. Посмотрите на эту карту: Видите , мы находимся здесь, залив Баракоа.

Дальше, на юг,  до самого южного мыса Крус, тянется береговая линия.  Она вся изрезана бухтами с отвесными берегами, коралловыми рифами, опасными для судов.  Поэтому мы не можем рассчитывать на поддержку кораблей и корабельной артиллерии. Более или менее пологие спуски – сплошные, практически непроходимые мангровые заросли и болота.  Так что, не дай Бог, неудача – отступать здесь некуда. Примите это к сведению.  Вдоль всей береговой линии расположен горный массив Сьерра-Маэстра.  Вот здесь – самая высокая точка, пик Туркина, высотой более мили. Мы обязательно должны захватить его – потому что с этой вершины видна большая часть горной территории где и сконцентрированы главные силы мятежников.

Между Сьерра-Маэстра и вот этими горными хребтами, лежит долина Гуантанамо.  Так что часть наших солдат пойдёт по долине в юго-западном направлении и постарается блокировать все возможные выходы с Сьерра-Маэстра в долину.  Потому что только в этой, густо населённой долине, индейцы могут разжиться продовольствием и подкреплениями. Все сёла, прилегающие к Сьерра-Маестра, нужно сжечь, всех мужчин – уничтожить, женщин и детей выгнать в направлении вот этих гор. Всё равно им там нечего будет есть – и нечем будет подкормить воинов Гуама.

Главные силы будут идти по горам  Сьерра Маэстра на юг, тщательно прочёсывая местность и уничтожая всех индейцев, которые попадутся на пути. Хочу предупредить: горы – известняковые все изрыты карстовыми пещерами – прекрасными укрытиями для небольших групп индейцев. Они могут спрятаться, пропустить солдат и атаковать отравленными стрелами в спину. А потом снова уйти под землю, не вступая в бой. Так что солдаты должны быть экипированы полностью защитными средствами, впереди и по флангам колонны должны двигаться небольшие разведывательные группы из опытных бойцов. И все всегда должны помнить, что из любой пещеры, из-за любого камня, из-за любого дерева может вылететь стрела… Теперь Вы понимаете, почему мы до сих пор не смогли разгромить дикарей и попросили подкреплений?»

Офицеры сидели молча.  Большинство из них были достаточно опытными  бойцами и прекрасно понимали трудности предстоящего похода.

Тут из угла комнаты с затемнённым плотной шторой окном, раздался негромкий голос: «Кабальерос! Меня зовут Падре Бартоломе де Лас Касас.  Я пойду с Вами» — из тени вышел худощавый, молодой ещё монах-доминиканец с бледным, одухотворённым лицом – «Дети мои!  Святая Церковь добра и справедлива.  Обращаюсь к Вам от её имени – не нужно жестокости, ведь индейцы – такие же божьи дети, как и мы с Вами!  Я уверен – предложите им креститься во Славу Господа и они сами, без принуждения, с радостью примут Святое Крещение! Не берите грех на душу! Не убивайте безоружных! Проявите сострадание к их жёнам, детям малым!  Аминь…».

Себастьяна глубоко тронула простая, добрая  речь пастыря. Но глядя на Дона Диего Веласкеса де Куэльяра, он заметил, что его лицо пылает гневом и он еле-еле сдерживается, чтобы не нагрубить Преподобному…    Когда  офицеры густой толпой вывалились из кабинета и спускались по широкой лестнице в зал, Себастьян придержал за локоть Густаво. «Слушай, я хотел бы побольше узнать о Падре Бартоломе.  Ты что-нибудь о нём знаешь?» «Да почти ничего… А, вот тот человек нам расскажет.  Он должен знать много – ведь живёт здесь почти шесть лет! Эй, Маурисио! Иди сюда!»  От толпы отделился невысокий широкоплечий мужчина в кирасе, с длинной бородой и подкрученными усами, тронутыми сединой. «Ты хотел познакомиться с этим молодым человеком?

Представляю: Себастьян Мойяно де Белалькасар. Прошу любить и жаловать! Но у нас к тебе тоже просьба!»  «К Вашим услугам! Тененте-майор  Маурисио Порфирио де Монтойя. Надеюсь Вы не предложите мне сражаться с этим молодым человеком?! – изображая ужас, испуганно округлил глаза Маурисио. – А то видел я сегодня, как легко он разобрался с самим Эрнаном Кортесом!» — Все засмеялись.

«Да нет, мы бы хотели побольше узнать о Падре Бартоломе де Лас Касас.  Удовлетвори наше любопытство!»

Офицеры вышли в патио, нашли незанятую беседку, увитую пурпурными плетями  каких-то незнакомых Себастьяну цветов, присели на скамейку. «Бартоломе де Лас Касас родился в Севилье в 1484 году в семье купца, эмигрировавшей из Франции.

Поговаривают, что это была семья «обращённых» — то есть, евреев, принявших христианство.  Ну, как Колумб.

Вместе с отцом, Педро, прибыл на Эспаньолу в 1502 году.  В 1510 году, всего 3 года назад, принял пострижение в монахи Доминиканского Ордена. И с тех пор много попортил крови нашим чиновникам, рыцарям, репартимьентос и латифундистам, заступаясь за индейцев, суя нос во все дырки.  Но лично мне он нравится.  Он действительно верит в то, что индейцы и мы – равны перед Господом!  Добрый, честный и наивный человек. Его и купить хотели – предлагали такое поместье! – честно скажу – я бы от такого не отказался!  Сбросил бы эту сбрую – Маурисио большим пальцем указал на свою кирасу – и зажил бы в своё удовольствие.  А он … да чего тут говорить – «Божий Человек»! И убить пытались …Индейцы за него – горой!  Да и многие солдаты – тоже.  Кстати, мне кажется – не в себе он.  Знаете ли вы, что его отец был судьёй и вместе с братом сопровождал Колумба в его втором путешествии? И стал очень богатым человеком.

У него здесь, на Эспаньоле, было несколько репартиамьенто и больше сотни рабов!  А его сынок всё пустил на ветер!  Своих рабов освободил, владения продал и деньгами помогал индейцам, многих выкупил…  Ну, ладно, пойдёмте в зал.  Мне жаркое очень понравилось.  Может, ещё осталось? Хороший повар у Дона Губернатора».

Конечно, много ли мог рассказать о Великом Человеке простой солдат, пусть даже в чине тененте-майора? Мы считаем своим долгом немного дополнить бесхитростный рассказ конкистадора.

Как уже было сказано выше, Бартоломе де Лас Касас стал монахом  Ордена Святого Доминика в 1510 году.  Он был действительно глубоко верующим человеком и мечтал добросовестным служением Богу, помогать людям. Он хотел нести Слово Божие, сеять в умах зёрна добра и веры.  Но встретил здесь, в Новом свете невежественных, жестоких, чёрствых людей, прикрываясь именем Христа творивших страшные злодеяния.  «С крестом в руке и ненасытной жаждой золота в сердце» — так он назвал их в одной из своих проповедей.

Падре де Лас Касас укрепился в вере в своё предназначение после  того, как в 1511 году прослушал лекцию приехавшего в Санто-Доминго из Саламанки, монаха-доминиканца Антонио де Монтесино.  30 ноября  в Кафедральном Соборе состоялось богослужение,  на котором присутствовала вся городская знать, во главе с самим Вице-Королём «Обеих Индий», Диего де Колумбом, Губернатором  Диего Веласкесом де Куэльяром и другими высокопоставленными лицами. На кафедру поднялся монах в поношеной чёрно-белой рясе, представившийся как Падре Антонио де Монтесино. Тема проповеди – слова Наставника Покаяния – Иоанна Крестителя: «Я – глас вопиющего в пустыне!»

Отец Антонио сравнил с бесплодно й пустыней  души энкомендеро и  репартимьентос:  «Они не только погрязли во всех смертных грехах и забыли о Слове Божием – на их совести лежат тяжкие преступления против коренных жителей Вест-Индий!»

Незаметно проповедь превратилась  в  гневную обвинительную речь:  «Ответьте – гремел монах, глядя на испанцев – по какому праву, по какому закону,  ввергли вы  сих  индейцев в столь жестокое, столь чудовищное рабство?! На каком основании вели  и ведёте  вы  столь неправедные войны против миролюбивых и кротких людей, которые живут у себя дома и которых вы умертвляли и умертвляете, истребляли и истребляете в неимоверном количестве, с неслыханной свирепостью?!»

Проповедник умолк.  В храме воцарилась  напряжённая тишина…  Пока звучал голос доминиканца, многим казалось, что слышат они голос Страшного Суда.  Теперь иные растеряны, иные кипят от возмущения – ведь задеты их кровные интересы! А монах тем временем сошёл с кафедры и вместе с тремя товарищами покинул храм. Речь Монтесино не была спонтанным порывом.  Она была продумана, написана и согласована с другими доминиканцами и все четверо поставили под ней свои подписи. Как только защитники индейцев  удалились, в церкви поднялся такой шум,  что едва удалось закончить службу. И тогда Лас Касас  сделал свой выбор.  Он понял, что он – не один!

Колонна конкистадоров шла уже третий  день. Первые два дня путь лежал  по долине, теперь пошли пологие холмы с торчащими там и здесь обветренными скалами.  Рельеф местности становился всё более труднопроходимым.  Отряд, которым командовал капитан Панфило Нарваес, осуществляющий главное руководство операцией,  ушёл на запад и уже давно скрылся из глаз – ему предстоял путь по долине с карательной целью, которую поставил перед ним на совещании Диего Веласкес. Той части батальона, которой командовал Себастьян, предстоял, пожалуй, самый сложный маршрут по Центральной, самой гористой, территории  Горного Массива Сьерра-Маэстра.  Густаво вёл своих людей вдоль кромки хребта и если бы не было так тяжело нести на себе оружие, а главное – в такую жару! – металлические  доспехи,  солдаты могли бы временами любоваться морскими пейзажами. Себастьян шёл пешком — делил  с солдатами трудности пути.  Он оставил Жизель в Баракоа вместе с Лопочей, так как боялся, что лошадь повредит себе ноги в горах и превратится в обузу.

У Белалькасара не выходил из головы долгий разговор с Густаво на последнем ночном привале.  Себастьяну не понравился внешний вид товарища, выражение глубокой задумчивости на его лице и какой-то  мрачно-тоскливый взгляд, который иногда удавалось перехватить. Он несколько раз пытался отвлечь друга от тяжёлых мыслей  какими-то смешными  воспоминаниями, но Густаво, весь погружённый в себя, отвечал невпопад, разговора не поддерживал и Себастьян замолчал. Уже когда весь лагерь затих, капитан повернулся к Себастьяну: «Ты знаешь, мне очень не нравится то, что мы не встречаем никакого сопротивления.  Ведь мы же знаем, что   индейцев перед нами множество.  Но мы их не видим.  Мы с тобой знаем мужество индейских воинов, их готовность к самопожертвованию ради своих детей.

Впечатление такое, что они с каждым переходом, уменьшая площадь, ими занятую, увеличивают концентрацию своих сил, тогда, как мы – расходимся и наши боевые порядки всё более разрыхляются. Похоже, их основные силы ждут в каком-то месте, где мы окажемся в ловушке. Мне это напоминает пружину, которая вот-вот распрямится… Мне вообще не нравится план, принятый на Совете.  Кажется, нам нужно было занять позиции большими силами на подходах к этому горному массиву, и, высылая вперёд и в стороны крупные отряды, проводить разведку боем, понемногу зачищая местность и так продвигаться вперёд, пока наши левый и правый  фланги не дойдут до Мыса Крус и не смогут ударить в тыл противнику … Ну что ж поделаешь…  Будем воевать!…».

Через некоторое время Густаво снова подал голос: «Ты будь осторожен с Кортесом.  Он из тех, кто никогда не забывает обид и унижений.  А ты его очень унизил, обезоружив в том поединке.  Он бы предпочёл, чтобы ты его убил. Ты знаешь, мне кажется, что он специально не пошёл в этот поход.  Ты думаешь – струсил?  Ну уж нет… Кортес не трус!  Он очень умный и хитрый. Просто он не уверен в результате, а проигрывать не любит. Он заметил те же ошибки в плане, что и мы с тобой.  Может, он даже сам  подсказал этот план  Веласкесу.  Они с Веласкесом друг друга ненавидят. Но король верит Губернатору.  Чтобы эту веру расшатать, нужно, чтобы он сделал  как можно больше ошибок.  Я случайно услышал, что Веласкес спрашивал Кортеса: «Почему ты не хочешь возглавить операцию?»

А Эрнан ему ответил: «Как я могу возглавить армейскую операцию, если даже военного чина не имею?! Вот у тебя уже есть один капитан – Нарваес.  Да ещё сколько новых (правда совсем юных!) «полководцев» прибыло – пусть себя покажут!» —  (кстати, это в мой и твой огород камешек). К тому же, и Нарваес – человек Веласкеса. Так что для Кортеса выгодней «топить» их обоих вместе. Представляю себе, как много бы дал Кортес, чтобы этот поход потерпел неудачу!   Мне кажется,  между ними дело добром не кончится.  И мне не хотелось бы, чтобы мы с тобой попали между этими двумя жерновами. Так что, повторяю – будь осторожен».  Утром они разошлись…

Себастьян шёл вместе с сержантом Родригесом.  Этот парень знал, что своим повышением обязан Белалькасару, кроме того, во всём старался ему подражать, очевидно, считая лейтенанта эталоном воина. Легко переносил тяготы перехода, был весел, вспоминал разные смешные случаи, происшедшие с ним во время стоянки в Пуэрто-де-Палос и в Санто-Доминго. Себастьян не вслушивался в то, что ему рассказывал сержант, все его мысли были о ночном разговоре с Густаво. Он вспоминал детали  их беседы – друг как бы прощался с ним, давая наставления …

Вдруг впереди раздались шум, громкие команды, пронзительный  крик…

Себастьян бросился вперёд, обнажив шпагу, но его опередил Родригес, первым выскочивший  на каменистую площадку, разделяющую два известняковых утёса. За ними тяжело топали четыре солдата. На площадке лицом вниз, широко раскинув  руки, лежал солдат с торчащей  из шеи стрелой.

«Удивительно точное попадание – как раз между затылочной  частью шлема и металлическим воротником полудоспеха»- автоматически отметил Себастьян.  Над ним стояли два солдата, глядя на убитого товарища. Справа от тела лежал  молодой  индеец, с рассечённым ударом меча животом, из которого вывалились  внутренности.  Он инстинктивно пытался закрыть рану руками, глядя на испанцев расширенными болью, горящими ненавистью глазами. Старший из солдат показал мечом на еле заметную трещину в скале: «Остальные туда сбежали».

«Сколько их было?»

«Да кажется, трое».

«Ну-ка, соберите сучьев и сухой травы.  Да побольше! Сложите вон там» — распорядился Белалькасар, указав на вход в пещеру,  издалека казавшийся узкой щелью.

Солдаты быстро собрали достаточное количество горючего материала и завалили отверстие. Ветер дул как раз в сторону пещеры, видимо внутри тоже было отверстие, тяга была хорошая и мощный язык пламени вспыхнувшего костра,  с гулом ворвался внутрь скалы. Через  несколько минут глухо,  как бы  из-под земли, раздался кашель, вопли и прямо через огонь наружу вырвался человек с копьём в руке, который тут же рухнул, пробитый шпагой Родриго. Та же участь постигла второго Таино.

О том, что в пещере остались ещё люди, говорил глухой кашель, сменившийся стонами, а потом – тишиной. Солдаты растащили  тлеющие головешки и через некоторое время в пещеру  можно было войти.  Она представляла  собой небольшой грот, освещаемый скудным светом через небольшое отверстие наверху («Так вот почему была такая тяга!» — подумалось Себастьяну). Глазам  конкистадоров предстало ужасное зрелище: на полу  лежала бесформенная куча мёртвых тел – два мужских, три женских и три детских.

Чуть поодаль, прислонившись к стене, сидела молодая женщина, прижав к себе крошечное тельце мёртвого ребёнка и устремив прямо на Себастьяна —  как ему показалось —  страшный взгляд застывших  глаз… Он выскочил наружу, сотрясаемый  дикими приступами рвоты, которые буквально выворачивали его наизнанку.

Подбежал Родриго, плеснул на него из большой кожаной фляги,  дал отпить воды. Бросил на землю свой плащ: «Присядьте, сеньор…». Раздался стон.  Раненый  в живот индеец никак не мог умереть. Белалькасар жестом показал Родриго: «Добей».  Долго сидеть не мог – запах гари и жареного мяса вызывал новые приступы тошноты.   Солдаты уже наспех похоронили товарищей  в небольшом жёлобе, промытом дождевыми водами в известняковой скале, заложив большими камнями и засыпав мелким щебнем. Как слепой, почти ничего не видя перед собой, снова двинулся в путь. Вокруг него уже собралось десятка полтора солдат. Шли молча.  Где-то минут через двадцать, солдат, шедший крайним справа, позвал:  «Идите сюда!»  На земле рядком лежали два солдата.  У одного была отрезана голова.  У второго лицо так было измочалено тяжёлым камнем, который, весь в запёкшейся крови лежал тут же, что узнать человека было невозможно.  Но один парень из отряда кинулся именно к нему: «Да это же Николас!».

Пока испанцы занимались захоронением убитых, Себастьян отошёл к краю расщелины и его снова вырвало.  Его охватила страшная слабость, он ухватился за нижнюю ветку небольшого горного деревца и тут почувствовал несильный удар в кирасу.  К его ногам упала стрела. Подняв голову, он увидел в паре десятков шагов от себя худенького мальчугана лет десяти, натягивающего лук. И тут же мимо него пролетело большое тело, сбив стрелка с ног.  Это, конечно же, был Родриго.  Подтащил упирающегося мальчишку к Себастьяну: «Вот щенок!  Смотрите, Сеньор, как кусается!» — действительно, на внешней стороне ладони сержанта красовалась рана, из которой на землю падали тяжёлые частые капли крови. Себастьян  посмотрел в лицо пленнику и встретил такой горящий ненавистью взгляд, что ему стало не по себе…

Вдруг мальчишка неожиданным резким движением вырвался из рук Родриго, подбежал к краю скалы, обернулся, обжёг Себастьяна всё тем же ненавидящим взглядом и, издав гортанный крик, взвился в воздух… Себастьян с Родриго стояли на краю расселины и смотрели на маленькое тело, распластавшееся  внизу на камнях, вокруг которого медленно расплывалось алое пятно…… Тягостную паузу прервал Родриго: «Да-аа… Это был настоящий воин…».

Себастьян  вытащил из кармана глиняный свисток и передал его Родриго.   «Созывай солдат!» — Вслед за Свистками Родриго раздались свистки других старших групп, находящихся на разном расстоянии от старшей группы слева, справа, спереди и сзади…  Начали подходить солдаты.  Свистел уже только Родриго, обозначая место сбора.  Свисток Себастьяна отличался по тембру от остальных, так что всем было ясно, где нужно собраться – кстати, новшество, придуманное Белалькасаром. Поскольку дело шло к вечеру, решили разбить лагерь на вершине невысокой но большой скалы, с ровной, как стол, вершиной, поросшей кустарником и несколькими невысокими  деревьями.

Старшие групп сделали доклады.  В общем, конкистадоры только за этот день потеряли 5 человек убитыми и двоих – ранеными. Но один из раненых – умирал – стрела была отравленная. При этом потери Таино оценивались где-то около 30 человек.  Но в это число вошли и дети, и женщины.

Себастьян собрал сержантов.  Тененте  Матисс был подавлен.

«Себастьян, это немыслимые потери! Если так дальше пойдёт, мы, не пройдя и половины пути, потеряем всех солдат!»  Себастьян вспомнил ночной разговор с Густаво и его соображение относительно того, что сила сопротивления Таино будет возрастать, «пружина» будет всё сжиматься, а потом … распрямится! Как точно всё рассчитал капитан Густаво! Белалькасар вспомнил мальчишку … И ему впервые стало страшно.  Он решил на следующий день  нарушить план операции и сблизиться с Отрядом Густаво, чтобы посоветоваться.  Выставил необходимые караулы, отобрав подвижные группы охранения, стал устраиваться на ночь…

Утром недосчитались двух солдат из последней, предутренней смены караула прямо на границе лагеря.  Нашли их уже без доспехов и оружия,  у подножия скалы, слегка присыпанных песком и мелким щебнем.  У обоих было перерезано горло.  Никто из солдат, спящих совсем близко от караула, ничего не слышал.  Происшествие укрепило Себастьяна в мысли о необходимости встречи с капитаном Густаво для выработки общей стратегии борьбы с невидимым врагом.  Себастьян не мог придумать ничего, что можно было бы противопоставить тактике противника. Колонна ускоренным шагом двигалась на юго-восток, время от времени подавая сигнал с помощью свистка.

Где-то часа через три вдалеке послышался ответный свист. Через полчаса отряд был встречен тремя солдатами из группы Густаво.  Выйдя на обширную каменистую площадку, поросшую по краям серебристым от пыли кустарником, Себастьян обратился к первому же сержанту:  «Где капитан Густаво?» Тот отвернулся, пряча глаза и, не говоря ни слова, показал рукой вправо. Нехорошее предчувствие заставило Белалькасара ускорить шаг.  Впрочем,  мрачные мысли появились не сейчас – они не покидали Себастьяна со вчерашнего вечера. Практически, весь отряд Густаво столпился в центре площадки.  Все расступались перед Себастьяном и он увидел лежащего на спине Густаво. Белое, как мел, лицо, резко контрастировало с тёмным плащом, которым кто-то заботливо укрыл тело.

Себастьян присел перед ним на корточки, заглянул в лицо. Тусклые, свинцового цвета глаза так были непохожи на привычные, живые, голубовато-серые, с ироничной искоркой глаза друга… Ощущение страшного одиночества и непоправимости происшедшего чудовищным грузом навалилось на Себастьяна. С трудом удержавшись от вопля, рвавшегося из груди,  выдавил из себя внезапно охрипшим  голосом:  «Как его?»  Лейтенант Хуан Гонсало  наклонился, сдвинул плащ с подбородка Густаво – рваная рана пересекала горло, вся рубашка была залита уже подсохшей кровью. Себастьян почувствовал знакомый приступ тошноты.

«Мы шли в арьергарде.  Капитан наклонился, стал снимать сапог – ему туда попал камешек. Отстал немного. Таино взялся неизвестно откуда и прыгнул ему на спину.  Капитан упал лицом вниз.  А поскольку был в доспехах – не мог вывернуться.  Индеец схватил его за голову, оттянул назад и – ножом по горлу.

Всё случилось мгновенно.

Армандо рубанул Таино мечом – но было поздно …»  Себастьян встал, огляделся вокруг.  У всех хмурые лица.  Густаво любили. В углу поляны сидели десятка два  пленных индейцев – в основном – мужчины.  Среди них несколько женщин  и детей.

«А эти что?» — «Так капитан велел их не трогать!»- «Сжечь!  Всех! Всех!» У Себастьяна началась истерика. Он потерял единственного друга, человека, которому верил больше, чем себе. Как ему помогали советы Густаво!  Когда друг был рядом, он чувствовал себя таким защищённым и сильным!… Что же делать теперь?!  Как жить?!  Белалькасар лежал на земле лицом вниз и рыдал. Солдаты стаскивали  на площадку сучья, ветки, целые стволы – выполняли приказ Себастьяна.  Ведь он теперь был начальником. По кругу сложили сухие ветки, щепки, сверху – корявые, скрученные  ветрами, стволы горных деревьев. Получился как бы тесный загон, высотою в человеческий рост. К Себастьяну подошёл сержант: «Сеньор, всё готово.»

Белалькасар сел, облокотившись спиной на дерево. Рубанул воздух ладонью: «Всех!  Всех!».  Пожилой усатый сержант кашлянул: «Сеньор, там дети…» —  Себастьян в бешенстве вскочил: «Сеньор, Вы слышали приказ?!  Я сказал – ВСЕХ!!!».

Загон подожгли со всех концов.  Когда пламя поднялось высоко, солдаты принялись за дело.  Они хватали связанных по рукам и ногам пленников и, раскачав, швыряли внутрь адского пламени.  Раздались дикие крики, вой заживо сжигаемых людей, из общего рёва выделялись тонкие детские  и женские голоса … Через пару десятков минут всё стихло, слышался только треск  пламени, языки которого гудели при порывах ветра… Себастьян сидел, оцепенев,  уставившись невидящим взглядом в затухающий костёр.

Подошёл Матисс: «Надо бы похоронить капитана…».  «Да-да, конечно… Давай под этой сосной – Белалькасар показал на высокое, в отличие от окружающих, хвойное дерево. Здесь ему будет хорошо … Распорядись там.  Пусть копают.» — и по его щекам вновь покатились слёзы.

Сделав необходимые распоряжения, Матисс вернулся, тихо присел рядом.  «Расскажи мне о Густаво – я ведь так ничего и не знаю о нём.  Никогда не спрашивал, считал,  захочет – сам расскажет. И вот…» — Себастьян  совсем по-детски всхлипнул. Матисс посмотрел на него: «Да он – совсем мальчишка ещё!» — подумалось ему – «Я знаю о капитане не очень много, хотя и интересовался у людей, хорошо его знающих. Он из очень благородного французского графского рода де Овьедо. Этот титул предки  Густаво получили в 1272 году, при участии в девятом – последнем крестовом походе в Святую Землю. Жан-Пьер де Овьедо состоял в свите короля Неаполя, Сицилии, Албании, Иерусалима и многих прочих мест, Карла Анжуйского, родного брата французского Короля Людовика Святого,  который,  вместе с Эдуардом Английским откликнулся на призыв Святейшего Папы и с небольшим войском высадился в Святой Земле.

Войска у христиан было немного, но храбрости – хоть отбавляй.  Разгромить войско мамелюков они не могли, но их рейды по тылам турок настолько всполошили султана Бейбарса, что тот спешно снял осаду с Тунисского города Триполи, последнего крупного владения крестоносцев в Северной Африке, и направил свой флот в Палестину.  По пути принял решение захватить остров Кипр, но флот был почти весь потоплен. В боях на суше с небольшим, но мужественным войском христианских государей, успех также не сопутствовал мусульманской армии, и Бейбарс вынужден был подписать мир на 10 лет и 10 дней. Вот в этих битвах и отличился предок Густаво, за что и получил титул Графа.  Вместе со своим сюзереном  он участвовал в создании мощного Средиземноморского  Королевства, был правой рукой короля.

Но  политика Карла Анжуйского на включённой в новое государство Сицилии, вызвало недовольство народа.  Он стал раздавать сицилийские земли вместе с крестьянами своим родственникам, друзьям и подружкам, что привело к народному восстанию, вошедшему в историю под названием  «Сицилийской  Вечерни».

Граф  Жан-Пьер де Овьедо попытался уговорить короля уступить восставшим, однако оказался в кандалах и только взятие замка восставшими помогло сохранить голову – торжественная церемония её отсечения, согласно королевскому указу, должна была состояться через два дня. Естественно, он примкнул к своим спасителям, но вскоре, уже вместе с ними, оказался в осаде королевскими войсками в замке Кордини. Однако  голову опять удалось сохранить – на острове высадилась «освободительная армия» Испанского Арагонского короля, которая присоединила Сицилию к Арагонскому Королевству.

Таким образом род де Овьедо стал испанским графским родом, поставляя Короне сильных духом и телом воинов.  Сам Густаво во времена Реконкисты не раз отличался в боях, особенно при взятии Малаги, где его и увидел впервые Матисс. То, что Густаво происходит из знатного рода видно было сразу – врождённая осанка, грамотная речь,  безупречные манеры,  страсть к чтению – всё выдавало в нём аристократа. Оставалось только предполагать, почему он стал капитаном только недавно и не занимал серьёзных постов в Администрации колоний или в Армии.  По-видимому, слух о том, что он убил на дуэли какого-то королевского приближённого или даже родственника и из-за этого уехал в Новый  Свет, имел под собой определённые основания»…

Могила была вырыта большая и глубокая.   Солдаты натаскали крупных  камней, из них выложили  на дне  прямоугольник, в который постелили плащ, и, уложив Густаво на спину с скрещёнными на груди руками и положив рядом его шпагу, накрыли сверху плоскими  каменными  плитами.  Лейтенант Матисс прочёл заупокойную молитву, каждый бросил по горсти земли и над могилой насыпали высокий холм, в который вбили большой деревянный крест.

Матисс подошёл к Себастьяну:  «Что будем делать, командир? Оказывается,  такие серьёзные  потери не только у нас — в отряде Густаво  одиннадцать убитых! Солдаты ропщут.  Мне кажется, этот поход продолжать нельзя. В конце-концов, ты несёшь за них ответственность».  Было принято решение поговорить с солдатами. Подавляющее число конкистадоров высказались за возвращение. Решили идти в долину на соединение с отрядом командующего экспедицией, капитана Панфило Нарваеса.

Когда батальон приблизился к западному склону Сьерра-Маэстра,  взгляду конкистадоров открылась необъятная зелёная долина , здесь и там виднелись обработанные поля,  бамбуковые заросли, рощи королевских и кокосовых пальм, фруктовых деревьев, кусты, столь плотно усыпанные яркими цветами, что казались праздничными букетами…

Но всё это великолепие  как чумными язвами было испещрено чёрными  прогалинами сожжённых деревень, над некоторыми из которых ещё поднимались  синевато белые столбы дыма… Найдя более или менее удобный спуск,  испанское воинство двинулось вниз, по распоряжению Белалькасара оставив в арьергарде отряд арбалетчиков и аркебузиров под командованием лейтенанта Матисса. И, как оказалось, не зря.  Не успели солдаты пройти и полмили, как сзади раздалось несколько одиночных аркебузных выстрелов, потом грянул дружный залп, потом ещё один и ещё несколько разрозненных выстрелов.

Потом всё стихло.  Весь отряд стоял наготове.

Но вот послышались голоса и из-за поворота тропы появился арьергард. Бой окончился благополучно для конкистадоров – только два раненых.  Матисс доложил Себастьяну, что  стрелки заняли очень удобную позицию, рассредоточившись и укрывшись за большими кустами, камнями и деревьями.  Когда на большую поляну перед ними вывалилось около сотни Таино, начали стрелять арбалетчики и аркебузиры, оказавшиеся на флангах, что заставило индейцев  сбиться  в густую толпу прямо напротив центра спрятавшейся в естественных укрытиях главной части отряда.

По команде Матисса  грянул дружный залп, а за ним – второй.  Поскольку  расстояние между стрелками и индейцами было всего в несколько десятков шагов, толпа  Таино была очень плотной, а пули аркебуз большого калибра, оба залпа произвели ужасные опустошения в рядах противника. Добавили ещё и арбалетчики.  Практически, все индейцы, преследовавшие испанский батальон,  были уничтожены. Конкистадоры двинулись на юг, старательно обходя сожжённые посёлки.

По пути часто натыкались на трупы убитых индейцев.  В основном, это были женщины и дети.  Их все покрывали тучи мух.  В одном месте наткнулись на зверски убитую семью. Молодой парень, вооружённый  индейской палицей с каменным набалдашником, видимо до конца сражался, защищая родных. Он был весь исколот и иссечён мечами, отрубленная голова лежала рядом.  Молоденькая девушка, по-видимому, его жена, была пригвождена к земле копьём, а на её ногах лежал малыш, не более двух лет отроду, с размозжённой, очевидно, ударом о дерево,  головкой…     Уже к вечеру вышли в расположение  отряда капитана Панфило Нарваеса.

Капитан выслушал подробный доклад Себастьяна и надолго замолк, покручивая ус.  «Да, я согласен с Вами, тененте-майор. Вы правильно сделали, что прервали самоубийственный поход. Операцию по очистке Сьерра-Маэстра таким образом проводить нельзя.  Нужно оставшимися у нас силами блокировать горный массив, не давая индейцам спуститься в долину.  Будем строить укрепления.  Затребуем подкреплений и, самое главное, пусть с  Эспаньолы привезут хоть пару десятков боевых собак.

Мало того, что Таино боятся их больше, чем пушек. Благодаря собакам, враг не сможет приближаться к нам незаметно.  Вот тогда можно будет загонять индейцев в их норы и не выпускать оттуда живыми. Теперь вот что:  я получил приказ заложить в долине город, который Сеньор Губернатор собирается сделать центром этой провинции. В нём будет размещён значительный гарнизон, задача которого —  контролировать всю территорию до самой Сьерра-Маэстра.   Вдоль всей горной цепи будут выстроены небольшие, но хорошо укреплённые форты.  Таким образом Таино будут заперты в горах и сами там вымрут от голода и болезней. Идите пока, дайте распоряжение своим солдатам разбить лагерь и отдыхать.  Завтра мы с Вами будем искать место для будущего города».

Себастьян шёл по лагерю,  перед глазами его стояла страшная картина, увиденная по дороге сюда.

Вдруг услышал голос:  «Лейтенант!  Сеньор Белалькасар, кажется?»  Повернув голову вправо, он увидел священника,  Падре Лас-Касаса.  Именно того человека, который так заинтересовал его на совещании у Губернатора, и которого он меньше всего хотел бы видеть именно сейчас. Неохотно подошёл, поклонился. «Присядем?» — Лас-Касас показан на бревно, лежащее на земле.

Присели.  Падре стал расспрашивать о походе. Когда  Себастьян, ничего не скрывая, рассказал священнику о смерти Густаво и других солдат, о наказании, которому он подверг пленных Таино, Лас-Касас вскочил.  Лицо его пылало гневом: «Как Вы могли?! Неужели у Вас голос не дрогнул,  когда Вы отдавали такой чудовищный приказ?! Вы ещё так молоды – и уже так жестоки! Бог не простит Вам этого!»

«Они убили капитана Густаво!  Вы не знаете, какой это был человек!  А для меня …» — и Себастьян разрыдался.

Священник шагнул к нему, положил руку на голову. Голос его смягчился. «Сын мой, ведь не бедные Таино пришли к нам с мечом.  Это мы пришли сюда.  Вы шли сюда – разве Вы не видели,  сколько убиенных – женщин, детей, стариков…  А ведь это – ИХ земля!  И они, как могут, пытаются её защитить.  Они убивают нас – защищаясь.  А мы?  За что убиваем их мы?!»  Лас-Касас постоял молча над сидящим на бревне, спрятавшим голову в колени, сотрясающимся от рыданий, юношей.  Погладил по отросшим волосам.  Повернулся и пошёл прочь.  Остановился, обернулся: «Сын мой, подумай о том, что я тебе сказал» — и пошёл, погружённый в свои мысли…

Выйти на поиски подходящего места для закладки города на следующий день не удалось. Во-первых, батальону дали два дня отдыха.  Это было необходимо, так как солдаты крайне устали как физически, так и морально.  Кроме того, капитан Нарваес выехал к подножию Сьерра-Маэстра  с двумя инженерами и охраной для того, чтобы наметить точки строительства системы фортов, которая должна была запереть Таино в горах, лишив выхода  в долину. Себастьян, несмотря на страшную усталость, после пережитого за последние дни, страдал бессонницей и вообще чувствовал себя скверно. На третий день, после возвращения капитана Нарваеса в лагерь и распределения солдат по местам закладки фортов,  группа всадников во главе с капитаном, двинулась на Юго-Запад.  Себастьяну дали коня – жеребца чёрной масти по прозвищу Сезар. Путь лежал по долине между двух небольших рек – притоков реки Кауто.

День был жаркий и уже к полудню весь запас воды в кожаных флягах был выпит. Лошади тоже хотели пить. Подъехали к реке.  Сезар, конь Белалькасара, первым въехал в реку и погрузил голову в воду. Но тут же всхрапнул и замотал ею. Себастьян наклонился из седла, зачерпнул ладонью и попробовал, но тут же выплюнул.  Вода оказалась горько-солёной, отвратительной на вкус. Напиться удалось только через пару часов, вырыв яму рядом с небольшим болотцем. Раз, когда авангард кавалькады выехал из негустого леса на открытую местность, все увидели, как впереди поляну перебежала женщина с ребёнком.  Два солдата дали шпоры своим лошадям и помчались за лёгкой добычей.

«Назад!» — закричал Себастьян – «Немедленно!!!» — но, охваченные азартом и отсутствием опасности, всадники уже влетели в лес. Не прошло и минуты, как из рощи выехала лошадь, за которой тащилось, запутавшееся в узде, тело… Подъехали.

Сержант Родриго спешился, чтобы распутать упряжь … Шея солдата была пробита насквозь – стрела вошла в горло, а наконечник торчал из-за уха. Въехав в лесок, обнаружили второй труп, рядом с ним мучительно пыталась встать лошадь с подрезанными задними ногами.  Родриго прекратил мучения животного ударом ножа. Ни у кого не возникло сомнения в том, что оба конкистадора попали в примитивную засаду. Ловить индейцев было бесполезно и опасно.

«Вот здесь!» — сказал капитан Нарваес, указав на ровную, как стол, равнину, зажатую между рекой Кауто с Запада и двумя её притоками. То там, то здесь по равнине разбросаны невысокие, но крутые, холмы.  На Востоке – довольно большое болото.  «Вот, смотрите: с трёх сторон мы имеем водные рубежи – если поставить небольшие форты, особенно важно – у бродов – город будет  надёжно защищён пушками с трёх сторон.  Крупнокалиберные пушки, поставленные на вершины тех холмов,  будут держать под прицелом всю долину».  Себастьян не мог не согласиться, что место выбрано очень удачно.  С этим мнением согласились и инженеры-строители сопровождающие отряд. Задание губернатора было выполнено.  Переночевали на вершине  одного из холмов и поутру двинулись в обратный путь.

Уже к вечеру прибыли в лагерь.

Себастьян  чувствовал себя всё хуже и хуже.  События последнего времени, а главное – смерть Густаво, надломили, его. Он мог часами лежать в гамаке почти без движений, уставившись в пространство, ничего не видя и не сразу отзываясь на обращение.  Не испытывая голода,   вяло ковырялся в тарелке, не чувствуя вкуса пищи, худел и почти не спал.

Но если удавалось заснуть, ему снились любимые глаза, золотые волосы, серебристый смех, нежная кожа и тот, последний поцелуй… Даже райская природа, окружающая его, перестала  волновать … . Он тосковал по Белалькасару, по Ориане. Часто вспоминал долгие беседы с Густаво, совместную встречу Рождества в Санто-Доминго… Несколько раз к нему подходили Матисс, Родриго, пытались расшевелить, втянуть в разговор, но он отвечал односложно, даже не пытаясь вникнуть в суть задаваемых вопросов.

На четвёртый день к нему подошёл Падре Лас-Касас и заговорил. Себастьян нехотя, с трудом, как старик, поднялся и встал перед Святым Отцом, понурив голову. Тот протянул Себастьяну глиняную кружку с каким-то горячим отваром бурого цвета: «Выпей, сын мой, это поможет тебе».

Себастьян сделал лоток и поперхнуся – неведомое средство ударило ему в голову, да так, что он почувствовал, что волосы встали дыбом, а во рту начался пожар. «Пей! Пей!» — он увидел перед собой суровое лицо, властный голос повторил: «Пей, я сказал!» Подчиняясь команде этого человека, Себастьян мучительными глотками осушил сосуд. У него всё поплыло перед глазами и издалека послышался голос: «Теперь – ложись…Вот так … А теперь —  спи…спи…спи…» —  Последнее слово он еле услышал, проваливаясь в темноту.

Проснулся Белалькасар утром, почувствовав на лбу чью-то ладонь. Открыл глаза. «А теперь – вставай!» — Себастьян вскочил, чувствуя какую-то необычную лёгкость в мышцах, желание двигаться, услышал лагерный шум, ритмичный свист какой-то птицы в листве дерева над головой, лёгкое дуновение ветерка, освежившее кожу. Встретился глазами с Падре Лас-Касасом. «Святой Отец, что это было?»

«Ты имеешь в виду лекарство, что я дал тебе вчера?»

«Да».

«Секрет этого снадобья открыл мне очень старый Таино.

Его приготовляют из коры одного кустарника, растущего на Эспаньоле.  Они называют его «тэгуче». Вот я и сделал небольшой запас.  Как видишь – понадобилось».

В лице священника не было ни капли прежней суровости: «Ну, вот видишь,сын мой, жизнь продолжается!  Бог любит тебя.  Не забывай это. А теперь – собирайся.  Я предупредил капитана Нарваеса.  Мы едем в Баракоа. Я отпросил твоих друзей – тененте  и саргенте . Вам нужно отдохнуть.  А потом решите – можете вернуться на Эспаньолу или остаться здесь и заняться каким-либо делом. Собирайся.  Твои друзья ждут тебя». Белалькасар повернул голову вправо и увидел улыбающихся Матисса и Родриго, держащих в поводу лошадей.

«Капитан Нарваес только потребовал, чтобы вернули лошадей с солдатами, которые будут сопровождать нас в Баракоа. Ну, по коням, Кабальерос!».

Часов через шесть, кавалькада остановилась на обед в роще королевских пальм у ручья с чистой, холодной водой.  Соскочили с коней, стали доставать продукты из перемётных сум. Вдруг Родриго выхватил шпагу и в два прыжка скрылся в кустарнике. «Эй, идите сюда!» — услышали спутники. Обнажив шпаги, Себастьян, Матисс и Падре кинулись на голос.

Сопровождающие их солдаты последовали за ними. На земле, откинувшись спиной на ствол пальмы и прижимая к себе двух малышей, сидела измождённая, обессилевшая индианка и безразлично смотрела на конкистадоров потухшими глазами. Один из солдат двинулся к ней, занося саблю над головой. «Стой!» — прямо перед ним, закрыв собой мать с детьми, возник  Падре. Лицо его пошло гневными пятнами, глаза метали молнии: «Остановись, убийца! Ты хочешь убить этих несчастных?! Убей сначала меня!» — кричал Лас-Касас, надвигаясь на пятящегося солдата – «Гореть тебе в Аду! Проклинаю тебя!» — солдат рухнул на колени: «Падре, Святой Отец, прости!» Лас-Касас выхватил из его руки саблю и, размахнувшись, швырнул её в кусты. Резко повернулся и широкими шагами пошёл к лагерю.

Уже через минуту появился из-за пальм с перемётной сумой, развязывая её на ходу. Подойдя к индейцам, встал перед ними на колени и стал доставать хлеб из касавы, вяленое мясо, сыр и укладывать всё это перед ними.

Испанцы зашевелились, вложили шпаги в ножны, без слов повернулись и скрылись в направлении лагеря.  Падре снял с себя крест, поцеловал его и широким жестом перекрестил мать с детьми, шепча молитву.  Вдруг затрещали кусты и появились солдаты.  Руки у них были заняты продуктами. По-очереди подходя к индейцам, они клали еду рядом с ними и отходили в сторону.  Последним подошёл тот пожилой солдат, которого проклял Падре, наклонился, положил продукты и неожиданно опустился на колени, положил руки на головки детишек и прижал их к себе.  Когда встал, на глазах у него были слёзы.  Повернулся и пошёл в лагерь.  На следующий день конкистадоры прибыли в Баракоа.

Первым, кто встретил их в Баракоа, был Лопоча.  Причём,  держа в поводу Жизель.  Лошадь была ухожена и радостно встретила своего хозяина, у которого, конечно же, нашёлся для неё кусок «панелы» — коричневого индейского сахара первой стадии обработки сока сахарного тростника. Себастьян обнял Лопочу – он очень соскучился по своему верному оруженосцу и давно стал относиться к нему не как к слуге, а скорее, как к товарищу, с которым делил все тяготы жизни.

Их разместили в небольшом двухэтажном особняке, специально пристроенном к Губернаторскому дворцу для приёма приезжих гостей. Лопочу разместили в левом крыле дворца, где жили солдаты охраны, а Жизель в —  губернаторской конюшне.

Из комнаты, в которой расположился Себастьян открывался изумительный вид на часть бирюзового залива Байя-де-Миель  (Медовый Залив) и гору Эль-Юнке с вершиной, как бы срезанной ножом, представляющей собой почти ровную горизонтальную поверхность. Голубые горы вдали, величественные Королевские пальмы, огромные листья бананов и множество ярких цветов дополняли пейзаж.

Себастьяну нравилось подолгу сидеть в кресле, приставленном к открытому окну, любоваться этим Чудом Природы, наблюдать за необыкновенными созданиями – крошечными птичками колибри, своей блестящей, яркой расцветкой, напоминающими  драгоценные камни, трепетавшими  крылышками прямо под окном, собирая нектар  из цветов своими длинными изогнутыми клювиками.

Обычно, ближе к вечеру,  когда спадала дневная жара, друзья отправлялись бродить в окрестностях города вдоль речек Миель, Юмури и Тоа, любовались водопадами, которых здесь множество.  Особенно впечатлил их водопад Эль-Сальтадеро, падающий с высоты более десяти  брасос ( 17 м.) ,  а Эль-Фино – почти 200 брасос! (более 300 м.) просто подавил. Вокруг Баракоа прекрасные пляжи – Плайя-де Миель с чёрным песком и Плайя-Бланка – с белым.   Иногда к офицерам присоединялись   Падре Лас-Касас и Лопоча. Монах с удовлетворением замечал, что прекрасный климат, красота окружающего мира, спокойная обстановка и хорошее питание благотворно сказываются на его пациенте, каковым он считал Себастьяна.  В нём проснулись интерес  к жизни, любопытство,  тяга к общению.

В райской идиллии прошло около месяца.  В середине марта в залив вошли три корабля – каракка и две каравеллы и бросили якорь, о чём сообщил Себастьяну  мальчишка-Таино,  один из дворцовых слуг. На берегу уже суетились офицеры из свиты Дона Веласкеса, готовившие губернаторскую шлюпку.

Вскоре прибыл и сам Дон Диего Веласкес де Куэльяр и, во главе свиты, отбыл на корабли. На следующий день стало известно, что корабли прибыли из Пуэрто-Рико, экспедицию подготовил на собственные деньги губернатор острова, Дон Хуан Понсе де Леон, который и возглавил её.  Задача, которая поставлена перед моряками – поиски острова Бимини и его завоевание. Заход на Кубу, в Баракоа, изначально не планировался. Но после прохода острова Тортю, перед входом  в Флоридский Пролив, каракка села на риф.  Правда, на приливе удалось сняться с мели и наскоро заделать пробоину, но необходим более надёжный ремонт.

А поскольку ближайшим портом оказался залив Баракоа, решено было зайти сюда.  Тем более, что погода начала портиться.  Кроме того, Дон Хуан Понсе де Леон хотел бы обратиться к Губернатору Кубы по одному щекотливому делу… Ему не удалось полностью укомплектовать отряд морской пехоты, а моряки не имеют должного опыта.  А главное,  тененте, командовавший отрядом пехоты, на третий  день после выхода из Сан-Хуана , почувствовал себя плохо, его стало рвать кровью и он скончался два дня назад от неизвестной болезни. Поэтому он, Сеньор де Леон, был бы очень благодарен,  если Губернатор Кубы нашёл бы среди своих офицеров достойную кандидатуру на освободившуюся вакансию…

Дон Веласкес задумался о том, под каким предлогом отказать, так как в его нынешнем положении дорог был каждый солдат, а не то, чтобы офицер.  Но тут, как всегда не вовремя, как чёртик из табакерки, выскочил со своим мнением Эрнан Кортес, присутствущий за столом на-правах близкого друга, секретаря и советника Губернатора.  «Я думаю, мы сможем Вам помочь.  Сейчас здесь на отдыхе находится один из наших лучших офицеров, участвовавший в сложной операции по умиротворению Таино, тененте-майор, Сеньор Себастьян Мойяно де Белалькасар.  Как Вы думаете, Дон Веласкес?»

«Каррамба! Ах, пройдоха! Ну, мерзавец!» — мысленно схватился за голову Губернатор – «Нашёл-таки возможность избавиться от конкурента! Как пронюхал, что я хочу от него избавиться, заменив Белалькасаром?!» Но приходилось делать хорошую мину при плохой игре.

«Да, пожалуй, сеньор Кортес прав. Мы окажем Вам помощь.  Но, естественно, на взаимной основе. Мы можем рассчитывать на  Вашу помощь в случае необходимости?»   «Ну конечно, Дон Веласкес!  И Его Величеству будет доложено – ведь общее дело делаем!»

«Хорошо. Но, надеюсь, Вы не обидите нашего офицера в оплате его услуг?»

«Ни в коем случае!  Уверен, он будет доволен.  Но … не мог бы я познакомиться с Вашим протеже?»

«Ну конечно!   –  Сеньор Кортес, распорядитесь, пожалуйста».

Через полчаса Себастьян предстал перед обоими Губернаторами. Дон Веласкес не мог не заметить разочарования, которое появилось на лице  де Леона при взгляде на Белалькасара: «Да они, никак, издеваться надо мной вздумали?!  Надо мной, потомственным дворянином?!  Этот мальчишка – тененте-майор?!» — рука Хуана Понсе де Леона сама собой легла на эфес шпаги.

«Дон Хосе, не торопитесь с выводами. Согласитесь, чтобы получить такой чин в столь юном возрасте, нужно быть либо сыном короля, либо … совершить нечто, что не могут другие.  Вы согласны со мной?»  «А-ааа… Простите, он хоть оружием пользоваться умеет? Боюсь, что он не сумеет заставить моих солдат  уважать себя … У меня такие головорезы…»  Кортес почувствовал, что его надежда избавиться от нежелательного конкурента может провалиться.  Он резко вскочил, подошёл к Себастьяну, положил руку на плечо: «Дон Хосе, не повторяйте моей ошибки!  Я точно так же воспринял появление Сеньора Белалькасара здесь, на Кубе.  И, поверьте, очень быстро изменил своё мнение.

Среди  ваших солдат врядли найдётся боец, который сможет победить этого юношу хоть в стрельбе, хоть в фехтовании, хоть в рукопашном бою!» Дон Хосе с сомнением покачал головой.

«Мне дорог каждый солдат.  И мне не хотелось бы, даже случайно, потерять кого-нибудь в перестрелке или в сабельном бою. У меня есть парень, саргенте – очень хороший борец. Его ещё никто не побеждал в драке. Давайте устроим поединок без оружия.  Если ваш протеже сумеет продержаться против моего борца хоть …  пять  минут – я возьму его на ту должность, о которой мы говорили. Согласны?»

«А если победит?»- в глазах Кортеса блеснул азартный огонёк.

«Если победит? … Я выполню любую его просьбу, если  это будет в моих силах».

Эрнан повернулся к ничего не понимающему Себастьяну, положил ему  руки на плечи, заглянул в глаза: «Этот Сеньор – Губернатор Пуэрто-Рико, Дон  Хуан Понсе де Леон. Вы видели его корабли в порту?  Он направлен Его Величеством, Королём Испании, на открытие новых островов для Испанской Короны. Ему нужен Командир отряда морской пехоты.

Если Вы победите голыми руками его сержанта – он берёт Вас на эту должность.  Будет платить Вам сумму, которую Вы сами назовёте.  Да ещё обещает выполнить любое Ваше желание.  Вот Вам и деньги, и Слава!  Вы согласны?» Себастьян молчал. Эрнан ошибочно подумал, что Белалькасар испугался или просто не уверен в себе. Он не мог знать, что Себастьяну сейчас было сделано предложение, о котором он даже мечтать боялся и молчал  только потому, что у него просто отнялся язык.

«Да не бойтесь!  Ведь не убьёт же он Вас!  А вдруг сумеете хоть пять минут продержаться?  — и обернулся к Дону де Леону: Ваше обещание  остаётся в силе?»

«Слово дворянина!»

«Ну что, Вы согласны?»  Себастьян  движением плеч освободился от рук Кортеса: «Себастьян Мойяно де Белалькасар никого не боится.  Я согласен!»

Часа через полтора прибыл слуга, которого посылали за сержантом, сам борец и целая толпа солдат с кораблей. На лужайке перед губернаторским дворцом поставили кресла для обоих  Губернаторов, их свиты и офицеров.

Солдаты сели на траву. Ещё  до появления противника Себастьян проделал упражнения, которые рекомендовал Джек, чтобы подготовить мышцы к бою. Бойцы разделись до пояса. Себастьян  разглядел сержанта.  Не очень высокого роста, но крепкий, с литыми мышцами – типичный сельский парень, привыкший к тяжёлому физическому труду, умеющий переносить боль и усталость. Дон Веласкес подозвал соперников:  «Покажите Ваши руки? Чтобы никаких закладок! Делайте, что хотите – но голыми руками. Победитель получает приз!».

Соперники повернулись друг к другу лицом.

«Меня зовут Игнасио» — сказал сержант и протянул руку. «Себастьян де Белалькасар» — представился Себастьян и пожал протянутую руку. Игнасио слегка присел, держа руки, согнутые в локтях перед собой и двинулся на Себастьяна. Себастьян начал свой обычный танец, чем вызвал смех в публике. Вдруг сержант стремительно бросился в ноги Себастьяна, схватил их и дёрнул на себя.

Белалькасар упал на спину, но успел подтянуть колени к животу и изо-всех сил распрямить их, ударив ими сержанта в грудь, отбросив от себя и тут же вскочил. Сержант снова атаковал, стараясь обхватить соперника поперёк туловища, но получил удар левой прямо в глаз, который почти сразу стал заплывать. Солдаты кричали, поддерживая «своего». Слышались  крики и в поддержку Белалькасара. Себастьян готовил свой «коронный» встречный правой, придерживая противника на дистанции ударами левой.

Соперник сгруппировался, готовясь к прыжку, что не укрылось от Себастьяна.  И бросок сержанта на этот раз не застал его врасплох. Его правый кулак «ввинтился» в подбородок противника, который упал лицом вперёд, раскинув руки крестом… Бой окончился.

Прошло несколько минут, пока усилиями товарищей, использовавших не менее двух вёдер воды,  Игнасио  был приведён  в чувство. Только со второй попытки,  при помощи Себастьяна  и одного из солдат, ему удалось встать. Повернулся к Себастьяну: «Чем это Вы меня? Ведь был же уговор – голыми руками!» — у него от обиды дрожали губы.  Вмешался солдат: «Всё было по-честному. Он ударил кулаком!» Игнасио недоверчиво двумя руками взял правую руку Себастьяна.  Увидел сбитые, слегка кровоточащие суставы. Но рука – как рука.  Даже не мужская – юношеская. «Я верю. Сеньор, научите меня!» — в это время к ним подошли Дон  Хуан Понсе де Леон в сопровождении Эрнана Кортеса и трёх офицеров. Услышав последнюю фразу Игнасио, Дон Хуан де Леон вмешался в разговор: «Научит!  Это теперь его прямая  обязанность.» — И, обращаясь к толпе солдат, провозгласил: «Кабальерос! Представляю Вам Вашего нового командира, тененте-майора, Сеньора Себастьяна  Моньяно де Белалькасара!» Себастьян,  увидев  стоящих в сторонке Матисса,  Родриго и Лопочу, сделал им приглашающий жест рукой: «Сеньор, Вы обещали выполнить любую мою просьбу?»  «Да, Сеньор Белалькасар.  Если это будет в моих силах.»

«Думаю,  это в ваших силах.  Я прошу зачислить в команду моих боевых друзей – тененте Матисса и саргенто Родриго Гонсалеса на должности, соответствующие их патентам. Кроме того, мне бы хотелось, чтобы со мной были мой оруженосец и моя лошадь».  Дон Хуан нахмурился, стараясь не показать виду,  что очень доволен этим предложением – на весь отряд морской пехоты у него был только один сержант и ни одного офицера!

С недовольным выражением лица ответил: «Ну что ж, я дал слово дворянина! Хорошо.  Знакомьтесь с экипажем.» — и, чётко повернувшись через левое плечо, что выдавало в нём военного, направился к Дворцу, где на веранде суетились слуги, расставляя столы и стулья и откуда призывно махал платком Дон Веласкес. Внезапно остановился, повернулся к Себастьяну: «Дон Веласкес приглашает Вас к столу.  Не задерживайтесь.».

«Сеньор, не уделите ли мне пару минут Вашего драгоценного времени?» — на Себастьяна  выжидательно смотрел Кортес. Они отошли в сторонку.

«Сеньор, скажу Вам честно – я был очень оскорблён Вашей, такой лёгкой, победой в нашем фехтовальном поединке. После того, что я увидел сегодня,   признаю Ваше безусловное превосходство  и верю всем самым фантастическим слухам о Ваших подвигах.  Приношу Вам свои извинения и предлагаю свою дружбу» — с этими словами Кортес протянул руку, которую Себастьян с готовностью пожал.

«И ещё одно: я готовлю поход, который обязательно принесёт богатство и славу всем его участникам.  Хотел бы иметь рядом с собой Вас. К сожалению, на подготовку этого  похода уйдёт не меньше двух лет.  К этому времени Вы уже вернётесь. Вы ничего не имеете против титула «аделантадо?» — повернулся и, что-то насвистывая, направился к веранде. Себастьян вернулся к своим друзьям: «Ну что, пойдёмте к столу?»

«Так нас не приглашали…»  «Так я вас приглашаю!» – как-то по-детски важно объявил Себастьян.  Все засмеялись и направились к дворцу. Белалькасара посадили по правую руку от Дона Хуана, его теперешнего начальника, который всячески демонстрировал своё к нему расположение.

У Дона Веласкеса оказался прекрасный повар и вечер удался  на-славу. Во время застолья, когда оба Губернатора и капитан каракки «Санта Мария де Консепсион»  уединились в кабинете  Дона Веласкеса для решения вопросов, связаных с ремонтом, на освободившееся место Дона Хуана плюхнулся совсем нехуденький пожилой мужчина с круглым улыбчивым лицом и так сильно подкрученными усами, что со стороны они казались уложенной набок цифрой 8.

Он представился капитаном каравеллы «Сантьяго»,  Диего Бермудесом. «Вы – Сеньор Себастьян де Белалькасар» — не то вопросительно, не то утвердительно сказал он. Мне сказали, что Вы примете участие в нашем походе в качестве командира отряда морской пехоты. Мне так жаль, что я не увидел Вашего боя с нашим лучшим бойцом, сержантом Игнасио!  Мне рассказали о нём. Рассказали, что вы с ним разделались, как с ребёнком, за пару минут. Никогда бы не поверил, если бы об этом не говорили все. И с Вами будет ещё два офицера.  Вы, конечно, будете на каракке.  А кого направите на мой корабль?  Хотелось бы пожёстче и поавторитетней.  А то – никакой дисциплины!»

«Хорошо.  Я поговорю с тененте Матиссом. Это – боевой офицер. И очень авторитетный.  Только Вы ему создайте там хорошие условия для отдыха.  А то мы только что из очень трудного похода.» «О, это мы сделаем! Отделим ему персональную «камароте» (каюту).»

«А Вы не могли бы рассказать поподробней о Доне Хуане?»  «Конечно! Я много о нём знаю – интересовался.  Достойный человек.  Только давайте походим в саду.  А то я немного переел… Уж очень хороший здесь повар!».

«Хорошо. Пойдёмте».

Они вышли в сад. Здесь действительно было лучше – из залива дул лёгкий бриз, в темноте тропической ночи то там, то сям вспыхивали яркие зеленоватые огоньки крупных светлячков.

Капитан начал рассказ: «Сеньор Хуан  Понсе де Леон родился в Вальядолиде, что на Северо-Западе Испании, в 1460 году в очень аристократической семье.  Боюсь ошибиться, но, похоже, чуть ли не графской. Ну, Вы знаете, Вальядолид с 13 века – местопребывание кастильских и испанских королей. С 7 лет был при Дворе пажем. Вот поэтому и предполагаю, что семья его – не ниже графа… Тогда в пажи отдавали с 7 лет, поскольку по закону, это первая ступень посвящения в рыцари. Обычно  мальчика – пажа отдавали на воспитание в семью знатного рыцаря (Сеньора), хорошего знакомого или родственника родителей. Там ему присваивалось  звание пажа. Его обучали  рыцарскому обхождению, «политесу», придворным манерам. Но самое главное – воинскому делу , умению  фехтовать, стрельбе  из лука, метанию камней, долгому бегу,  борьбе, плаванию, верховой езде.  Словом – готовили к воинской службе.

Кроме того, Паж был обязан прислуживать за столом своему Сеньору и его супруге, сопровождать их в поездках.  В 12 лет, при успешной сдаче экзаменов по всем этим дисциплинам, его ждало повышение – то есть, он попадал непосредственно во Дворец. Здесь он уже напрямую общался с Их Королевскими Величествами, выполнял их поручения, участвовал в защите дворца, в случае нападения, сопровождал  короля в походах, сначала в качестве «эскудеро»(оруженосца), а потом и воина.

Был прикомандирован к известнейшему в то время человеку,  Рыцарю Ордена Калатравы, Сеньору Нуньесу Гусману и стал искусным воином.  В 32 года, Дон Хуан участвовал в гранадской кампании и особенно отличился во взятии Гранады в 1492 году. После окончания Реконкисты и изгнания мавров, его воинская доблесть и полководческие таланты были  невостребованы и в 1493 году он примкнул ко  Второй Экспедиции Колумба, а в 1503 году был уже в чине капитана при дворе Губернатора Эспаньолы, Сеньора Николаса де Овандо.  За подавление индейского восстания был назначен Наместником Восточного региона Эспаньолы. Женился на Леоноре – дочери местного трактирщика – то есть, девушке низкого звания – но необыкновенной красоты.  Я её видел – и не раз.  Так что можете мне поверить – на такой и сам Король бы женился! Даже сейчас красива – а родила четырёх детей!

Три дочки – как на подбор – все в маму – Хуана, Мария, Изабелла и сынок – Луис. Как-то услышал, что на соседнем, ещё не обследованном острове, Пуэрто-Рико, много золота.  И в 1508-09 годах на свои средства организовал экспедицию туда.  Вот тогда я и командовал одним из кораблей,  каравеллой «Командор» — слышали о такой? .  Там он основал селение Капарра – сейчас уже большой город. Был назначен Губернатором Пуэрто-Рико.  Но – Вы же знаете, сколько у нас завистников – стали кляузы писать – не только Губернатору на Эспаньолу, но даже Его Величеству в Испанию! Был отстранён.

Кстати, и эту экспедицию он организовал за свой счёт. Ну вот, кажется всё рассказал, что знал. А Вам посоветую – попадёте на Пуэрто-Рико, постарайтесь увидеть его дочек… Вдруг повезёт! Там, по воскресеньям, когда они с мамой идут в Собор – все парни такими религиозными становятся- не протолкнёшься!»

«Послушайте, Сеньор  Бермудес, а куда и зачем мы сейчас идём?»

«Ой, не спрашивайте, Сеньор де Белалькасар!  Сами теряемся в догадках.  Вроде, какой-то остров завоёвывать.  А зачем?… А чёрт его знает!… Ну ладно, скажу Вам по-секрету … Но только – Вам!» — Сеньор Бермудес оглянулся – «Поговаривают – за «живой водой» Больше ничего не скажу – сам не знаю…»! Поднялись по ступенькам веранды.

Почти все офицеры разошлись. Матисс и Родриго терпеливо дожидались Себастьяна, сидя в уголке на деревянном диванчике. «Капитан каравеллы  «Сантьяго»,  Сеньор Диего Бермудес.   Тененте  Николас Матисс – Саргенто Родриго Гонсалес  — представил офицеров друг другу Себастьян. Капитан пожал руку Матиссу, многозначительно посмотрел на Себастьяна.

«Да не забыл я, не забыл! – рассмеялся тот. Все вопросы будем решать завтра.» — попрощавшись с капитаном, друзья двинулись к своему дому, благо это было рядом.

 

 

Судьба конкистадора — книга 1, часть 6

 

Время поджимало. Сеньор  Хуан Понсе де Леон торопился. Ремонтные работы шли днём и ночью и уже к концу недели «Санта Мария де Консепсион» покачивалась на якоре со свежей заплатой на борту и днище. Себастьян и Родриго   перебрались на флагманскую каракку, там же разместился Лопоча с Жизелью, для которой был специально отгорожен угол в трюме.  Матисс – на «Сантьяго».  Саргенте Игнасио остался на самом маленьком  судне флотилии, каравелле «Сан Кристобаль», хотя и очень просился на флагман, чтобы быть поближе к Себастьяну, которого, с некоторых пор,  очень зауважал. Мирило его с нынешним положением то, что он был назначен командиром  над 18 солдатами, находящихся на «Сан Кристобале», что давало ему перспективу служебного роста и прибавку к жалованию. За эти дни Белалькасар сумел провести только несколько занятий  с солдатами всех трёх кораблей – их было около сотни. У него уже выработалась  своя система подготовки бойцов.

Начинал он, как правило, с физических упражнений, потом – занятия боксом.  Он не ставил перед собой задачу подготовить из них чемпионов. Подолгу отрабатывали всего один – два удара и столько же защит – в основном в ближнем бою. . Главная цель – доведение этих элементов до автоматизма с тем, чтобы в случае утери оружия остаться живым в рукопашной схватке.  И не только выжить – но и победить. Именно занятия боксом давали солдатам координацию движений, необходимую в последующем освоении азов фехтования. Потом – обучение стрельбе из всех видов огнестрельного оружия, включая с малокалиберную пушку кулеврину. Но сейчас, учитывая то, что времени до выхода в море оставалось немного, он больше уделял внимание стрельбе, так как в условиях корабельной тесноты тренироваться в стрельбе было  небезопасно. Себастьян даже не ожидал, что в нём проявятся способности  «маэстро» — учителя.

Ему нравилось, что ему, фактически, мальчишке, охотно подчинялись взрослые, даже пожилые, солдаты.  Они старательно отрабатывали боевые приёмы и даже не делали попыток отлынивать от занятий. На занятия часто приходил Сеньор де Леон, садился где-нибудь в тени и с удовлетворением наблюдал за своей «армией», покачивая головой и причмокивая. Уж кто-кто, а он понимал в этом деле толк, пройдя хорошую школу при Дворе и в последующих походах. И мысленно благодарил  Эрнана Кортеса за этого юного офицера, который, вопреки его ожиданиям, без всякого труда, завоевал авторитет среди этих, в большинстве случаев, «отпетых» разбойников. Он, конечно, не догадывался о мотивах, подвигнувших Кортеса отдать ему лучшего офицера.

Уже к воскресенью на суда было погружено продовольствие, вода, оружие, лошади и несколько овец.

Но, как известно, нет более суеверных людей, чем моряки.

 

 

В Воскресенье, в силу традиций,  нужно было отстоять воскресную мессу,  кому-то покаяться и получить божье прощение от священника, кому-то – попрощаться с подругами, которыми обзавелись многие, несмотря на краткость стоянки в Баракоа. А в понедельник моряки никогда не выйдут в море без крайней необходимости.   Так что, рано утром во вторник,  моряки и солдаты выстроились на портовой площади, встали на колени и Падре Матео – один из участников похода, прочёл молитву и осенил христолюбивое воинство большим серебряным крестом.  Губернатор сказал прочувствованную речь и экипажи поднялись на корабли.

Стояла изумительная, сухая и нежаркая погода. При первых лучах солнца, окрасившего крыши домов и окрестные горы оранжевым светом, флагманская каракка снялась с якоря и, взяв ветер,  двинулась на выход из бухты. Вторым шёл  «Сантьяго», замыкала флотилию маленькая, но весьма ходкая, каравелла  «Сан Кристобаль». Не понадобилась даже помощь буксировочных шлюпок – море тихое, ветер – бейдевинд, так что корабли, с небольшим креном на левый борт, как всегда при таком ветре,   сразу легли на  нужный курс, ходко побежали на юг,  уже где-то через  час вышли из залива Баракоа в Наветренный Пролив и, завернув за Восточный мыс, на попутном пассате  и  течении пошли  на  Восток.   Им предстояло пройти этим курсом около 80 миль до самой восточной точки острова Куба – мыса Кендо.

Все солдаты и те моряки, которые не были заняты корабельными работами,  как могли, разместились на шканцах и нижней палубе.  Погода была так хороша, что никому не хотелось спускаться в жилые помещения.  Кто, сидя под бортом, мастерил детские игрушки, модели парусников, украшения из раковин или твёрдого, как кость, коричневого ядра кокосового ореха (традиционное  для моряков занятие), кто ремонтировал одежду, обувь, кто чистил оружие и доспехи… Были  и такие, кто играл в шахматы – эта игра, принесённая на Пиренейский полуостров арабами (маврами),  пустила глубокие корни в Испании.

Остальные любовались красотами моря или ловили рыбу. Рыбы ловилось множество.  В основном, это были морские окуни, групперы, крупные барракуды и скумбрии, тарпоны, пермиты, боне, тунцы, дорады, бониты… Каждая выловленная незнакомая или просто очень крупная рыбина, собирала около удачливого рыбака целую толпу любопытных.

Время от времени в толпе появлялся кок и отбирал лучшую рыбу,  своим «коронным» блюдом из которой  намеревался  побаловать команду.… Обед Сеньор де Леон велел подать в свою каюту и пригласил капитана каракки, Сеньора Хуана Боне де Кехо  и Себастьяна  де Белалькасара, а также Главного Штурмана флотилии,  Сеньора Антона де Аламиноса, уроженца города Палоса, откуда началась морская эпопея Белалькасара. Так что у них сразу нашлась общая тема для разговора.

После чтения  короткой молитвы, когда гости принялись за закуску, хозяин обратился к гостям:  «Кабальерос, вы, наверное, теряетесь в догадках, о чём я хочу с вами поговорить. И зачем – наедине?  Действительно, наш разговор носит доверительный характер. Видите, я не хочу, чтобы его услышал даже этот мальчишка. Так вот, цель нашей экспедиции   — не только открытие острова Бимини и поиски золота (хотя и от этого не откажемся, верно?).  Но нам поручена более важная миссия.  Мы должны найти остров Бимини, а на нём – фонтан … с живой водой!

Возможно, вы считаете сказаное мною – фантазией, сказкой, в которую серьёзному человеку верить нельзя. Но дело в том, что я ещё в молодости заинтересовался преданиями разных народов и сведениями, почёрпнутыми из книг Великих историков и философов Древности.

Например, знаменитый греческий историк Геродот, в своей книге «История Александра Великого» приводит сведения о том, что сам Александр получил в подарок от эфиопского царя флакон с чудотворной жидкостью, которую опробовал на одном из своих пожилых слуг с поразительным результатом.  Но алебастровый флакон, который он возил с собой, пропал при загадочных обстоятельствах.

В книге о Пресвитере Иоанне, могущественном царе одного азиатского государства, тоже упоминается об источнике вечной молодости. Я по крупицам собирал сведения об этом источнике.

И вот, уже здесь, в Индиях, из мифов  индейцев Таино и Араваков я узнал, что тут, на Север от Пуэрто-Рико есть остров Бимини, на котором есть священный для них источник с «живой водой». Это подтвердил и касик Араваков перед смертью (он был сожжён за руководство восстанием). Таким образом, в моих руках оказались сведения об острове Бимини.  Я написал письмо Его Величеству, Государю Нашему, Королю Испании, Дону Фердинанду, в котором рассказал о своём открытии. И получил ответ, что Король заинтересован в реализации моей идеи поисков и завоевания острова Бимини.

Я хотел бы знать, поддержите ли вы меня в этом деле?  Ведь матросы и солдаты уверены, что мы идём за золотом.  Это – всем понятная цель. И если что-нибудь пойдёт не так и золота мы не найдём,  они могут взбунтоваться. Вы меня понимаете?»  После недолгого размышления и капитан каракки, и Себастьян, пообещали  де Леону свою помощь и поддержку. Тут  с палубы послышались крики, возбуждённые голоса, топот ног.

Все вскочили и и бросились на шканцы.  И вовремя – чуть не десяток матросов и солдат, напрягая все силы, тянули из воды что-то огромное и упирающееся.  Вдруг  из воды встала огромная, не менее 3 брасос (около 5 метров) серебряного цвета, рыба,  с более тёмной спиной, длиннющим острым носом и огромным плавником. Яростно работая хвостом, она простояла на нём несколько мгновений и рухнула в воду, подняв фонтан воды. Моряки подтянули марлина к борту и с большим  трудом вытащили на палубу.

Намечался шикарный ужин – ведь МАРЛИН – одна из самых вкусных  рыб в Карибском море.  Налюбовавшись монстром, Де Леон, капитан, штурман  и Белалькасар вернулись в каюту для продолжения обеда – на столе стояло огромное дымящееся  блюдо, на котором  лежали большой группер и дорада.

Наконец флотилия достигла Мыса Кендо – самой восточной точки Кубы. Из рассказов индейцев на Пуэрто-Рико  Хуан Понсе де Леон знал, что остров Бимини нужно искать на Север от Кубы, поэтому пренебрёг очень хорошим ветром и сильным попутным течением, идущим на Северо-Запад  в Старом Багамском Проливе, а пересёк его, выйдя к цепи Южных Багамских островов и пошёл вдоль них. Путь был очень опасен – в длинную вереницу небольших островов входило множество коралловых  рифов и крошечных островков, окружённых мелями. Не раз моряки слышали некое сильное шуршание и скрип, сопровождающие соприкосновение   днища корабля  с  очередной мелью. Капитан решил сбросить часть парусов и выставить на бушприт двух матросов для промера  глубин…

«Земля-а-а!!!» — голос вперёдсмотрящего из марсовой корзины раздался на рассвете, когда посветлевшее небо на востоке чуть подкрасилось снизу бледно-розовым, ещё  неуверенным, светом . Все высыпали на палубу и сгрудились на носу и правом борту. Как всегда в тропиках, заря разрасталась стремительно, и уже через полчаса из воды показался яркий золотой сегмент восходящего солнца, который, вскоре превратился в ослепительный  шар, с некоторым трудом выпрыгнувший из Океана и, отряхнувшись, как пеликан, взмывший в голубое небо, ярко осветив при этом бело-зелёную ленту незнакомой  земли.

«Санта Мария де Консепсион» медленно двинулась  вдоль Западного берега острова Гран Инагуа, разыскивая проход в сплошном кольце коралловых рифов, вскипающих белыми бурунами. Наконец удалось найти довольно широкий проход.  Однако, войдя в проход, они обнаружили второе кольцо бурунов, прохода в котором не было видно.

Бросили якорь, спустили шлюпку. Подошли «Сантьяго» и «Сан Кристобаль».  Якоря держали хорошо.

Вскоре караван из трёх шлюпок, найдя узкий просвет  в бурунах, подошли к берегу,  оказавшемуся прекрасным пляжем, покрытым белым  коралловым песком. Вытащив шлюпки на пляж, моряки разделись и кинулись купаться. Белалькасар, Матисс и Родриго радостно обнялись и, раздевшись, кинулись в поразительно чистую, тёплую, воду. Сеньор Хуан Понсе де Леон терпеливо ждал, сидя в тени кокосовой пальмы, пока его спутники  оденутся и будут готовы к походу. Оставив половину солдат под командованием Матисса охранять шлюпки, он, во главе отряда, двинулся в лес, с трудом преодолевая завалы сгнивших деревьев, густой кустарник и плотные сети лиан,  висящих с деревьев до самой земли.  Наконец вышли на небольшую, чрезвычайно живописную поляну с крошечным озерцом, в центре которого бил ключ кристально чистой воды.  Де Леон стал на колени и, наклонившись вперёд, опустил лицо в прохладную  прозрачную воду.

Поднял голову, дал воде успокоиться и посмотрелся в озерцо, как в зеркало. Из его груди чуть не вырвался победный крик – он увидел своё,  посветлевшее, явно помолодевшее лицо.  Но крик застрял в горле – он увидел, как на дно крошечного водоёма опускается лёгкая кисея тёмной субстанции и понял, что волшебная вода не столько омолодила его лицо, сколько очистила от скопившейся на лице за неделю, грязи …

Разбившись на небольшие, по 3 -4 человека,  группы, побродили по острову, но ни следов аборигенов, ни других водоёмов, не обнаружили. Отдохнув немного на пляже и набрав в благоразумно прихваченные бочонки и фляги вкусную, холодную воду, вернулись на корабли, успев к вечеру пройти кольцо бурунов и выйти в открытое море. Вскоре на горизонте появился остров Малый  Инагуа, меньший по размеру, но окружённый мощным барьером рифов,  который не могла бы преодолеть  ни одна шлюпка.

Острова в этом районе расположились  плавной дугой с Юга на Север, а потом  на Северо-Запад, всё круче забирая на Запад.  Через четыре дня прямо по курсу появилась земля, которую Главный Штурман Экспедиции, Антон де Аламинос,  объявил островом Сан-Сальвадор, первой землёй, открытой Колумбом в Новом Свете. При высадке на остров, испанцы очень просто убедились в этом – индейцы спешно, побросав всё, ушли в сельву. Видимо, память о конкистадорах Колумба у них осталась не лучшая.  Но удалось найти даже развалины первого форта, построенного ими, уже заросшие густой тропической растительностью. Острова, особенно мелкие, встречались часто. По левому борту проплыли более крупные – Кэт  и  Эльютера.  Потом, уже по правую руку – большой остров Абако.

На все крупные острова моряки высаживались, разыскивая вожделенный источник. Но умывание чистой водой, столь непривычное  для испанских солдат тех времён, омолаживающего эффекта не имело. Хотя, возможно, и понравилось некоторым.

Наконец – это случилось 27 марта, в день Святой Пасхи —  показалась большая земля, простирающаяся в обе стороны  горизонта, насколько хватало глаз. В этот раз на берег  высадилось большинство солдат и моряков.

Все были поражены великолепием  местной  флоры и фауны. Необыкновенно яркие расцветки попугаев, колибри  и других птиц потрясали воображение.  Роскошные цветы, все оттенки зелени, таинственная глубина лесов… Название открытой земли не пришлось придумывать – оно родилось само собой – ФЛОРИДА.

А поскольку открытие было сделано в Пасхальное Воскресенье,  Сеньор  Хуан Понсе де Леон дал острову название «ПАСКУА  ФЛОРИДА».

 

 

Де Леон с знаменем Испании в одной руке и крестом в другой, прочитал положенную в подобных случаях формулу, объявив Открытые земли собственностью Испанской Короны.

Падре  Матео  провёл торжественный молебен и на небольшой прибрежной возвышенности  был  водружён  свежесрубленный деревянный крест с соответствующей надписью, вырезаной корабельным плотником.   Кроме восполнения запасов воды и продуктов, необходимо было дать некоторый отдых измученному экипажу. Так что стоянка продлилась 5 дней. За это время были исследованы все прибрежные источники пресной воды – но заветный ключ так и не был обнаружен. Гораздо более удачливыми были охотники, подстрелившие несколько оленей .  Но куда бы не выходили  группы  испанцев  в поисках дичи и плодов, которых тут также было  предостаточно, они чувствовали, что за ними  неотступно  следят  чьи-то глаза.

На пятый день прозвучал сигнал тревоги.

Неожиданно  из леса раздалось два выстрела из аркебуз и на берег шумно вывалилось с десяток запыхавшихся солдат, причём, двое из них тащили третьего, по-видимому, тяжело раненого.  Себастьян  сорвал с шеи свисток, висевший на шнурке и засвистел сигнал, оговоренный с солдатами заранее.  Все вооружённые арбалетами, мушкетами и аркебузами солдаты подбегали к нему, на ходу одевая доспехи. Уже через пару минут все заняли свои места в строю и приготовились к обороне, взяв в центр каре безоружных моряков.  Де  Леон был удивлён  подготовкой своих солдат и в душе возблагодарил Всевышнего за то, что тот послал ему такого офицера.

В это время из леса на пляж выбежало множество индейцев, размахивающих боевыми палицами и копьями.

У других были очень большие луки и им явно не терпелось пустить их в ход. Мушкетёры и аркебузиры построились в три шеренги (такое построение Себастьян запомнил в исполнении солдат Густаво). На флангах каре собрались арбалетчики. Преимуществом испанцев было в том, что их оружие стреляло на значительно большее  расстояние. По команде Себастьяна первыми начали  стрелять арбалетчики. Сразу же они нанесли серьёзный урон нападающим. Потом дала залп первая шеренга, вооружённая огнестрельным оружием.  Тут же солдаты перебежали назад, на место третьей шеренги и стали спешно заряжать ружья.

Грохнула вторая шеренга, за которой уже строилась зарядившая ружья третья.  Эффект был потрясающий.  Атакующие кинулись в лес, оставив на песке десятки раненых и убитых. Такая тактика отражения атаки численно превосходящего противника, оказалась самой удачной, так как главная опасность таилась в том, что местные индейцы пользовались отравленными стрелами. В этом испанцы убедились уже через час.  Раненый стрелой в ногу  солдат,  которого притащили из леса его товарищи,  скончался в страшных мучениях. Поэтому нельзя было допускать индейских лучников на расстояние выстрела из лука.

Началась перевозка солдат и моряков на суда.

Всё это время солдаты стояли в боевой готовности.  Когда за ними пришли пустые шлюпки, Себастьян первыми усадил на корме каждой солдат с заряжёнными ружьями.  Шлюпки шли к кораблям «рассыпным строем», для того, чтобы не закрывать сектор обстрела мушкетёрам.  Так что, предпринятая индейцами попытка атаковать отходящие от берега лодки испанцев была тут же прервана меткими выстрелами солдат.  Выскочившие из тенистой заводи, прятавшиеся там несколько больших каноэ, набитых индейскими воинами, помчавшиеся на перехват шлюпкам, также были встречены оружейным огнём.

Два каноэ, очевидно, получившие пробоины, перевернулись, в воде оказались десятки  людей и, оставшиеся на-плаву каноэ, занялись спасением соплеменников и буксировкой перевернувшихся лодок.  На состоявшемся  на флагманском корабле совещании было решено утром поднять паруса и  идти курсом на Юг для того, чтобы обогнуть новооткрытую землю, которую Главный штурман, Антон де Аламинос и Сеньор Хуан Понсе де Леон считали островом, попутно проводя  необходимые астрономические наблюдения и измерения для составления карт.  Надо сказать, что конкистадоры были весьма впечатлены агрессивностью, а также мужеством и физической силой рослых аборигенов, значительно превосходящих в этих компонентах  Араваков и Таино, с которыми до сих пор имели дело испанцы.

Несмотря на то, что некоторые офицеры настаивали на карательной высадке на берег,  де Леон понимал, что ввязываться в войну с таким серьёзным и многочисленным  противником, при ограниченности собственных ресурсов – большой и неоправданный риск. К тому же, в задачи экспедиции завоевание такой большой земли не входило. Такой вывод сделал руководитель похода в своей заключительной речи.  Он сказал, что не нужно обольщаться столь мизерными потерями в прошедшем бою, в чём безусловная заслуга Сеньора Себастьяна де  Белалькасара.  Ведь противник так же может поменять тактику.

Ранним утром подняли паруса и на попутном ветре бакштаг корабли двинулись на Юг вдоль восточного берега Флориды.  Но через некоторое время, при замере скорости движения при полном парусном вооружении, было замечено, что скорость  этого движения не соответствует возможностям судов.  Вскоре выяснилась и причина феномена  — мощнейшее встречное течение, названое ими «Багамский Поток».

Так  было открыто самое сильное течение на Земле – Гольфстрим. 

 

Оно представляет собой,  своего рода, «подводную реку», шириной от 70 до 80 миль, зарождающееся в Мексиканском Заливе Карибского моря,  и перемещающее с юга на север колоссальные массы воды.

Антильское течение,  идущее с Юга на Север  вдоль  Антильских островов, так помогавшее нашей флотилии на начальном этапе плавания, соединяется к Северу от Багамских островов с Флоридским  течением и подпитывает Гольфстрим.

Антон де Аламинос  пришёл к выводу, что это сильнейшее  течение можно использовать для облегчения походов из Америки на Европу. Корабли флотилии еле-еле выгребали против течения, а когда к вечеру ветер зашёл бейдевинд, «Сан Кристобаль» , самый лёгкий из судов флотилии не смог противостоять силе Гольфстрима, его снесло с курса и мало-помалу в сгустившейся темноте тропической ночи пропали его ходовые огни.

После долгих манёвров  в незнаком водах, подвергаясь постоянному риску сесть на мель или столкнуться с торчащим  из-под воды камнем, кораблям удалось найти небольшой залив  и под прикрытием мыса бросить якоря.  Де Леон принял решение дожидаться утерянного корабля, который  так и не появился на следующий день.  Команды судов сделали  две попытки высадки на берег, желая запастись свежей водой,  но каждый раз  на  пляже  появлялись толпы вооружённых  индейских воинов, демонстрирующих  крайнюю враждебность к незванным гостям.  Обиженные испанцы рвались в бой, чтобы наказать дикарей за негостеприимство, но Де Леон категорически запретил не только стрельбу, но даже жесты, которые местные жители могли бы воспринять как угрозу.

«Сан Кристобаль»  появился только на третий день.

Воссоединившаяся флотилия продолжила движение на Юг, стараясь держаться ближе к берегу, который, в некоторой  степени ,  смягчал давление подводной реки.  8 апреля миновали  мыс, нанесённый  на карту, как «Мыс Кабо де Лас Корриентес»  (Мыс Течений —  сейчас – Мыс Канаверал) и через неделю обогнули Южную оконечность Флориды, продолжая верить, что открытая ими земля – очень большой остров и желая обойти его полностью. Однако ночью корабли попали в сильное течение, ветер поменялся, стал дуть навстречу, поднялась волна и  попытка идти галсами в нужном направлении не привела к желаемому результату. В результате флотилия далеко оторвалась от берега Флориды, потеряв его из виду и, занятая борьбой с сильными порывами ветра, постоянно меняющего направление и с какой-то «беспорядочной» волной, целый день двигалась непонятно куда.

И вдруг, голос вперёдсмотрящего из марсовой корзины, возвестил о появлении бурунов прямо по курсу. Это оказался барьерный риф,  за которым пряталась группа небольших островов, названная «Лос Мартирес» («Мученики»).   Название было  дано всвязи с тем, что мелкие, необычной формы, островки были разбросаны на небольшой площади, напоминая убитых на поле боя  (в настоящее время архипелаг имеет название «Флорида-Кис»). В поисках прохода в рифе, корабли шли вдоль него в толчее волн, но течение стало столь сильным, что  снова утащило многострадальный «Сан Кристобаль» куда-то в сторону и его снова потеряли из виду.

Наконец проход был найден, он был узким,  штурману и матросам пришлось быть очень внимательными,  и приложить всё своё умение, чтобы  «Санта Мария де Консепсион» протиснулась между  торчащими там и здесь, окружёнными белой пеной, острыми  зубьями  рифа.  Значительно уступающий  флагманской каракке в размерах и осадке «Сантьяго», проскочил риф без труда и оба корабля вышли в спокойную воду, где и бросили якоря. Здесь было решено дожидаться «Сан Кристобаль», а также пройтись по островам для поисков заветного источника.

К счастью, уже через день вдали был замечен корабль, который оказался «Сан Кристобалем». Начались высадки на островах. Как правило, шлюпки с солдатами сопровождал «Сан Кристобаль», имеющий небольшую осадку. Высадка производилась под прикрытием пушек и отряда аркебузиров и мушкетёров, занимающих позиции вдоль обращённого к берегу борта судна. На одном из островов на высадившийся отряд  неожиданно напала группа индейцев, но солдаты были начеку.

В короткой, но жестокой схватке с применением, в основном, холодного оружия, солдаты продемонстрировали хорошую выучку, было убито больше десятка индейских воинов и семеро – взято в плен. Потери испанцев – четверо раненых (правда, один из раненых  скончался уже на корабле).  Исследовав по цепочке острова Лос Мартирес, конкистадоры не нашли источников с «живой водой», да и пленные индейцы,  даже под пытками, отрицали наличие фонтанов с божественной жидкостью на этих клочках суши.  Было принято решение вернуться к берегам Флориды.

Во время перехода натолкнулись на группу островков, названную островами «Тортугас» на которых были обнаружены невиданные до сих пор животные – Гигантские морские черепахи,  панцири которых достигали длины около полутора метров.  Черепахи  не могли спрятать голову и ласты под прикрытие брони.

Моряки выловили около 160 штук этих гигантов и доставили на корабли в качестве «живых  консервов».  Второй неожиданностью были тюлени-монахи, достигающие двух с половиной метров длины, со шкурой коричневого с серым, цвета и лимонно-жёлтым  брюшком.

Несколько этих животных пополнили запас мяса экспедиции. Моряков поразили огромные стаи морских птиц, яйца которых, собранные на скалах,  также разнообразили меню .

11 июня достигли  побережья Флориды и пошли на Северо-Запад.  Чем дальше шли вдоль Западного побережья на Север, тем больше  крепла уверенность в том,  что Флорида – часть большой земли, а может быть даже материка.  Наконец  обнаружили залив – место впадения в море большой реки, получившей имя  Калусахатчи – так назвал её один из пленных индейцев. Это было весьма кстати, так как необходимо было заменить испортившуюся в бочках воду. Корабли вошли в реку и обнаружили, что место очень удобно для кренгования.  Днища судов так заросли водорослями и ракушками, что корабли сильно теряли в скорости.

Решили начать с самого лёгкого – «Сан Кристобаля».  В растущем по берегам реки лесу оказалось много дичи – уже в первый день охотники подстрелили  шесть  оленей («венадо»).

Индейцев не было видно. Группы солдат, отправленные в разведку по разным направлениям не обнаружили следов человека, только в зарослях прибрежного кустарника, в воде, обнаружили полуразложившийся труп индейца, очевидно, принесённый рекой. Судя по всему, это место редко посещалось аборигенами.  Солдаты быстро разделали двух оленей и скоро вкусный запах жареного мяса  наполнил окрестности, достигая кораблей, и вызвав волнение среди экипажей.  Естественно, лучшие куски, после де Леона, достались Себастьяну, Матиссу и Родриго. Ночь прошла спокойно.  Команды кораблей занимались своим делом,  Себастьян и его друзья проводили занятия прямо на пляже, когда раздался сигнал тревоги. Солдаты тут же приготовились к бою.  Однако, пока что экспедиции ничто не угрожало – появилось небольшое каноэ, которым управлял добродушного вида безоружный индеец.  Пока каноэ приближалось к кораблям, он время от времени поднимал руки, демонстрируя отсутствие оружия и что-то кричал.

Когда каноэ приблизилось к кораблям, все услышали, что кричит он … «Силенсио!», что по-испански значит «Спокойствие»!

То, что индеец знает испанское слово, поразило всех. Вытащив каноэ на песок, он приблизился к Де Леону, сразу признав в нём начальника. С достоинством поклонился и начал говорить.  Но тут выяснилось, что слову «Силенсио» составляют компанию не более 5-6 испанских слов, абсолютно несвязанных друг с другом, которые безнадёжно тонули в омуте щёлкающих и цокающих звуков индейской речи. Пришлось привести одного из пленников, который, по-видимому, бывал в этих местах.

К счастью, оказалось, что он действительно понимает речь гостя.  А поскольку пленник за несколько недель нахватался кое-каких слов и, увы! – «словечек» —  у матросов «Санта Марии де Консепсион», то, дополняя речь активной жестикуляцией, сумел объяснить, что прибывший в расположение испанцев «полиглот» является  Чрезвычайным и Полномочным Послом Великого Касика Уррацирачтли, который передаёт привет как испанцам, так и, в их лице, своему брату – Королю Испании.  Подивившись  тому, что даже в дебрях Флориды, оказывается, можно встретить родственников Короля Испании, Де Леон ответствовал, что необыкновенно счастлив оказать гостеприимство столь высокой персоне, как господин Посол, буквально потрясшего  его своим безупречным испанским. Польщённый похвалой дипломат, полностью перейдя на свой Великий и Могучий язык, прощёлкал и процокал информацию о цели своего появления.

Оказывается, Великий Касик, прослышав о появлении в его владениях испанских кораблей, решил лично оказать честь чужеземцам и одарить их большим количеством изделий из жёлтого металла, до которого, как он наслышан, белокожие воины большие охотники, и надеется получить за это испанские товары.

Пока гость утолял голод (который, судя по количеству съеденного мяса, мучил его не меньше двух недель), Де Леон провёл короткое совещание с капитанами кораблей и Белалькасаром. Уже через полчаса все пушки и ружья были заряжены, солдаты экипировались в доспехи, каждый занял отведённое ему место.  Делалось всё это без суеты, неторопливо, чтобы не вызвать нездорового любопытства  у гостя. Вскоре прозвучал сигнал – из-за речного поворота показалось множество каноэ, набитых индейцами в полной боевой раскраске.

Лодки шли в полной тишине, воины не кричали, не размахивали оружием, стояли во весь рост в каноэ, сжимая в руках копья, с наконечниками, похожими на мечи, или большие луки и палицы. Себастьян стоял на палубе  «Санта Марии» и следил за быстро сокращающимся расстоянием между приближающимися боевыми лодками и специально отмеченными ориентирами на берегу.

Тактика предстоящего боя была проста – не допустить  индейцев на расстояние, с которого они могли эффективно использовать своё главное оружие – луки с отравленными стрелами.  Когда первые каноэ поравнялись с деревьями, используемыми как ориентиры, по сигналу Себастьяна  загрохотали пушки.  Река заполнилась щепками разбитых каноэ, трупами и плавающими индейцами.

Пушки были поддержаны огнём из аркебуз и мушкетов.  Выстрелы, крики, вой, стоны раненых слились в какофонию звуков, через которую с трудом пробивались  команды  офицеров. Через десяток минут атака захлебнулась. Уцелевшие каноэ развернулись и скрылись за поворотом реки. Солдаты выловили четырёх воинов. Де Леон отправил двоих вместе с «послом»  к нападавшим.  Через некоторое время «посол» вернулся с одним из отпущенных.  Объяснил, что Касик ещё не прибыл, а атака была инициативой одного из военачальников. Об испанцах, их жестокости, и любви к золоту местные индейцы узнали от Таино и Араваков, беженцев с Кубы. Индейцы просили подождать прибытия Касика. Но ночью ими была предпринята ещё одна атака. Правда, и она была отбита без  потерь.  Утром конкистадоры подняли паруса и двинулись в обратный путь, на Пуэрто-Рико.

На этот раз де Леон, посоветовавшись с Аламиносом и капитанами кораблей, принял решение обогнуть Кубу и Эспаньолу с Запада. Поэтому  курс был взят на Юго-Запад и эскадра вошла в Мексиканский залив.  Через неделю безмятежного плавания на постоянном ветре бейдевинд, при отсутствии сильной волны,  прямо по курсу была замечена земля.

По мере приближения полоска суши становилась всё длинее и стало ясно, что если это остров, то это не западное побережье Кубы, как предположил Аламинос, а значительно больший участок суши. Выбрав подходящий участок берега с небольшим заливом, в который впадала небольшая река, и чистым песчаным пляжем, бросили якоря. С каждого корабля спустили по шлюпке, загрузив бочки для воды и небольшому отряду пехоты.

Пока матросы наполняли бочки водой из речки, солдаты были начеку, не выпуская из рук заряжённые ружья.  Из леса вышло несколько индейцев и бесстрашно направились к чужакам, демонстрируя дружелюбие и отсутствие враждебности.  Остановились на расстоянии в пару десятков шагов, воткнув копья в песок.

Навстречу им вышел Де Леон с Аламиносом, Себастьяном Белалькасаром , пятью солдатами и индейцем,  играющим роль переводчика.  К счастью, оказалось, что он и местные жители понимают друг друга. Видя, что встречающие настроены мирно, Де Леон жестом пригласил их в тень, отбрасываемую несколькими кокосовыми пальмами. Все сели на песок и стали дружески беседовать. Сеньора Понсе Де Леона интересовало наличие на острове источников воды – в глубине души он всё ещё надеялся на то, что открытая земля является легендарным островом Бимини. Однако, по словам индейцев, источника живой воды на их земле нет, но они слышали о таком.

Де Леон оживился: «Где?  Где он находится?!» — «Там» — и собеседник неопределённо махнул рукой на Восток – «Там, где восходит Солнце!».

Внимание Аламиноса привлекло украшение на груди собеседника.  Он жестом попросил показать ему предмет, который индеец с готовностью снял с шеи и протянул штурману. Украшение оказалось очень тонко изготовленной фигуркой ягуара из золота довольно высокой пробы.

Антон Аламинос достал из кармана ожерелье из стеклянных бус и повесил на шею индейцу. Тот довольно засмеялся, снял ожерелье, стал перебирать бусины, глядя сквозь них на свет. Украшение пошло по рукам. Его товарищам тоже захотелось получить сувенир из рук пришельцев.  Они стали снимать с  себя браслеты, изделия из цветных птичьих перьев, нагрудные украшения. Испанцы вывернули карманы и раздали всё, что в них было.  Лучшие вещи – зеркальца, гребни, бусы, пуговицы, отдавали за золотые изделия, которых всем не досталось. Торг закончился к полному взаимному удовлетворению.

Индейцы пообещали, что ещё до захода солнца сюда придут все жители деревни и принесут  много изделий из золота.  Когда они ушли, Де Леон отправил шлюпки на корабли, повелев привезти всё, что можно использовать для обмена.  Через некоторое время, когда солдаты и моряки с пришедших с кораблей шлюпок с товарами искупались и перекусили, вдали послышались звуки барабанов и флейт и на пляж вышло множество индейцев – мужчин, женщин, детей.  Почти все были безоружны. Некоторые несли большие плетённые корзины, наполненные жареным мясом, лепёшками из касавы,  и фруктами.

Мужчины несли гроздья бананов, связки рыбы и кокосовых орехов. Из толпы вышел пожилой, весь татуированный, человек, в расшитой причудливыми узорами набедренной повязке, сложном головном уборе с двумя длинными изумрудными перьями птицы кецаль и множеством золотых украшений, почти закрывающими грудь. Толпа индейцев затихла, когда Касик начал говорить.

Переводчик, стоящий за правым плечом Сеньора Хуана Понсе Де Леона переводил: «Пришельцы, мы ждали вас.  Ваше появление предсказывали жрецы  Пернатого Змея, бога огня, Кукулькана. Вы – посланцы божественного Уицилопочтли- Ягуара и находитесь под покровительством Бога Войны, Кавиля. Теперь, как предсказано нашими жрецами, мы должны ожидать Конца Света – боги Чернеет и  Полонакте спустятся на землю, четыре брата – Сак-Кими, Кам-Цик-Наль, Хобниль и Хоеан-Эк – уже устали держать небо.  От Вас зависит, сколько времени проживёт наш народ.  Поэтому мы принимаем вас с открытым сердцем и просим вас уговорить Великих богов продлить наше существование насколько это возможно. Мы принесли вам наши дары – передайте их Великим Богам и замолвите слово за наш народ».

Растерявшийся вначале Де Леон к концу речи касика сориентировался и, понимая, что в данный момент вступать в полемику относительно наличия или отсутствия каких-либо богов, кроме Бога-Отца, Сына и Духа Святого – Святой Троицы – по меньшей мере несвоевременно, учитывая подавляющее превосходство местных жителей в живой силе, решил не разочаровывать простодушных индейцев. Кроме того, его неудержимо тянуло заглянуть в три больших плетённых корзины, на которые указал касик, когда упомянул о подарках богам. Поэтому, приосанившись и величественным жестом, подражая касику, подняв правую руку, заверил собравшуюся публику, что их просьба будет безусловно выполнена и Бог Уицилопочтли, как и другие боги, услышат от него ходатайство о переносе Конца Света на более подходящее время, тем более, что и он сам, и его спутники тоже, в некотором роде, в этом заинтересованы.

С видимым удовлетворением выслушав ответную  речь Де Леона, касик сделал жест рукой, по которому его подчинённые с видимым трудом подтащили корзины к Де Леону и откинули крышки.

У конкистадоров перехватило дыхание – корзины доверху были наполнены изделиями из золота и золотыми же,  разнокалиберными слитками. Потом начался пир, сопровождаемый номерами художественной самодеятельности, если так можно назвать какофонию из барабанного боя, визга тростниковых флейт,  гула раковин и рёва деревянных  труб.

 

‘Посланцы Богов отведали  какой-то странный напиток, от которого немело  тело, а перед глазами проплывали райские пейзажи. Как выяснилось впоследствии, напиток этот  изготавливался из особого вида местного кактуса.

Зная конкистадорскую вольницу, Де Леон дал поручение Себастьяну собрать самых дисциплинированных солдат и организовать патрулирование окрестностей с целью не допустить  каких-либо агрессивных действий в отношении  хозяев.  Это было  в высшей  степени  предусмотрительно – шестерых «посланцев Богов» пришлось связанными отправить на корабли. Веселье и обжорство продолжались до утра.

Когда индейцы отправились к себе в деревню,  экипажи  вернулись на корабли, палубы которых напоминали поле боя, заваленное бездыханными  телами  павших воинов.

Утро, хоть и выдалось  прозрачным,  ярким, в меру тёплым  и безветренным, не многим из моряков  и солдат, было лёгким. Сказалось ночное пиршество, а также действие незнакомого испанцам индейского  напитка, усугублённого вином. Люди ходили по палубе  вяло, спотыкаясь и временами хватаясь за голову. Сеньор Хуан Понсе де Леон собрал на флагманской «Санта Мария де Консепсион» совещание  капитанов кораблей  и пехотных командиров,  на котором было принято решение воспользоваться сложившимися добрыми отношениями с местными  индейцами и закупить (наменять) свежих продуктов и, если удастся, ещё золота.  Младшим командирам было дано распоряжение проверить  наличие солдат и матросов,  выбрать из них сохранивших работоспособность и укомплектовать  команды для высадки на берег.

К концу совещания прибыли  лейтенант  Матисс,   сержанты  Родригес и Игнасио, а также боцманы, проводящие проверку моряков.  Выяснилось, что после бурной ночи на корабли не вернулись одиннадцать солдат и матросов. Все решили, что они просто заснули где-нибудь на берегу и не успели на отходящие шлюпки.  Поэтому лодки не были набиты солдатами – оставляли место для товарищей.  Хотели также оставить тяжёлое оружие, но Себастьян  де Белалькасар настоял на том, чтобы  хотя бы половина вошедших в группы солдат взяли с собой  арбалеты, аркебузы и   мушкеты, а также заряды к ним.

Лопоче  было приказано оставаться на судне. За что он обиделся – ведь он всегда старался сопровождать  своего хозяина в опасных ситуациях и не  раз выручал Себастьяна.

Но спорить не стал, так как знал, что это бесполезно.  Высадившись на пляж и оставив охрану у шлюпок, конкистадоры двинулись по широкой, хорошо утоптанной тропе, в сторону  ближайшего индейского селения.  Во время марша через лес, Себастьяна не оставляло ощущение того, что за отрядом кто-то следит.   Себастьян напряжённо вслушивался в звуки леса, но он не был местным жителем и  птичий гомон, крики обезьян не могли сказать ему ничего. Он остановился и, обернувшись, передал просьбу прислать ему индейца-переводчика, который шёл в центре колонны с Де Леоном. Сопровождающие его солдаты авангарда уже были в нескольких шагах впереди  него.  Вдруг он услышал тяжёлый вздох и глухой удар о землю  упавшего тела.

Резко повернувшись, он увидел, что один солдат из авангарда бьётся в конвульсиях на земле, другой, схватившись  рукой за шею,   медленно заваливается набок. Оставшиеся на ногах пехотинцы схватились за ружья и вертят головами, ища глазами цель.

«Стреляйте по кустам!» — крикнул Себастьян, бросившись вперёд.  Раздался залп из десятка ружей, в кустах кто-то вскрикнул и послышался треск  ломаемых веток под ногами убегающих людей.  Белалькасар кинулся к упавшим солдатам. У первого,  прямо  из левой глазницы,  торчала маленькая, длиной в указательный палец, стрела.  Он уже был мёртв.

Второй, с такой же стрелой , торчащей из шеи, силился что-то сказать, но губы, принявшие синеватый оттенок,  шевелились беззвучно, а вылезающие из орбит, полные боли и ужаса,  глаза, неотрывно глядели на Себастьяна. Подбегали солдаты из основной группы.

«Вперёд!»- закричал он и первым побежал по тропе, которая расширялась, открывая большую поляну, покрытую густой травой. Через несколько минут весь отряд сгрудился в центре поля, заняв  круговую оборону. Себастьян  протянул стрелу Де Леону.  Он впервые увидел действие индейского оружия, о котором только слышал – духовой трубки, заряжаемой отравленными стрелами. Здесь, в центре поляны,  конкистадоры были недосягаемы для этих стрел, но следовало ожидать обстрела из луков.  Кроме того, на вооружении местных индейцев были пращи – «йин-тун», метательные дротики «х-улче», а также копья «нааб-те»,  большие деревянные мечи со вставками их обсидиана – «макуавитли» и боевые топоры, с навершиями из того же обсидиана, меди, сплава меди с золотом или бронзы.

Вдруг в кустах, окружающих поляну, началось какое-то  движение и из леса стали выходить индейцы, окружая поляну плотным кольцом. Их были сотни и Себастьян понял, что живыми им отсюда не уйти.  Солдаты подняли ружья, изготовившись к стрельбе.  «Не стрелять!» — крикнул он и  повернулся к Де Леону. «Что будем делать?»  «Подожди. Смотри» — Они увидели, что со стороны деревни на поляну выступил отряд индейцев, в центре которого находился знакомый им касик.

Воины, окружавшие вождя, резко отличались от окружающих одеждой и головными уборами. На каждом из них был плащ, заколотый на правом плече – «тильмати»,  с полосатой каймой, украшенный богатой вышивкой. Кроме того, у каждого воина был круглый, покрытый яркими  узорами, щит и множество украшений из золота и нефрита. Костюм завершался большим головным убором из ярких птичьих перьев. Это были профессиональные солдаты  «хольканы», своего рода – гвардия местного вождя. Все они  обладали большим боевым опытом и прекрасной боевой подготовкой.

Дело в том, что среди  местных племён войны случались  постоянно, в основном, с марта по сентябрь,  в промежутке между  сельскохозяйственными работами.  Главной целью войн являлся захват пленных, для приношения жертв богам. Согласно верованиям, В своё время, когда людей ещё не было, боги отдали  свою кровь и из неё создали Солнце.

Как известно, жизнь возможна только благодаря наличию этого светила. И теперь боги постоянно нуждаются в компенсации  той крови, которую они отдали на столь нужное дело.  Так что благодарное Человечество должно постоянно отдавать свой долг – «нештлауалаи» — уплата долгов богам.  Если между жертвоприношениями случаются  большие паузы, Солнце может умереть, и, соответственно, умрёт Человечество.

Поэтому, если нет подходящего повода для настоящей войны, организуются, так называемые, «цветочные войны» внутри племени – без ненависти, обоюдного озлобления и излишних жестокостей.  Вроде  гладиаторских боёв.  Типа – «пусть проигравший плачет».  Но проигравшие не плачут, а с достоинством идут на алтарь («темала-китли»), где им вырезают сердце и отрубают голову. Есть ещё один очень серьёзный момент – богам нужна только абсолютно свежая кровь.  Поэтому убитый враг – бесполезен.

Для жертвоприношения годится пусть раненая – но обязательно живая жертва. Но и этого мало – капризные боги предпочитают кровь воинов и не простых – а известных, уважаемых.

Так что боевое мастерство воина заключается в победе над врагом с сохранением его жизни. Только после захвата первого пленника, молодой воин имеет право носить «тильмати».  После пленения второго – на плащ наносится кайма.  После третьего – нанести на «тильмати» первый узор и т.д. Когда плащ уже полностью украшен узорами – наступает  очередь награждения золотыми  и с нефритовыми украшениями, которые  играют ту же роль, что и наши медали и ордена. Так что, готовясь к сражению, воин облачается в «тильмати», на него, на руки-ноги и шею надевают украшения. Таким образом враг сразу вычисляет – кто перед ним.  К тому же это  —  ещё и психологическое давление на противника.  Ведь одно дело сражаться с новичком, и совсем другое – с опытным бойцом.

Вообще-то воины – особая каста с целым набором привилегий. Мечта каждого мальчика.  А для семьи – божий дар, возможность выбиться из бедности, стать уважаемыми  членами общества. Но , несмотря на трудности, простолюдин имеет шанс попасть «элиту».  Жрецы наблюдают за мальчишескими играми, драками и выбирают самых бойких, смелых, ловких для обучения и последующей воинской службы.  Во время серьёзных войн организуется «народное ополчение» из земледельцев.  Им выдаются  стёганые доспехи из многослойной хлопковой ткани.  В бою из ополченцев формируется два крыла – левое – под руководством батаба — помощника (часто – родственника) касика, правым крылом командует военачальник, который избирается на 3 года.  Центром —  «хольканами» — командует касик, «халач-виник».

Конкистадоры увидели перед собой войско, готовое к битве, в классическом построении. Де Леон неожидано вышел из  каре конкистадоров и,  не торопясь,  чётким шагом, двинулся по направлению к касику.  Себастьян в два прыжка присоединился к нему  и, взяв ногу, зашагал рядом с командиром к боевым порядкам противника. Их догнал индеец-переводчик.

Хольканы  раздвинулись и из их строя вышел касик и главный жрец. Сделав несколько шагов, они остановились, поджидая конкистадоров.  Офицеры остановились в двух шагах от касика и вежливо поклонились. Касик молчал.  Себастьян обратил внимание на боевую раскраску касика и его воинов, которая представляла собой красные и чёрные линии на лице.  Первым заговорил Де Леон:  «Великий Вождь! Я хочу извиниться перед тобой за то, что мы пошли в твой город без разрешения.  Но мы хотели вручить тебе подарки в благодарность за тёплый приём, который  встретили здесь, у тебя.  Кроме того, мы разыскиваем одиннадцать наших солдат, которые до сих пор не вернулись на корабли. Не мог бы ты приказать твоим воинам оказать нам помощь в поисках наших товарищей?»  Наступила долгая пауза.

Касик повернулся к своим воинам и что-то  сказал им.  Из толпы  хольканов выступили два воина, держа  за ручки плетённую корзину. Подойдя к Де Леону, поставили корзину и откинули крышку… Себастьян  заглянул в неё и ему стало плохо… На него смотрели мёртвыми глазами пять голов испанских солдат. Наступила тишина, которую прервал касик:  «Скажи, посланник белого касика, разве мы вас чем-нибудь обидели вчера?  Разве мы обидели чем-нибудь твоих воинов?

Почему эти твои хольконы напали вчера на наши дома? Вечером, когда мы с вами  праздновали нашу встречу, они ворвались в наш город, убили шестерых наших юношей, оставленных для защиты города, изнасиловали четырёх наших девушек, убили пять беременных женщин, сожгли десять наших домов… Мы их выловили и принесли в жертву нашим богам».

«А где остальные?» — спросил Де Леон.

«Остальных мы принесли в жертву богу дождя, Чаку. Они – в Священном колодце. А Вы должны немедленно уйти в море. Если утро застанет Вас здесь – Вы все умрёте».

С этими словами касик повернулся и пошёл к своим.  Через несколько минут все воины растворились в лесной чаще.

Испанцы молча шли через лес, оборачиваясь на каждый шорох.  Но, по-видимому, с дисциплиной у индейцев дело обстояло лучше, чем у конкистадоров и ни один воин не решился нарушить слово касика. До самого берега никто на солдат не напал. Моряки, охранявшие шлюпки, сказали, что сразу, после ухода отряда, из леса появилось много воинов.  Они окружили шлюпки плотным кольцом, но не вступали в переговоры, а стояли молча, чего-то выжидая.  Десяток человек, несмотря на наличие ружей, не смогли бы оказать сопротивления, поэтому сидели в шлюпках, мысленно  прощаясь с жизнью.

И только недавно прибежал из леса юноша, что-то сказал воинам и они ушли. Потрясение, испытанное солдатами было столь велико, что до самых кораблей никто не сказал ни слова, и слышался только плеск воды под форштевнями лодок и скрип вёсельных уключин. Сразу по прибытию на корабли, все офицеры были вызваны на «Санта Марию де Консепсион».

Совещание открыл Сеньор Хуан Понсе де Леон. Он обрисовал обстановку, сложившуюся в результате преступления, совершённого солдатами в отношении местных жителей, так тепло принявших их.  «Если бы кто-нибудь из этих мерзавцев остался в живых, я бы приказал повесить их на мачтах!» — в бешенстве выкрикнул он в конце речи. Его подчинённые впервые видели своего, всегда сдержанного  и немногословного командора, в таком состоянии.  Ни у кого из присутствующих не возникло ни тени сомнения в том, что Де Леон выполнил бы свою угрозу.

‘Помолчав, он обвёл взглядом офицеров: «Если что-нибудь подобное повторится – суровому наказанию подвергнутся и их непосредственные начальники!» — добавил он уже более спокойным голосом, в котором, однако, слышались стальные нотки.

Все поёжились. «А теперь давайте думать, что нам делать. Воды взяли всего по бочонку – думали, что стоянка будет долгая.  Продуктов тоже всего на несколько дней.  На берег, даже за водой, спуститься не можем.

 

 

Индейцы настроены очень решительно, драться они умеют.  Воспользоваться прикрытием  пушек не сможем – подойти ближе к берегу нельзя – сплошные мели. А на таком расстоянии большинство наших пушек просто не добьют. Индейцев много, очень много. Видимо, они получили подкрепление из соседнего города.  Песчанная полоса пляжа до леса узкая. Все мы будем досягаемы для дротиков, стрел и камней, которые в нас будут метать из леса. А мы не сможем стрелять прицельно, не видя противника.

Теперь прошу высказаться всем, кто имеет какие-либо соображения на этот счёт.  По традиции предоставим слово самому молодому командиру.  Саргенте Родриго, прошу Вас!».

Родриго вскочил и горячо заговорил: «Наши товарищи поступили подло – в этом нет сомнений. И я считаю, что своим поступком они заслужили самого сурового наказания. Но наказать их имели право только мы сами, а не эти дикари. Да ещё таким мерзким способом. Что они подумают о нас, если мы просто поднимем паруса и уйдём?  Они подумают, что мы струсили. А вдруг нам придётся высадиться здесь ещё раз? И или другим нашим товарищам? Я считаю, что безнаказанным убийство наших солдат оставлять нельзя! Предлагаю высадиться ночью на берег, дойти до города и уничтожить его!» —  Родриго сел.

Слово взял Себастьян де Белалькасар. Всё-таки он был командир всего воинского контингента:  «Я думаю, нам нужно смириться и уходить отсюда. Идти через лес, да ещё ночью?! Да индейцы перестреляют нас из леса.  Оставят только такое количество, которое будет им нужно для новой жертвы свои богам! Днём, как совершенно правильно сказал наш командор,  победить такое войско без поддержки артиллерии – невозможно! В лесу наши ружья можно будет использовать только как дубины!  А этого добра и у них хватает.  Я – за отступление!».

Де Леон слушал Себастьяна и поражался мудрости этого мальчишки. Несомненно, он рождён великим полководцем. Большинство офицеров поддержали предложение Белалькасара. Было решено с рассветом выйти в море и идти вдоль берега, на Юг — искать место для высадки. Ночью на кораблях погасили все фонари и утроили число наблюдателей.  На берегу , очевидно, тоже шла подготовка к возможному утреннему столкновению. Видны были далёкие огоньки, очевидно – факелы, находящиеся в постоянном движении.  Себастьян решил не спать —  что-то подсказывало ему, что ночью возможны «сюрпризы».

Но пока в небе стояла Луна, хотя и не полная, однако дававшая достаточно света, чтобы разглядеть движение каноэ на достаточном расстоянии от кораблей, можно было быть спокойным.  Однако часа за два до рассвета Луна опустилась за горизонт. Себастьян обошёл «Санта Марию» по периметру, проверил посты и велел наблюдателям удвоить внимание.  Сам он устроился на шканцах.

По его распоряжению был введён режим полной тишины. Неожиданно он почувствовал прикосновение к плечу.  Это был наблюдатель с марсовой корзины. Приблизившись вплотную к уху  Белалькасара, матрос прошептал: «Посмотрите» — и, взяв двумя руками голову Себастьяна, повернул её в нужном направлении.  Только хорошо приглядевшись, Себастьян заметил несколько фосфорецирующих пятен, медленно и совершенно бесшумно сближающихся с кораблём со стороны правого борта, повёрнутого к берегу. И порадовался собственной предусмотрительности – к противоположному  борту была пришвартована шлюпка с шестью раздетыми лучшими пловцами, вооружёнными ножами и сетями.

В случае приближения к кораблю индейцев-пловцов, их задача была, перебирая руками по борту, бесшумно приблизиться к туземцам и постараться, накинув сети, взять в плен хотя бы одного-двух. Но враг, сам того не ведая, облегчил их задачу. Понимая, что всё внимание испанцев будет приковано к участку водной поверхности между кораблями и берегом, они обходили судно по широкой дуге, стремясь  приблизиться к кораблю со стороны левого, противоположного  борта, где их поджидала команда шлюпки.

Вымазанные сажей, в тени нависшего борта, испанцы были для индейцев совершенно невидимы, поэтому их атака застала диверсантов врасплох. Двое были заколоты сразу, а троих, засунув в рот тяпки и накинув сети, тут же подняли на палубу и утащили на шканцы.

Операция была проделана блестяще!  Пленников  связали покрепче, лишили возможности издать хоть один звук и стали ожидать рассвета. Вскоре  море и  составляющее с ним одно целое, столь же чёрное  небо, были расколоты мечом наступающего рассвета, стремительно расширяющаяся рана  стала наливаться кровью утренней зари, на кораблях сыграли побудку, по палубам зашлёпали босые ноги матросов, раздались команды офицеров и боцманов, заскрипели кабестаны, поднимая якоря, и, как крылья огромных птиц, зашуршали, раскрываясь, белые полотнища парусов. Только сейчас все увидели множество индейских каноэ, сгрудившихся в мангровых зарослях Северного мыса бухты..

Первой снялась с якоря «Санта Мария де Консепсион», в кильватер к ней пристроились «Сантьяго» и «Сан Кристобаль» и, набирая ход,  флотилия пошла на Юг.

В каюте командора допрашивали пленных.  Выяснилось, что плыли они к кораблям, держась за небольшие, надутые воздухом, кожаные мешки, к которым было привязано их оружие – ножи, духовые трубки, дротики и копья. Их задача была – забравшись на палубу самого большого, и, как предполагалось, спящего,  корабля, дать сигнал,  ударив кремень о кремень, чтобы вызвать сноп искр, что будет сигналом для их соплеменников, набившихся в каноэ, которые со всей возможной скоростью пойдут на абордаж.  А  пловцы должны были завязать бой на палубе, истребляя солдат до подхода основных сил.

Берег поворачивал к Востоку.  Стало ясно, что это либо очень большой остров, либо, как Флорида – полуостров. Однако, Хуан Понсе де Леон не мог никак не мог расстаться с мечтой, и стоял на своём – эта земля и есть вожделенный остров Бимини.  Поэтому флотилия шла, держась как можно ближе к берегу, выискивая место высадки.  Ведь запасы воды подходили к концу, провизии – тоже.  А главное, необходимо было  сделать попытку поисков чудодейственного источника.

Наконец  была замечена небольшая, но глубокая бухта с впадающей в неё рекой. Бросили якоря.

На этот раз отряд солдат, участвующих в высадке, прошёл инструктаж, все были металлических доспехах, с заряжёнными ружьями, но носу каждой лодки была закреплена кулеврина. Но едва,  высыпавшие из лодок солдаты,  прочертив  глубокие борозды, вытащили шлюпки до половины на песок, как раздался многоголосый клич,  из леса выбежала густая толпа воинов, и, угрожающе потрясая копьями, палицами и другим оружием, устремилась к лодкам. Одновременно, из затенённой мангровыми зарослями лагуны вылетело несколько десятков боевых  каноэ с совершенно ясной задачей – отрезать шлюпки конкистадоров от кораблей.  Белалькасар сразу оценил  план индейских военачальников и его исполнение.

По его команде аркебузиры и мушкетёры заполнили промежутки между лодками линией, глубиною в три ряда таким образом, чтобы не мешать стрельбе из кулеврин и изготовились к бою.  Оставшиеся солдаты таким же строем сосредоточились у кормы ближайшей к атакующим шлюпки. Ими командовал Матисс. Грохнули кулеврины, осыпав  индейцев картечью и произведя страшные опустошения в их рядах.  Затем – залп первой шеренги стрелков, которые сразу сместились в заднюю шеренгу, торопливо заряжая ружья, тут же – второй шеренги … Наткнувшись на стену огня, атакующие остановились, их боевые порядки смешались, началась паника,  первое знакомство с огнестрельным оружием для многих стало последним. Оставшиеся в живых бегом кинулись к лесу. В

это время мушкетёры Матисса расстреливали каноэ, несколько пушечных выстрелов с ближайшего к театру военных действий «Сантьяго» заставили армаду уцелевших каноэ развернуться и спасаться на берегу. Казалось, бой окончен.  Вдруг из леса взвилась туча стрел, камней  из пращей и дротиков, запускаемых с помощью копьеметалок (это незатейливое приспособление  увеличивает дальность полёта  дротика до 180 метров и ударную силу более, чем в десять  раз).  Несколько солдат упали и слова команды о преследовании, чуть не сорвавшиеся с губ Себастьяна, так и не были произнесены.

Вместо этого  прозвучала команда подобрать  раненых и убитых  и грузиться в шлюпки.  Четверо  из солдат, раненых стрелами, скончались ещё до кораблей – стрелы были отравленными. Остальным семерым, получившим ранения различной тяжести,  повезло больше.

Главная загадка, заставившая Себастьяна ломать голову – каким образом индейцы этих мест узнали о подходе эскадры и сумели подготовиться к встрече испанцев.  По-видимому,  получили известие от касика города, где произошли описываемые выше события. Для передачи срочных депеш , у индейцев существовала почта —  бегуны – «хаски». На совещании было принято решение покинуть негостеприимные берега и идти на Пуэрто-Рико. Сеньор Хуан Понсе де Леон так и не узнал, что открыл полуостров  Юкатан и первым из конкистадоров познакомился с Великой индейской цивилизацией Майя.

Корабли пошли на Северо-Восток, с целью по-пути  исследовать западный берег Флориды, но не учли силу Флоридского течения, которое прижимало их к Югу и Главный Кормчий флотилии, Антон Аламинос, вдруг с удивлением обнаружил, что эскадра находится вблизи Северо-Западной оконечности Кубы. Но корабли уже вошли в  мощное  Флоридское течение,  являющееся продолжением Антильского течения, проходящее между Флоридой и Кубой в Юго-Восточном направлении, а к Северу от Багамских островов, вливается в уже известный им Гольфстрим.  Благодаря этому течению, очень быстро достигли большого острова Андрос, где запаслись водой и провизией, приобретённой путём обмена у местных индейцев, к счастью, не знающих о «подвигах» конкистадоров на той стороне Мексиканского Залива.

От острова Андрос корабли  пошли на Восток вдоль Архипелага Флорида-Кис, ища проход на Север, чтобы исследовать Западное побережье Флориды, но это им не удалось, зато открыли остров Большой Багама, где задержались, занятые кренгованием и затем легли на курс на Пуэрто-Рико.

Поскольку маршрут проходил невдалеке от берегов Эспаньолы, решили зайти в Санто-Доминго, чтобы высадить Себастьяна де Белалькасара и Матисса и, кроме того, доложить об итогах экспедиции вице-королю, Диего де Колумбу. Сержант Родриго решил продолжить  путь до Пуэрто-Рико.  Сеньор Хуан Понсе де Леон пообещал добиться ему Патента тененте (лейтенанта).  Ему очень нужны были опытные офицеры для будущей экспедиции.  Кроме того, Родригес  делал большие успехи в изучении индейских языков, что могло понадобиться даже больше, чем отвага и воинская доблесть молодого офицера.

18 августа флотилия подошла к острову Эльютера.  Остановились для отдыха и пополнения запасов воды. Де Леон собрал офицеров со всех судов.  «Итак, мы выходим отсюда курсом на Пуэрто-Рико.  По пути должны зайти на Эспаньолу. Но у меня просьба  к капитанам кораблей – де Леон помолчал – нужно, чтобы одно судно прочесало все окрестные острова. У меня такое чувство, что  остров с чудотворным источником где-то здесь, рядом! Я понимаю – все мы устали. Экспедиция далась нам нелегко.  Мы потеряли многих солдат и моряков. Но может быть, этот остров вон там, за тем коралловым рифом.  Или вон там, за той скалой…. И его откроет кто-то другой!  Я предлагаю решить этот вопрос так: команда судна, на котором будет продолжена экспедиция,  будет собрана их добровольцев.  Если желающих будет мало – всё решит жребий. Тем, кто пойдет в этот поход – двойное жалование за всё время пребывания в поисках.  С этим кораблём пойдёт Главный Кормчий, сеньор Антон  Аламинос. Итак, Кабальерос?!».

В помещении застыла  напряжённая тишина. Скрипнул стул,  поднялся капитан  «Сан Кристобаля»,  Хуан Перес де Ортубио.  «Я согласен!».

Все облегчённо вздохнули. Сеньор  Хуан Понсе де Леон подошёл  к капитану, положил руки на плечи  «Сеньор Капитан, мы все Вам очень благодарны.  Будьте уверены, о Вашем подвиге будет доложено  непосредственно  Его Величеству.  Прямо сейчас начинайте набирать команду».

С утра команды всех кораблей флотилии были направлены на «Сан Кристобаль» для помощи  в подготовке к продолжению похода. Ведь и «Санта Мария де Консепсион», и «Сантьяго» шли домой, а «Сан Кристобалю» предстояло  плавание  в-одиночку, которое могло затянуться на месяцы. Поделились продуктами и оружием.  Через четыре дня ремонтные работы были закончены.  Священник, редко выходящий из своей каюты на протяжении всей экспедиции, страдающий от какой-то внутренней болезни, исхудавший, с потухшим взглядом, провёл  богослужение, благословил моряков.   Корабли снялись с якорей и на выходе их бухты  легли на курс. Уже через час «Сан Кристобаль» скрылся из глаз. А они шли домой! На этот раз скорость была небольшой, так как шли против течения.

Где-то на шестнадцатый день по правому борту показалась земля.  Это была Эспаньола. Теперь шли вдоль берега тем же путём, что и год назад. Себастьян вспоминал Густаво, как они стояли у правого борта плечом к плечу и старший товарищ рассказывал ему об острове, о Санто-Доминго… Ему было грустно и одиноко. Как бы чувствуя это, подошёл Матисс и стал рядом.  Они молчали – каждый о своём. Как всегда, в такие минуты, Себастьяну вспомнился серебристый смех,  золотые волосы, бирюзовые глаза и тот, единственный, прощальный поцелуй…

Как-то так, удачно, вышло, что корабли вошли в залив Санто-Доминго на рассвете. Когда закрепили якоря, прямо  из океана выпрыгнул оранжевый мяч Солнца – самое лучшее время в тропиках. Все начали готовиться к выходу на берег. Но нужно было ждать прихода шлюпки с портовыми  властями.

 

 

Судьба конкистадора — книга 1, часть 7

С утра припортовая площадь стала заполняться народом. Очевидно, слух о приходе кораблей,  уже начал распространяться по острову.  Появление кораблей для жителей портовых городов Латинской Америки – всегда радостное событие.  Следовало ожидать, что уже к обеду на площади соберётся значительная часть горожан.  Некоторое оживление у причала Капитании, уведомило экипажи «Санта Марии де Консепсион»  и  «Сантьяго», что готовится к выходу  шлюпка портовых властей.

И в самом деле, вскоре  в поле зрения моряков появился  переполненный вёсельный катер Капитана Порта. С равномерными  взмахами вёсел, расстояние между шлюпкой и кораблями, быстро сокращалось.  Команды выстроились на палубе, за борт  «Санта Марии де Консепсион» сброшен трап. На борт судна поднялся Сам Вице-Король  Индий, Диего де Колумб со свитой и портовыми властями. Себастьян, стоя среди офицеров, пытался в разглядеть среди поднявшихся на палубу,  хоть одно знакомое лицо .  И увидел!  Радостно улыбаясь, ему делал приветственные знаки Тененте Хуан Гонсало де Сеговия!

После приветственной речи Сеньора Диего де Колумба и проповеди Архиепископа, когда была дана команда разойтись, сослуживцы кинулись навстречу друг другу.

 

 

Они обнялись.  У Себастьяна было множество вопросов. Но Хуан перебил его:  «Сеньор, у меня для Вас есть большой-большой сюрприз!» И тут же, как бы спохватившись, изобразив  на лице безразличие, стал подробно рассказывать о строительстве Кафедрального Собора, которое должно закончиться к Рождеству, сколько  ушло каменных блоков на возведение его стен, о проблемах, вызванных недавним сильнейшим Ураганом и прочих интересных деталях  в жизни Санто-Доминго во время девятимесячного отсутствия Сеньора Себастьяна де Белалькасара… Он , конечно, не замечал того, как приплясывает не месте от нетерпения Тененте –майор,  ожидая обещанной новости-сюрприза… Подозрительно глянув в лицо собеседника, Себастьян  заметил чёртиков, прыгающих в его глазах и понял, что его разыгрывают.

По-видимому, сам  лейтенант  с трудом сдерживается,  чтобы  не выпалить какую-то  сногсшибательную новость. Всем своим видом изобразив скуку и с трудом подавив зевок,  Белалькасар, движением руки остановил красноречие друга : «Лейтенант, я, пожалуй, пойду.  Наверняка сейчас будут собирать офицеров!» и Себастьян, повернувшись, сделал шаг в направлении группы военных, с интересом слушающих  чиновника  из свиты Вице-Короля.  Этого Хуан Гонсало де Сеговия выдержать не смог. Выскочив перед Белалькасаром,  загородив ему путь, лейтенант вопросил: «Как, Вы не хотите услышать новость?! А она, между прочим, непосредственно касается Вас!»

«Ну, что там у тебя?  Давай, рассказывай!» — неохотно откликнулся Себастьян.

«Сеньор был знаком с девицей по имени Розалия?» — «Да, что-то припоминаю… А в чём, собственно, дело?»

«Да понимаете … Несколько дней назад она родила симпатичного мальчишку! И, судя по тому, что родился он со шпагой в руке, некоторые несерьёзные люди пришли к выводу, что он очень похож на Тененте-Майора!»    Дааа… Это была новость!… Себастьяну вспомнилась хорошенькая креолка, её восхищённый взгляд после укрощения того наглеца, незабываемая ночь и его , отнюдь не орлиный,  полёт , во время которого он добросовестно пересчитал затылком все четырнадцать ступенек  деревянной лестницы…

Прощальный поцелуй , подарок и просьба вернуться живым…  Себастьян был ошарашен неожиданным известием и никак не мог собраться с мыслями.

«Послушай, Хуан, я бы хотел их увидеть… малыша и мать.  Но я ведь просто не найду её дом!»  «Сеньор, не извольте беспокоиться. Думаю, искать её Вам не придётся. Вы, небось, забыли, что в Санто-Доминго остались преданные Вам солдаты, которые никогда не забывают своего командира. Можете поверить, Ваша подруга не испытывала никаких трудностей  всё это время.  И могу лично заверить, что вела она себя весьма достойно».

К ним подошёл офицер из Вице-Королевской  свиты: «Кабальерос, Вас ждут!» и, поклонившись, сделал приглашающий жест рукой. В каюте Сеньора Хуана Понсе де Леона, несмотря на её солидные размеры, было тесно.  Стол пришлось удлинить приставленными с двух сторон меньшими по размеру. Слуги суетились, расставляя разнокалиберные стулья и скамьи, тарелки, бокалы. Окна были открыты и сквозняки разгоняли жару.  Вдруг, как по мановению волшебной палочки, голоса стихли. Из небольшой комнаты-спальни Командора, вышли Вице-Король,  Диего де Колумб и Хуан Понсе де Леон, для которых были поставлены два кресла во главе стола. Пока все рассаживались (де Леон показал Себастьяну на стул рядом с собой), а слуги разливали в бокалы вино и ставили блюда с различной снедью, Вице-Король и Командор о чём-то беседовали вполголоса. Себастьян  пару раз  ловил  на себе заинтересованный взгляд   Диего де  Колумба.

После короткой молитвы и традиционного тоста за здоровье Их Величеств, короля и королевы Испании, слово взял Вице-Король, поздравивший присутствующих с возвращением из дальнего и опасного похода, затем попросил Себастьяна встать: «Кабальерос!  Я не буду представлять Вам КАПИТАНА Себастьяна де Белалькасара – о нём в Индиях ходят легенды и, думаю, нет за этим столом человека, который о нём не слышал. Да-да,  Вы не ослышались – именно КАПИТАНА! Властью, данной мне Их Королевскими Величествами, завтра будут подписаны необходимые документы, подтверждающие высокий воинский чин.  Из всех походов, которых ему выпало предостаточно, несмотря на его юный возраст, он возвращался с честью и славой, добиваясь максимального результата при минимуме потерь. Со своей стороны,  выделяю  Капитану  «Репартимьенто» — земельный участок вместе с проживающими на нём семьями Таино.

Виват Капитану Себастьяну де Белалькасару!»  Офицеры вскочили и под низкими сводами каюты пронеслось оглушительное многоголосое «Виват! Виват Виват!» Себастьян стоял, весь красный от смущения, чокаясь своим бокалом со всеми, тянущимися к нему через весь стол, офицерами.

 

Застолье было коротким. Было объявлено, что все офицеры экспедиции приглашаются во Дворец на обед.  Себастьян с Хуаном вышли из каюты на шканцы. Себастьяну было приятно, что Хуан совершенно искренне радовался новому воинскому званию своего командира. В борт корабля ткнулась шлюпка, пришедшая с «Сантьяго», над бортом появилась улыбающаяся физиономия  запыхавшегося Матисса.

Он ещё с утра переслал свои вещи  на «Санта Марию де Консепсион», поскольку хотел получить свои деньги и съехать на берег вместе с Белалькасаром. Подбежал к Себастьяну и стиснул друга в своих могучих объятиях.

После этого пришла очередь Хуана Гонсало де Сеговия.  С трудом освободившись от объятий  Матисса и изобразив на лице строгость, Хуан обратился к  Матиссу:  «Тененте, будучи одного с Вами воинского звания, но старше Вас по производству, должен сделать Вам выговор за вопиющее нарушение субординации.

Несмотря на давнее Ваше знакомство с КАПИТАНОМ (Хуан сделал ударение на этом слове) Себастьяном Мойяно де Белалькасаром, у Вас нет права на такое  вольное обращение с офицером столь высокого ранга! Потрудитесь извиниться перед КАПИТАНОМ  Сеньором Себастьяном Мойяно де Белалькасаром!»

Привыкший к воинской дисциплине, лейтенант Матисс тут же вытянулся в струнку и с окаменевшим лицом повернулся к Себастьяну, который решил подыграть Хуану и, сурово насупившись, окинул подчинённого холодным взглядом: «Сеньор Тененте, Вы перешли все границы допустимого! Я мог бы вызвать Вас на дуэль или обратиться к Вице-Королю с просьбой лишить Вас чина тененте и разжаловать в сержанты» —  Тут новоиспечённый капитан глянул на потрясённого Матисса и с трудом удержался, чтобы не прыснуть от смеха  – «Но, будучи наслышан о Вашей воинской доблести, ограничусь дисциплинарным взысканием!» — и, сделав небольшую паузу, закончил разнос: «Потрудитесь раздобыть бутылку хорошего рома!» . «Си, Сеньор!» — только и смог выдавить из себя старый служака.

Больше Себастьян не мог терпеть и согнулся пополам от хохота, который был поддержан Хуаном.

Ничего не понимающий лейтенант взглянул на держащегося за живот, икающего и всхлипывающего Хуана и корчившегося в конвульсиях, Себастьяна, нерешительно улыбнулся, потом засмеялся и вскоре все, толпящиеся на палубе моряки и офицеры всё своё внимание обратили на хохочущую троицу.  Смех, как известно, заразителен, как зевота, и вот уже вся толпа корчилась от смеха.

После отхода катера с Диего Колумбом и его свитой (Хуан выпросил разрешение остаться с друзьями на «Санта Марии») к Себастьяну подошёл слуга Де Леона и пригласил офицеров в  каюту  Командора.  Де Леон, указав на стулья,  велел слуге принести бутылку «Королевского Рома». «Итак – обратился он к подчинённым – нам приходится расставаться… Но, надеюсь ненадолго.  Я собираюсь организовать ещё одну экспедицию во Флориду и надеюсь, вы примете в ней участие. Должен вам сказать, что чрезвычайно доволен вами, Капитан и Вами,   Тененте.  Сеньор Матисс, я подал Вице-Королю представление на присвоение вам воинского звания «Тененте – Майор».  Сеньор Белалькасар, я не припомню в истории Испанского Королевства ни одного случая получения столь высокого звания в столь юном возрасте.  Поздравляю Вас.  Кабальерос, давайте поздравим Сеньора Мойяно де Белалькасара и выпьем за его здоровье! Виват Капитану де Белалькасару!» —  Офицеры чокнулись и выпили свои бокалы до дна.

«Сеньор, Вы ехали в Индии за Славой и Золотом, не так ли? Первое Ваше желание выполнено – уверен, никто не завоевал такой Славы в Вашем возрасте. Теперь – деньги.  Вот Ваша доля.  Помню, мы договорились о 800 золотых песо.  Но я счёл справедливым, округлить эту сумму до тысячи песо – считайте – это премия за огромный вклад в наше счастливое возвращение». —  Де Леон встал и скрылся за дверью своей спальни.  Вернулся с двумя кожаными наплечными сумками.

Ту, что побольше,  придвинул Себастьяну:  «Здесь ровно тысяча – половина в слитках, другая – в монетах, пересчитайте. Там же сто песо Вашему оруженосцу.  Тененте Матисс, в этой сумке 600 золотых песо. Это тоже – с премией. Вот видите, и второе ваше желание исполнилось, что, конечно, тоже нужно отметить!» — и Командор поднял бокал.

Офицеры вышли на палубу.  Себастьян оставил их «на минутку» — ему не терпелось заглянуть в сумку 1 000 золотых песо! Он никогда не видел, не только не держал в руках такой суммы! Вбежав в свою каюту, он увидел, что Лопоча уже почти собрал вещи.

«Лопоча, прими это от Капитана Де Белалькасара!». —  И Себастьян отсчитал сто песо в сложенные лодочкой ладони слуги. —  Лошадь готова?».

«Си, Сеньор!»

После отхода катера с портовыми властями и свитой Вице-Короля,  к «Санта Марии де Консепсион» подошли четыре  больших шлюпки с гребцами  и отбуксировали каракку к причалу. Давно Себастьян не видел такого большого числа «цивильных»  людей на такой небольшой территории, какой являлась  привокзальная площадь.  Солдаты оградили канатами проход между трапом корабля и выходом с площади, но и при этом вынуждены были силой удерживать народ. Кто-то пустил слух, что на кораблях экспедиции привезли несметные сокровища, и каждый из столпившихся на площади надеялся что-нибудь продать, купить, получить в подарок,  или  и просто украсть. Лопоча свёл на причал Жизель. Себастьян и Матисс погрузили не неё часть поклажи и, в сопровождении Хуана Гонсало де Сеговия,  направились к выходу с площади.

Хуан вертел головой, как будто высматривал кого-то. Внезапно схватил Белалькасара за руку: «Сеньор, посмотрите, кто там стоит! Вон там, под тем навесом, рядом с обувной лавкой!  Видите?  Вам никого не напоминает эта красавица? Со свёртком в руках? Интересно, что у неё там, в том свёртке?…» — но Себастьян уже увидел Розалию, стоящую с прижатым к груди ребёнком, завёрнутым в розовое одеяльце. Она тоже увидела Себастьяна, но не шелохнулась, только чёрные глаза стали ещё больше. Себастьян оценил её такт – она давала ему выбор – игнорировать её или подойти, признав тем самым знакомство с ней. Себастьян решительно двинулся к ней, протискиваясь сквозь плотную толпу.

Подойдя к девушке, он увидел уже не только глаза, но и всю её изящную и в то же время крепкую фигурку, и мысленно вынужден был признать, что после рождения ребёнка она стала ещё красивее. Он остановился на расстоянии вытянутой руки, не зная, как себя вести дальше. Розалия медленно,  неуверенным движением, протянула ему свёрток, который Себастьян  осторожно взял в руки и поразился его лёгкости.

Малыш смотрел на него во все глаза, издал какой-то «гукающий» звук, вроде того, который издают голуби, сидящие на ветке и вдруг … улыбнулся беззубым розовым ротиком, пустив при этом пару пузырей…  Незнакомое чувство охватило Себастьяна, этого жёсткого, несмотря на молодость, закалённого кровью в боях, воина. Он не смог  бы передать это чувство никакими словами – да и существуют ли такие слова? От прилива нежности у него перехватило дыхание. Он чувствовал, что это  крошечное,  беззащитное существо, взяло над ним безграничную власть. Белалькасар  поцеловал  тёплый лобик, пощекотав маленького уже отросшими бородкой и усами, ребёнок ещё шире улыбнулся и засучил ножками под одеяльцем… Ощутив  маленькую руку Розалии на своём плече, свободной рукой обнял её за талию и они, не сказав ещё ни слова друг другу, направились к воротам, где их ждали друзья.

Себастьян представил Розалии Матисса и Лопочу и Жизель. «Кабальерос, думаю, вы сможете сейчас оставить свои вещи в офицерских казармах, где жили по прибытию на Эспаньолу и поторопиться на обеду  во  Дворец.  Там наверняка вам будет предложено место для проживания.  Сеньорита Розалия может пока расположиться в моём доме – я живу там же, где жил после  возвращения из похода на карибов. Там же пока разместим Лопочу, Жизель устроим в офицерскую конюшню. Я ведь тоже приглашён на обед» — сказал лейтенант.

«Послушай, а чем ты сейчас занимаешься?» — спросил Белалькасар Хуана.

«Разве я не говорил? Я  — в гвардии Вице-Короля».

Обеденный зал Дворца был переполнен – приглашены были не только Губернатор острова и его администрация, офицеры с прибывших кораблей, но и офицеры гарнизона, гвардии, деловая элита города Санто-Домиго.  Официальным поводом стало чествование Сеньора Хуана Понсе де Леона и членов экспедиции, открывших для Испанской Короны новые земли – Флориду и множество островов.  После первых тостов, Диего де Колумб,  Командор  Де Леон  и Главный  Кормчий экспедиции, Антон Аламинос, уединились в кабинете для подробного доклада по результатам похода.  Остальные гости расслабились, каждый занимался чем хотел, кто ел, кто пил, кто более или менее успешно совмещал эти два занятия.  Группа офицеров, в которую входили и наши друзья,  совмещали даже три занятия – кроме первых двух ещё и разговором.  Тем более, что у всех было много вопросов друг к другу.

Двое молодых лейтенантов, прибывших из Метрополии с пополнением, не сводили восторженных  глаз с Себастьяна – ведь легенды о его подвигах стали  составной частью местного фольклора. Надо сказать, что Белалькасар начал привыкать к уважительному отношению со стороны опытных офицеров и обожанию молодых конкистадоров.

Подражая своему кумиру, Густаво, говорил не торопясь, весомо, чему помогало то, что когда он говорил, в компании наступала тишина.  Рассказывал о Земном Рае, Флориде, удивительных морских животных Черепашьих островов, боях с индейцами острова Бимини (так участники похода  называли, вслед за Командором,  открытый ими большой остров, о котором ещё мало что знали, включая и то, что это не Бимини, а Юкатан, и  не остров, а полуостров). В это время раздался голос: «Капитан Де Белалькасар, Вас к  Его Светлости,  Вице-Королю!» — В сопровождении штаб-офицера, Себастьян вошёл в знакомый ему  кабинет и, поклонившись, остановился у дверей. «Проходите, Капитан, не стесняйтесь.

Присаживайтесь!» — Диего де Колумб указал в кресло напротив. Вошла хорошенькая негритянка, поставила на столик между ними кофе, вазу с засахаренными фруктами и удалилась.

« Капитан, я горжусь Вами и считаю Вас одним из лучших своих офицеров. У меня к Вам вопрос – чем бы Вы хотели заниматься на Эспаньоле?  Мне бы ОЧЕНЬ (Де Колумб сделал ударение на этом слове) не хотелось бы, чтобы Вы вышли в отставку или вообще из армии. В то же время я понимаю, что за эти два года Вы очень устали.  Мне бы хотелось, чтобы Вы чистосердечно  поделились со мной  Вашими планами, а если их у Вас нет,   то своими пожеланиями. Итак?»

Себастьян помолчал, собираясь с мыслями. «Ваша Светлость, если честно, я действительно очень устал.  Но при этом мне вовсе не хотелось бы бросать армию.

Если мне удастся отдохнуть, я готов к службе.  Впрочем, если я нужен Вам сейчас – я к Вашим услугам!».  «Капитан, у меня к Вам предложение. Я ведь объявил Вам о том, что предоставляю Вам Репартимьенто. В каком месте Вы хотели получить асиенду?  Я думаю, поближе к морю и Столице?  Я почему спрашиваю… Сейчас …»  Де Колумб встал, подошёл к стойке в углу у окна, где стояли в рулоны свёрнутые карты.  Покопавшись среди них, вытащил один.  Подойдя к столику, отодвинул чашки из-под кофе и вазу, расстелил карту. Себастьян положил руки на углы, чтобы карта не сворачивалась. «Вот, смотрите: это  Санто-Доминго, где мы сейчас находимся. Вот,  всего в 18 милях от Санто-Доминго – вот, видите, мы идём вдоль берега на Юг – в пойме реки городок Сан-Кристобаль. Он был заложен Моим дядей, Бартоломе Колумбом в 1496 году. Здесь есть большой участок, недалеко от моря.  Живёт здесь около сотни Таино.  Всего 9 семей – ну, Вы знаете, у них семьи большие.  По закону  «Энкомьенды», введённому Их Королевскими Величествами в Индиях в 1503 году, это Ваши  работники.  Вы должны  о них заботиться.  Договоритесь с Падре Антонио  –  там, в Сан-Кристобале есть церковь, поставленная ещё дядей. Они обязательно должны стать христианами.  И каждую неделю ходить в церковь.  Вам нужен Управляющий.  Найдите, чтобы внушал доверие, чтобы не очень давил Таино.

Тут сейчас много – из Европы.  Есть такие, кто и Саламанку окончили..     А то Таино мрут, как мухи. Прикупите  нескольких негров.  Их навезли сюда много. По всем вопросам можете прямо ко мне обращаться.  Когда отдохнёте будете служить в моей личной охране.  И готовить солдат.  Репартимьенто – за счёт казны.  Начинайте строить дом. Поможем с материалами подешевле. Где Вы остановились?  Ещё нигде?  Помогу, пока построите дом.   Подойдите к этому окну?  Видите  — там, в глубине двора небольшой двухэтажнай дом.  Он у меня для гостей.  Поживёте пока там. Какие есть вопросы?».  «Сеньор, простите … не знаю, как сказать… У меня… То есть, конечно, не у меня… У моей подруги за время моего отсутствия, родился ребёнок.  Мальчик…Мой мальчик…» — и Себастьян замолк, не в силах преодолеть смущение.

«Ну что ж Капитан.  Примите мои поздравления! И я очень рад этому обстоятельству.  Вот теперь Вы так просто отсюда не уедете! Вы мне здесь нужны. Конечно же, поселяйтесь семьёй.  Пришлю Вам служанку – поможет по хозяйству.  Да и с ребёнком.  Да-да, я помню – у Вас есть оруженосец. Ну, простите, отдельных апартаментов для него не имею.  В домике есть маленькая комнатка.  Обычно там хранится одежда. Я распоряжусь.  Пусть там живёт. Лошадь поставите в мою конюшню. Ещё что?»  «Со мной всё время служит тененте , Николас Матисс. …»

«А, да, я знаю. Это такой, здоровый парень? Производит  хорошее впечатление. У меня на столе представление на него.  Сегодня подпишу.  Пусть пока живёт там, где живут офицеры.  Я возьму его в Гвардию. Весьма похвально, что Вы так заботитесь о своих друзьях и подчинённых. Всё? Можете идти, капитан!»

Когда Себастьян прибыл в казармы, где его ожидали Розалия с ребёнком,  Матисс, Лопоча, Хуан, а также радостно встретивший его сержант  Хавьер де Кавендиш, так хорошо показавший себя в прошлом году  в известной операции против карибов, там уже всё было готово к переезду .

Взятая напрокат у артиллеристов, большая коляска, запряжённая парой мощных  лошадей, была загружена вещами, оставленными до отправления на Кубу, в том числе и капитаном Густаво (Себастьян взял на себя обязательство переслать их в Испанию семье Густаво при первой же возможности), а также не очень объёмным скарбом из домика Розалии.

Розалия всё это время, в основном, молчала — очевидно ещё не пришла в себя после встречи. Всё её внимание распределялось между  двумя  объектами – ребёнком  и Себастьяном. При каждом удобном случае она прикасалась к Белалькасару, как бы стараясь убедиться, что всё происходит наяву. Все офицеры ехали на лошадях, коляской правил Лопоча. Домик находился в глубине большого сада, окружающего Дворец. Поэтому въехать  туда можно было через задние ворота.  Предупреждённая стража тут же широко открыла ворота, пропуская «обоз» (как шутливо назвал компанию Матисс).

Домик оказался небольшим, но уютным.  В дверях их встретила  белозубой улыбкой служанка, миловидная, одетая по-европейски, женщина Таино лет тридцати пяти. «Меня зовут Абекуна» — представилась она почти без акцента – «Я буду Вам помогать». Пока мужчины разгружали коляску, она провела Розалию в небольшую, но необыкновенно чистую комнату с большой кроватью под балдахином, застланной чистым бельём, огромным окном и большим зеркалом в бронзовой, великолепной работы, рамой.

С правой стороны кровати висел маленький детский гамачок, который удобно было качать.  Тут же стоял  изящный столик и два больших кресла с Вице-Королевским гербом на резных спинках. Герб  Вице-Короля, пожалованный его отцу Их королевскими Величествами, Королём Фердинандом  и Королевой Изабеллой внушал уважение – Замок  Кастилии, Лев Леона, изображение открытых им островов и пять якорей – символ адмиральского звания.  Почти так же выглядела находящаяся напротив комната Себастьяна.

Прямо у входа в домик располагались друг напротив друга две маленьких, но весьма уютных комнатки.  В одной жила служанка, Абекуа, другая была приготовлена для Лопочи.  Пока Лопоча размещал Жизель в вице-королевской конюшне, а потом помогал  Абекуа  размещать вещи, , Себастьян и Розалия с младенцем, провожали друзей до ворот.  День был настолько насыщен событиями, что все буквально валились с ног от усталости, даже есть не хотелось. Договорились встретиться утром и поехать осматривать пожалованное  Себастьяну  поместье  (Репартимьенто) в Сан-Кристобале.

После лёгкого ужина, поданого служанкой в маленькой столовой, все разошлись по своим комнатам. Всё стихло.  Себастьян лежал на прохладных, чистых простынях и прислушивался к каждому звуку.  Слышал лёгкий скрип деревянной кровати в комнате Розалии, когда она поворачивалась с одного бока на другой. Через какое-то время скрип повторялся. Он томился, но его охватила неуверенность и робость, он просто не представлял себе, что  должен делать …

Вдруг раздался медленный, еле слышный скрип другой тональности. Слух  и зрение обострились  до предела – он услышал, как открывается дверь его комнаты  и при свете звёзд, пробивающемся сквозь плотные шторы на окне, разглядел  чуть светлеющий силуэт … Спружинил матрац, принимая  в себя тяжесть  чьего-то тела,  его обвили горячие руки, Розалия прижалась к нему всем своим жарким, упругим телом, а губы зашептали что-то, что нельзя было услышать, а только почувствовать…

Себастьяна  разбудил яркий солнечный луч , как золотой прутик, пробивший плотную ткань с единственной целью – воткнуться ему в правый глаз. Себастьяну было так хорошо, что хотелось вскочить, широко открыть окно и закричать от избытка чувств! Но он не мог – на его левом  плече лежала голова Розалии и так не хотелось её будить! Осторожно, затаив дыхание, заменил собственное плечо подушкой, оделся и вышел на крыльцо.

Сад был наполнен запахом цветов и птичьим гомоном. Он попытался разобрать птичьи голоса, но все они были ему незнакомы. Сумел узнать только гуканье дикого голубя.  Спрыгнул с высокого крыльца, сорвал плод гуайявы и, почистив о рукав рубашки, съел. Со стороны конюшен показался Лопоча:  «Сеньор, Жизель готова. Абекуа приготовила завтрак.  Он на столе в зале. Скоро приедут кабальерос».  Тут ему вспомнилось, что он с вечера не слышал голоса малыша, хотя вечером он немного покапризничал. Зашёл в комнату Розалии.  Но гамачок был пуст! Бросился к выходу и чуть не сбил с ног выходящую из своей комнаты Абекуа.

Индианка улыбнулась ему и, приставив к губам указательный палец, приоткрыла дверь своей комнаты. Себастьян вошёл в и увидел точно такой же маленький гамак, что и в комнате Розалии, в котором мирно посапывал  младенец.  Его сын!  Умилённый столь непривычной картиной, Себастьян  наклонился над ребёнком и легонько коснулся губами маленькой тёплой пуговки носика.  Просто нестерпимо захотелось взять на руки сыночка, но будить его Себастьян не хотел и бесшумно, на цыпочках, вышел в зал. На столе стояли  блюдо с маленькими круглыми хлебцами, кувшин с молоком, сосуд с жидким шоколадом и ваза с фруктами. Появилась Розалия.  Она уже умылась и была одета в длинную, до пят, красную юбку и белую блузку.  В этом простом наряде о на была очень мила.  Подошла к Себастьяну, обвила руками его шею, поцеловала.  Белалькасар позвал Лопочу и пригласил его за стол. Индеец очень стеснялся садиться за стол с хозяином, но и отказаться не мог.

Абекуа засуетилась, наливая в глиняные кружки шоколад, принесла блюдо с варёными, ещё горячими черепашьими яйцами. Постучав, вошёл сержант: «Сеньор Капитан, к Вам гости!».

«Зовите!»  Себастьян встал и вышел в сад, чтобы встретить друзей. Те были в прекрасном настроении, громко смеялись, шутили и Себастьян вынужден был попросить говорить потише.  Но ребёнок уже проснулся  и  подал голос. К нему тут же кинулась Розалия.  Николас Матисс, Хуан и сержант Хавьер де Кавендиш сели за стол.  Было решено ехать вчетвером, оставив Розалию с ребёнком на попечение Абекуа, а Лопочу им в помощь. Лошади друзей были привязаны у ворот.  Будучи очень осторожным человеком (два года походов и боёв научили Белалькасара не пренебрегать мелочами),  Себастьян проверил наличие оружия и доспехов  у спутников и остался доволен – бывалые воины были готовы к любым неожиданностям.

Кроме  шпаги,  сабли и обязательного кинжала, у каждого было по два тяжёлых пистолета – новинки, быстро  распространившихся среди испанского воинства, а у Матисса и Хуана к седлу были приторочены мушкеты.На всех были  металлические полудоспехи, защищающие грудь и спину и шлемы.  Небольшой отряд, состоявший из опытных , бесстрашных солдат, да ещё с таким арсеналом,  представлял собой серьёзную боевую единицу. Абекуа  набила седельную сумку лепёшками из касавы, вяленым мясом и сыром. Жизель, по-видимому, застоялась и радостно отреагировала на перспективу похода.

Розалия с младенцем на руках, проводила Себастьяна и, когда все четверо оседлали своих лошадей, Себастьян наклонился с седла и поцеловал её и сына, которого Розалия двумя руками подняла над головой. Через несколько минут всадники скрылись за поворотом улицы. По дороге Хуан и Хавьер Кавендиш вводили Белалькасара и Матисса в курс местных дел, о подавлении заговора  против Вице-Короля, возглавляемого Тененте-майором Фелипе  де Сардонасом, о том, что участники, скорее всего, будут отправлены на галеры, а главным заговорщикам, во всяком случае, самому  Фелипе, грозит смертная казнь, если Дон Диего де Колумб не помилует его.

Себастьяна очень интересовало, как его соратники по «карибскому походу»  узнали о существовании Розалии и рождении его сына.  Хуан рассказал, что уже через  три месяца после отплытия  кораблей на Кубу, Розалия стала чуть ли не ежедневно стала приходить в порт и подолгу смотрела в морскую даль. К ней пытались приставать солдаты и офицеры, но она ни с кем не вступала в разговор, а когда один из новоприбывших лейтенантов попытался пойти дальше комплиментов, получил сильнейший удар кулаком в лицо.

Оскорблённый офицер хотел наказать обидчицу и  увидел острие кинжала, нацеленного прямо в глаза. Хуан, случайно оказавшийся поблизости, узнал Розалию, так как был свидетелем  её прощания  с Себастьяном.  И, конечно, кинулся ей на выручку. Оскорблённый лейтенант горел жаждой мести и не слушал никаких уговоров.  Тогда Хуан сказал ему, что он, конечно имеет право на сатисфакцию, хотя и не представляет себе, каким образом офицер  сможет  получить её от женщины… Ну, разве что  что вызвав на дуэль её жениха, который в скором времени должен прибыть в Санто-Доминго. Но лейтенант не владел собой, кричал, что он вызовет на дуэль  всех её женихов вместе взятых, в том числе и её защитников (при этом бросив бешеный взгляд на Хуана), хотя и ничего не имеет против этих, возможно, вполне достойных кабальерос, доказательством чему будет то, что он лично принесёт на их могилу  букет самых лучших цветов.

На это Хуан ответствовал, что всё, наверное, так и будет и ему уже сейчас очень жалко тененте-майора Себастьяна Мойяно де Белалькасара, жениха этой девушки, который примет смерть из-за скверного характера своей невесты. Упоминание имени Белалькасара, как возможного противника на дуэли, странным образом подействовало на благородного рыцаря.  Он о чём-то глубоко задумался, а потом признался Хуану, что считает несправедливым, если будет вынужден убить на дуэли ни в чём не виноватого жениха глупой девчонки, и боится, что Бог ему этого не простит.

Хуан горячо приветствовал решение офицера, но тут же снова опечалился и поделился с собеседником мыслью, повергшей его в уныние…  Он сказал, что ему бесконечно жаль Себастьяна де Белалькасара, которому предстоит смерть от руки столь благородного дворянина на этой дуэли, ведь в силу своих понятий о чести, он наверняка сам вызовет лейтенанта на безнадёжный поединок. А ведь он ещё так молод …  Наступило долгое, задумчивое молчание, которое прервал оскорблённый дуэлянт:  «Послушайте … А почему Вы думаете, что жених этой девушки вызовет меня на дуэль?».

«Ну, это же само собой разумеется!  Ведь девчонка, естественно, не сумеет держать язык за зубами и сегодняшний инцидент наверняка станет известен Белалькасару.  И тот, естественно, в соответствии со своими понятиями о дворянской чести будет разыскивать лейтенанта …»

Опять затянувшаяся пауза…

«Знаете что…  Я, наверное, поговорю с этой сеньоритой, попробую объяснить ей, что она своим поведением обрекает своего жениха на верную смерть, но если она обязуется не рассказывать о сегодняшнем случае, то я не буду вызывать его на бой…» Лейтенант оказался смелым и решительным человеком.  Встал и направился к сидящей на камне Розалии. Издалека было видно, как он какое-то время говорил с ней, потом встал на одно колено …» Как потом рассказывала Розалия, он просил у неё прощения за «необдуманный поступок».

С тех пор у Розалии сложились дружеские отношения с Хуаном и Хавьером, друзьями Себастьяна.  Когда она оказалась в трудной ситуации, они оказывали ей денежную и моральную поддержку.

Рассказ Хуана повеселил  друзей.  Так, за разговорами, всадники преодолели расстояние до Сан-Кристобаля и спешились возле каменного здания Алкальдии, где были незамедлительно приняты Алкальдом, Сеньором Дионисом Малдональдо.  Он вёл себя с подчёркнутым уважением к Себастьяну . Оказывается, много слышал о нём и счастлив, что прославленный воин будет проживать в его городе.  Осматривать  Репартимьенто поехали вместе. Алкальд хорошо знал эти места:  «Смотрите, вот этот ручей, впадающий в реку Нигуа – естественная граница Ваших владений с Севера и, частично, с Северо-Запада. Вот эта цепь холмов – видите? – ограничивает Ваш участок с Запада, причём, сами холмы находятся на Вашей территории. Там находятся три небольших пуэбло (селения), в которых живут Таино. Они тоже – Ваши».

Внезапно Сеньор Малдональдо сильным движением руки остановил лошадь и прислушался, шумно втягивая носом воздух.  Все остановились, тоже вслушиваясь.

«Что-то  тут не в порядке» — тихим голосом проговорил Алкальд – «Кабальерос, простите, я забыл Вам сказать – у нас последнее время стало небезопасно.  Появилась банда, которая совершила уже несколько нападений на окрестные асиенды и селения Таино. Грабят, убивают, насилуют… Я вчера уже послал двух солдат в столицу – прошу подослать сюда хотя бы пару десятков солдат. Когда я вас увидел – подумал, что прибыло подкрепление,  хотя и чересчур быстро. Вот мне сейчас почудился запах гари и, вроде – крики какие-то… Вы не слышали?». Все опять замолчали, прислушиваясь.

Первым отозвался Хавьер: «Да, похоже на женские крики.  Но это очень далеко». «Сеньор Белалькасар, похоже, это в селении Таино, принадлежащем Вам. Давайте вернёмся в город, подождём ответа от Губернатора и подумаем, как обезопасить Ваши владения».

«А что за банда, что Вы знаете о ней?» — спросил Себастьян.

«По разным слухам – от семи  до  десяти человек. Говорят, солдаты, которые по различным причинам не у дел.  Если Вы задумали сами разбираться с ними – не рекомендую. Они хорошо вооружены, есть даже огнестрельное оружие. Да и драться будут до последнего – после того, что они натворили в селении Росарио, где они убили  Падре Томаса, вступившегося за индейцев,  трёх солдат  и многих  Таино, им грозит, по меньшей мере,  виселица.  А драться они, похоже, умеют.  Себастьян посмотрел на Матисса, перевёл взгляд на Хуана и Хавьера.

Первым высказался Николас Матисс: «Себастьян, мы ведь  с тобой тоже не разучились драться». – обернулся к друзьям – «Но вот за остальных говорить не могу… Гвардия Вице-Короля, как-никак!…» Хавьер вспыхнул, как порох, к которому поднесли фитиль: «Уважаемый Сеньор тененте-майор,  похоже, Вы забыли, что имеете дело с идальго! Вы полагаете, эта штука – от выдернул шпагу из ножен – у меня как обязательное дополнение к костюму?!  Вы знаете, как я к Вам отношусь, но глумиться над собой не позволю даже самому лучшему другу!» — губы у него дрожали от обиды.  Хуан тронул коня и встал между Хавьером и Матиссом: «Николас, он же не привык к твоему  юмору, к нему и я никак привыкнуть не могу!» — он положил руку на плечо Хавьера: «Да успокойся ты! Когда-нибудь он дошутится. Но ты тоже хорош – смотри-ка, обиделся! Ну не до этого нам сейчас, друзья!  Капитан, отправьте-ка этого шутника – он показал пальцем на широко улыбающегося Матисса —  с донесением к Вице-Королю.  Думаю, мы тут и без него справимся.»

«Ладно. Всё!  Нам  сейчас действительно не до шуток — Себастьян повернулся к Алкальду:  Сеньор, мы займёмся этим делом, не откладывая.  А Вы – занимайтесь своими делами.  Как туда можно подъехать скрытно?»  Алкальд молчал,  тяжёлым взглядом  упёршись в глаза Себастьяна: «Уважаемый Сеньор Капитан! Я сражался с маврами, когда, извините, Вы гонялись с игрушечным луком за голубями. А солдаты не бывают «бывшими».

Я безусловно признаю Ваши воинские заслуги –звание Капитана просто так не дают.  И охотно принимаю Ваше командование. Но прошу не оскорблять меня своим недоверием.  Как минимум, одного бандита я беру на себя!»  Себастьяну стало стыдно: «Сеньор, нижайше прошу Вас простить меня! У меня и в мыслях не было обижать Вас или сомневаться в Вашем мужестве! Я ведь действительно считаю, что у Вас достаточно дел на Вашем месте. Но если Вы хотите составить нам компанию, я буду очень рад принять Вашу помощь.  Уверен, она нам очень понадобится!» — и Белалькасар протянул Алкальду  руку, которую тот с достоинством пожал.

«Итак, наша задача —  подобраться к селению как можно более скрытно. Там проведём разведку.  Сеньор Алкальде – ведите нас!»  Гнедой конь Алкальда, послушно тронулся  с места, сходу перейдя на рысь. За ним потянулись и лошади друзей.

Хавьер ещё дулся, Матисс пристроился рядом и положил руку на плечо сержанту: «Извини за неудачную  шутку, друг.  Я не хотел тебя обидеть. Да и как ты мог подумать, что хоть кто-нибудь из нас, видевших тебя в деле, мог усомниться в твоём мужестве?!  Мир?» — Хавьер пожал протянутую руку.  Вдруг, чуть ли не из-под копыт коня Алкальда выскочил человек и помчался в направлении небольшой рощицы. Все кинулись в погоню и очень быстро нагнали беглеца. Хуан, скакавший рядом с Алкальдом, уже выхватил шпагу, но тут же был остановлен  Сеньором Малдональдо: «Стойте, это ребёнок!».  Мальчик, видя, что не сможет убежать от лошадей, упал на землю и закрыл голову руками. Всадники обступили лежащего.  Алкальд что-то сказал на языке Таино.

Мальчишка – на-вид ему было лет двенадцать – отнял руки от лица и встал, глядя на испанцев исподлобья. Алкальд заговорил и когда замолчал, подросток стал отвечать ему, показывая смуглой грязной рукой в направлении невысокого, покрытого кустарником и редкими деревьями, холма, откуда и доносились невнятные голоса. Когда он умолк, Алкальд начал переводить разговор Себастьяну.

Стало известно, что рано утром, когда люди из селения Таино (оно называется Мимитэх) ещё не разошлись по работам, в него влетело несколько всадников, которые сходу бросили горящие факелы в две крайних хижины и зарубили саблями первых, выскочивших из них, мужчин. С другого конца села появились ещё трое, которые саблями выгнали Таино из хижин и гнали их к центру селения. Один из нападавших, здоровенный  бородатый мужчина  в доспехах, кричал на языке Таино: «На площадь!  Все на площадь!!».

На площади сгрудились женщины, дети, старики, мужчины, а часть всадников носились по селению и вокруг него, возвращая или убивая беглецов. Хотото (так зовут мальчика) жил в крайней хижине  и когда  она загорелась от факела, выскочил не через главный ход, а с задней стороны, где была небольшая дыра в стене. Отец и мать с сестрёнкой побежали через  главный вход.  Больше он ничего не знает… «Пойдёшь с нами? Попробуем выручить твоих родных» — спросил Себастьян.  Алкальд перевёл.

Мальчик с сомнением посмотрел на незнакомцев:  «Вы не сможете.  Вас мало.  А их – много…»  «Сколько?»  Мальчик присел на корточки,  сгрёб в ладошку горсть мелких камешков. Стал выкладывать перед собой, что-то пришёптывая.  «Вот столько! Может, и больше, я не видел всех, кто налетел с другого конца».

Алкальд пересчитал камешки.

«Так, одиннадцать.  По его рассказу видно, что с другого конца должно быть больше, чем три. Значит, не менее  пятнадцати…Видимо, к ним примкнули ещё.  Что будем делать?» Все спешились.  Сели в кружок.

Себастьян  помолчал: «Хотото, послушай.  Не можешь побегать по лесу вблизи селения?  Может быть, ещё кто-то сумел сбежать? Веди всех сюда. Ты уже не маленький, должен понимать – мы ваша единственная надежда.  Иначе они убьют всех.  Ты понимаешь?» Алкальд перевёл.  Мальчик кивнул головой. «Хорошо!» Когда Хотото убежал, Себастьян поделился своим планом: «Положение трудное.  Это ведь не Таино, с их деревянными копьями и каменными ножами. Они вооружены и экипированы не хуже нас.  Плюс – доспехи  и огнестрельное оружие. И  — трёхкратное превосходство!.  Нам бы хоть несколько Таино! Надо банду  разбить на группы и уничтожать поочерёдно.  Кроме того,  Наша атака должна быть абсолютно неожиданной. У нас – два мушкета. То есть – два выстрела.  Если повезёт – убьём двоих. Больше нам не дадут сделать на дистанции. В ближнем бою шансов у нас мало.  Если вообще есть. Есть у меня одна идея… Но подождём Хотото».

Себастьян сам зарядил оба мушкета.  Подготовили пистолеты.  У каждого из них было по два, кроме Хавьера, у которого был один.  К счастью, ещё один был у Алкальда. Их зарядили.  Ждать  Хотото  долго не пришлось.  Он появился внезапно с другой стороны. И не один!  С ним пришли шестеро мужчин (правда, двое из них юноши лет 15 – 16 отроду, но у Таино юноши этого возраста – уже охотники) и с ними одна девушка. У троих мужчин были копья и у одного – лук с несколькими стрелами.

«Я думаю, мы должны поступить следующим образом – начал Белалькасар – Разбиваемся на три группы. На первые две ложится главная задача.

Этими обеими  группами  из Таино Командует  Сеньор  Дионис  Малдоналдо.  Увы! – никто из нас четверых не владеет языком Таино. Поэтому только Вы сможете справиться с этой задачей. Я объясню Вам её. А вы хорошенько объясните туземцам, распределите роли и определите место расположения каждого. Очень важно, чтобы Таино поняли всё в деталях.  Вы хорошо знаете местность.  Мы её не знаем совсем. Так что – во многом, если не во всём, успех нашего плана зависит от Вас.  Вот, нарисуйте на этой площадке – Себастьян ладонью очистил кусок земли и дал Алкальду заострённую щепочку – примерный план селения.  Отметьте места, по которым можно скрытно подобраться к центру».

Алкальд быстро набросал план селения и стал объяснять: «Вот здесь – овраг.  Если идти, прижимаясь к вот этой, крутой стенке, чтобы не увидели сверху – можно подобраться незаметно к первым хижинам села, так как сверху,  по кромке обрыва – заросли кустарника. Правда здесь – довольно трудно выбраться наверх.  Во всяком случае – мне.  Вот этим молодым ребятам – труда не составит.  Они, в своих играх,  наверняка  делают это не раз в день.  Вот здесь, подальше,  стенки оврага понижаются.  Выбраться наверх несложно. Но это место, как Вы понимаете, дальше от центра.  Зато, выбравшись наверх, можно, прячась за хижинами, подобраться близко к центру.  Это, что касается восточной части селения.  С запада, прямо от вот этой рощи, где мы находимся, плоская равнина с редкими кустами и деревьями. Но вот здесь – большая банановая плантация.  Бананы старые, поэтому достаточно высокие, если идти осторожно, можно даже лошадь в поводу провести очень близко к хижинам».

«Скажите, а вот если Вы вот в этом месте – Себастьян  отметил мест на овраге – выйдете наверх, подойдёте близко к центру и, завязав короткий бой, побежите от противника – куда Вам нужно бежать, чтобы Вас ни в коем случае нельзя было бы догнать на лошади? Ведь у каждого из бандитов – лошадь!  Где поблизости есть непреодолимое препятствие для лошади, которое нужно объезжать?»  Алкальд задумался: «Ну, пожалуй, вот сюда. Здесь овраг делает небольшой поворот и есть небольшая, почти незаметная сверху, осыпь… А Вы хотите…?»

«Вот именно, видите, как мы хорошо понимаем друг друга! Если пара этих быстрых ребят побегут сюда, преследовать их будет не больше трёх солдат, и наверняка на лошадях.  Если они не заметят этого маленького поворота – они просто упадут в овраг вместе с лошадьми.  А если остановятся и спешатся …» — «Они станут лёгкой добычей даже одного воина, вооружённого палицей или копьём!» — подхватил Алкальд, с восхищением глядя на Себастьяна.

«Вот именно. А теперь представьте, что нападение совершат четыре человека вот здесь, в центре, где находится основная группа бандитов.  Если нападение будет удачным, они, напав неожидано, с тыла, выведут из строя минимум трёх солдат.

И тут же, не ввязываясь в бой, бегут к оврагу и здесь разделяются. Двое бегут по уже продуманному нами маршруту, о два других – куда?  Где можно сделать засаду? Желательно тесное место, где нельзя развернуться?»

«А вот сюда – Сеньор Малдональдо понял план Белалькасара и уже с азартом помогал его развить – вот здесь – самое глубокое место оврага и вдоль его кромки, на расстоянии  всего двух-трёх  пасос (шагов) от него идёт полуразрушенная каменная стена – здесь раньше стояла небольшая церковь.  Отличное место для того, чтобы заставить всадников идти шагом, в затылок друг другу – идеальное место для засады! И не повернёшься – упадёшь в овраг!»

«Видите, как мы хорошо понимаем друг друга! – повторил Себастьян – и вот тут мы атакуем, выполняя роль тяжёлой конницы, неожидано, с тыла, ту часть банды, что останется нам.  А это  — не больше 6-7 человек, по моим подсчётам. Мы – справимся.  Не новички. Мы будем ждать в банановой плантации.

Сигналом для нас послужит Ваш выстрел из этого мушкета.  И Себастьян протянул Алкальду заряжённое ружьё – Умеете? Хорошо бы, чтобы этот выстрел был не мимо цели».

«Си, Капитан!» — по-военному ответил  Дионис Малдональдо и пошёл к Таино, сидящим кучкой на стволе поваленного дерева.  «Себастьян, ты уверен, что он справится? – спросил Матисс – может быть, лучше я?  Дело-то очень опасное.»  «Нет, Николас, он справится. Я уверен.  А что можем мы на его месте, если ни слова на-Таино? И, к тому же, наш удар должен быть очень мощным, сокрушительным. Если мы подкачаем – весь план рухнет. И если даже победим – часть банды спасётся.  И всё начнётся сначала».

«Пожалуй, ты прав».

Подошёл Алкальд:  «Тут вот какое дело… Девица настроена очень решительно.  У неё на-глазах бандиты убили отца и мать.  Она говорит – если не возьмём её  – сама пойдёт.  Я очень боюсь, что всё испортит.  Что делать?»  «А ну, давайте с ней сюда!»  Только тут Себастьян заметил, что девушка очень привлекательна. У него сразу родился план.  «Переведите ей: Ты в самом деле так хочешь участвовать в бою?  Не боишься?»

«Если не возьмёте – сама пойду!»

«Как тебя зовут?» — «Кэмэрин».

«Тогда – так, Кэмэрин.  Вот, возьми мой нож – он протянул ей свой самый дорогой кинжал толедской стали – подарок капитана «Света Господнего» за его первый подвиг. У девушки загорелись глаза. В этот момент она была чудо, как хороша.  Схватив клинок  прижала его к груди – Ты его должна спрятать где-нибудь так, чтобы его не было видно, и был под рукой – он подошёл к ней и стал искать место, куда спрятать нож – Эй, есть у кого-нибудь крепкий шнурок?»

Как чёртик из табакерки выпрыгнул откуда-то Хавьер, глядя во все глаза на индианку, он, торопясь, снял с шеи ладанку,  отвязал шнурок и протянул Себастьяну.

«Хм… Спрятать некуда… Тогда давай так. Будешь держать его в руке, прижимая к телу.  Так его не будет видно.  А чтобы не уронила, привяжем его к запястью. А ну,  попробуй, сможешь ударить им вот так? Вот сюда. Хорошо! Только не задирай локоть! Ещё раз!  Ещё лучше.  Вот, упражняйся пока. Сеньор Алкальде, объясните ей.  Она должна пройти невдалеке от одного или двух бандитов. Поблизости должны спрятаться Ваши воины.  Нужно, чтобы бандиты обратили на неё внимание.  Ну, уронить что-нибудь, что ли… Наклониться, поднять…

И идти в сторону Ваших бойцов. Они не смогут не обратить внимания на такую девушку. Когда они накинутся на неё, она должна ударить первого из них так, как я показал.  Второго должны убрать ребята. Если сумеют сделать это без шума, этот трюк можно будет повторить.  Объясните ей всё, в деталях. Пусть попробует на дереве. Через полчаса  идём к селению и готовимся к бою».

«Кстати, Капитан, знаете как переводится с Таино Кэмэрин?

«ЗАЩИТНИЦА!».

Таино, возглавляемые Алкальдом уже скрылись из глаз. Себастьян взял Жизель за повод и вошёл  в душный влажный полусумрак банановой плантации.  Действительно, старые растения с огромными листьями, высотой в два и более человеческих роста, надёжно скрывали спешившихся всадников и их лошадей.  Но нужно было не потерять ориентировку.

Время от времени Матисс и Хуан осторожно поднимали на руках самого лёгкого из четвёрки, Хавьера, чтобы он выглянул поверх банановых стволов и сориентировался на местности. Идти приходилось медленно, осторожно, чтобы их не выдало шевеление верхушек растений. Вскоре стали слышны пьяный мужской смех, крики, детские или женские вопли. Бандиты, судя по всему, были нетрезвы и гуляли во-всю. Вдруг Хуан, идущий впереди, споткнулся обо что-то мягкое.

Посмотрев под ноги, увидел небольшое детское тело.  Подошли остальные.  Это была девочка лет пяти с явными следами насилия, убитая, по-видимому, из пистолета в спину. Судя по всему, она пробовала убежать от своих мучителей и была застрелена. Рана была ужасная – выходное отверстие, разворотившее грудную клетку, было раза в три больше входного…

На лице застыло выражение боли и ужаса. Было ясно, что отряд приблизился к границе плантации, которая находилась, как они знали, в двух-трёх десятках шагов от крайних хижин. Оставив своих лошадей Хуану и Хавьеру, Себастьян с Матиссом, пригнувшись и стараясь не задеть банановые стволы, подобрались к последним растениям, где присели на корточки, а потом и вовсе легли и ползком придвинулись к месту, откуда просматривалось селение.

Матисс выглянул и мгновенно подался назад, показав Себастьяну пальцем перед собой. Чуть приподнявшись Белалькасар увидел буквально в десятке шагов от себя, сидевшего на пне дерева, бандита, который не заметил их только потому, что закинув голову, пил из горла бутылки. Матисс предостерегающе прижал палец к губам, надвинул низко на глаза шляпу и, резко встав, неверными шагами, имитируя пьяную походку и застёгивая штаны,  двинулся к сидящему.

«А, это ты…» только и успел сказать не очень бдительный часовой … Тут его зубы клацнули от мощного удара в челюсть (научился Матисс кое-чему от Себастьяна), а тело обмякло и само упало на руки Николасу, который тут же втащил его под сень банановых листьев.  Вместе с Себастьяном дотащили пленника до места, где ждали товарищи. Матисс влепил бандиту пару увесистых затрещин, а Себастьян брызнул в лицо водой из фляги. Народные средства оказались надёжным  реанимирующим средством и пленник открыл глаза.

«Кто у вас главный?» — спросил Себастьян.  «Тененте Педро Галеан!» — чётко, по-военному ответил пленник. «Сколько вас?»

«Утром было семнадцать.  Ещё двое остались в пещерах».

«Какие пещеры?» — «Пещеры Помьер.  Нас девятнадцать»

«Нет.  Уже восемнадцать!» — и Матисс , по сигналу Себастьяна, воткнул нож прямо в сердце.

«Его нельзя оставлять» — пояснил Белалькасар. Не дай Бог крикнет – спутает все наши карты. Готовьтесь, Кабальерос.  Похоже – наше время».

И впрямь – пьяные голоса и прочие звуки, сопровождающие обычно подобные сборища, стихли. Затем начался переполох.  Прозвучало несколько команд, послышался топот ног, бряцание оружия и доспехов.  Себастьян, а за ним и другие, вывели лошадей к кромке посадок и приготовили оружие.  Раздался долгожданный выстрел из мушкета. Друзья буквально взлетели в сёдла.

«Атакуем развёрнутым строем.  Я и Матисс – в центре, Хуан, Хавьер – с флангов. Ориентируйтесь на крайних.  Не дайте им уйти. Вперёд!» — и четвёрка всадников рванула с места в карьер. Вылетев из-за хижин, они увидели нескольких человек, толпой бегущих в направлении оврага.

На его кромке, лицом к атакующим стояли трое Танино, выставив перед собой копья, между ними, со шпагой в руке – Алкальд. Всадники не успели буквально на долю секунды. Бандиты и Танино уже сшиблись в рукопашной схватке. В этот момент в спину разбойникам ударили Себастьян с друзьями.

Это было настолько неожиданно, что бандиты не смогли оказать никакого сопротивления.  Оставшиеся на ногах бросили оружие. Но Алкальд не успел среагировать на изменение ситуации и обрушил уже занесённую шпагу на незащищённую шлемом голову одного из бандитов, буквально развалив её на две части. Рядом с ним Танино добивал поверженного врага своим копьём.

«Стой! Прекратить!» — голос Себастьяна остановил побоище. В наступившей тишине все услышали вдалеке удаляющийся  лошадиный топот.

«Эх, ушёл!» — с досадой выругался Хуан.

«Ничего!  Мы знаем, где его искать» — отозвался Матисс. Всадники оттеснили пленных к стене хижины. Их оказалось трое. Пятеро разбойников не подавали признаков жизни.

«Кто ушёл?!» — спросил у пленников  Себастьян. Те молчали.

«Да ушёл Ваш тененте!  Педро Галеан, я не ошибся? Да мы знаем, куда.  Теперь будем с вами разбираться». Себастьян спешился, подошёл к забрызганному кровью Алкальду, пожал руку: «Спасибо Вам, Сеньор Малдональдо!  Вы блестяще справились с труднейшей задачей.  О Вашем героизме будет доложено Вице-Королю. А где остальные?»

«Оглянитесь, Сеньор Капитан».

Себастьян оглянулся.  За его спиной стояли оба юных Таино.

Подбежал взволнованный Хавьер:  «Где девушка?!  Где Кэмэрин?!»

«Не беспокойтесь, она жива. Ранена – но не серьёзно. Потеряла много крови, пока перевязали.  Сидит вон там, под тем деревом». – последнее слово он прокричал уже вслед бегущему Хавьеру. Алкальд понимающе улыбнулся: «Похоже, совсем потерял голову Ваш сержант».

«Расскажите, как у Вас прошло?» «Во-первых, примите моё восхищение Вашими воинскими талантами.  Я просто поражён вашей интуицией! Удивительно, как верно Вы всё рассчитали.  Операция прошла как по нотам. Эти молодые Таино выполнили всё, что им было сказано.  В обеих ловушках было убито по одному бандиту. Наш стрелок из лука успел и туда, и туда.

Потом я указал ему позицию на дереве, над тем местом, куда должна была заманить хоть одного бандита наша красавица Кэмэрин. За ней увязались двое. Одного она убила, но не так, как Вы ей показывали – он был в кирасе.  Поэтому она ударила его в горло. Второго снял лучник.  Но он был слишком близок к Кэмэрин, и уже в падении сумел как-то достать её концом шпаги в спину, вот сюда – Алкальд показал ладонью пониже правой лопатки – рана неопасная, неглубокая, но он падал, поэтому остриё распороло кожу ниже раны. Отсюда – большая потеря крови.

Тут, откуда ни возьмись, взялся этот третий… Наверное, поблизости в карауле стоял.  Он увидел слезающего с дерева лучника и выстрелил из пистолета. Расстояние было большое, но, то ли такой хороший стрелок был, то ли случайное везение, но попал прямо в голову…Очень жаль Таино.  Хороший воин был …Там, в рукопашной, рядом со мной, погиб ещё один Таино — на моих глазах один из разбойников снёс ему голову.

Второй, похоже, только ранен. Пойдёмте, посмотрим».  Они осмотрели место последнего боя. К счастью, Таино, о котором они говорили, действительно оказался жив. Шпага пробила правое плечо, он сидел бледный, с полузакрытыми глазами и лишь по временам кривился от боли. На месте боя, кроме него и убитого Таино, они насчитали пять трупов. «Капитан, пойдёмте освобождать пленников.  Может быть там есть кто-нибудь, кто может ему помочь.  Я ведь не разбираюсь в местных травах». Они прошли к хижине касика, откуда доносились редкие приглушённые стоны и всхлипывания.

Алкальд поднял плетённую из тростника циновку, заменяющую дверь. Вся хижина была забита грубо связанными, брошенными друг на друга, Таино.  Здесь были старики, женщины, дети, мужчины. Все они смотрели на вошедших остановившимися от ужаса глазами. Очевидно, все знали, что их ждёт.  Даже дети не плакали. Алкальд с порога объяснил им на языке Таино, что вот, прибыл их будущий хозяин, который победил разбойников и освобождает их. Люди зашевелились, зашептались, на некоторых лицах появились робкие улыбки.  Алкальд вытащил нож и стал резать верёвки.

Себастьян, достав из ножен кинжал, тоже принялся за дело. Те, у кого были свободны руки, стали помогать и уже через десяток минут все были свободны. С радостными криками, Таино , чуть не развалив хижину, вывалились наружу. Но уже через несколько минут раздались вопли, выражающие совсем другие чувства. То тут, то там люди натыкались на трупы изувеченных, изнасилованных, зверски убитых и замученных близких. Мученическую смерть принял касик селения.

Как оказалось, когда напали бандиты, он сумел убить одного из насильников первой же, попавшейся под руку, палкой.  За что и был зажарен на медленном огне. Когда Себастьян увидел то, что осталось от героя, ему стало плохо… Кроме того, бандиты сожгли три хижины и сгребли все продукты, которые нашли в домах Таино.  К счастью, вывезти их не успели. А всех жителей перед отъездом собирались сжечь в хижине касика. У некоторых жителей имелись украшения из золота.  Все они были собраны.  Но в селении их не нашли. Видимо, их прихватил с собой вожак банды, сумевший скрыться с места преступления. При допросе захваченных в плен разбойников, выяснилось, почему они задержались и даже не выставили охрану на подходах к селению.

Оказывается, им удалось захватить посланных Алкальдом в Санто-Доминго за подмогой двух солдат и убить их. Поэтому чувствовали они себя в полной безопасности. Среди оставшихся в живых жителей селения нашлась старушка, занимавшаяся лечением соплеменников.  Она тут же взялась за раненых – воина, получившего ранение в плечо и Кэмэрин. Хавьер не отходил от девушки ни на шаг и ревниво следил за всеми действиями знахарки. На совещании было принято решение на следующий день доставить пленников в Санто-Доминго на суд Вице-Короля.

Алкальд пообещал выбрать из Таино лучших воинов для конвоя преступников в столицу. Своим друзьям Себастьян дал команду готовиться к преследованию остатков банды, которые, как он знал, находятся в пещерах Помьер.  Выбрав момент, к нему подошёл Хавьер.

Видно было, что он хочет о чём-то поговорить, но не решается. Пожалев парня, Себастьян начал разговор сам:  «Ну, давай, что хочешь сказать. Впрочем, догадываюсь.  О Кэмэрин, да? А что? Очень хорошая девушка.  К тому же – «ЗАЩИТНИЦА»! Тебя же защищать нужно?»

«Сеньор Капитан. Я хочу … жениться на ней. Она – удивительная, правда?»

«Конечно, сержант.  Давай сделаем так: поручим её Алкальду.  Пусть он завтра возьмёт её с собой в Санто-Доминго. Я не думаю, что наша миссия займёт много времени. Вернёмся – возьмёшь её к себе.»

«Спасибо, Сеньор Капитан.  Я Вам очень благодарен!» Повеселевший Хавьер чуть не вприпрыжку кинулся готовить коня к походу. Перед дорогой им удалось хорошо поесть, так как жители селения наперебой несли своим освободителям всё, что у них было самого вкусного. Уже к вечеру, отряд двинулся по указанному Алкальдом пути к Пещерам Помьер.

Вход в пещеру (а их здесь много), в которой,  скорее всего, прячутся бандиты, находится в небольшой долине, образованной речками Соко и Кумаяса. Алкальд, как он сказал, облазил здесь все доступные пещеры. Только в эту пещеру можно войти с лошадьми, а значит, она более других подходит в качестве укрытия для большого количества всадников.  Сеньор Дионис Малдональдо так хорошо и подробно описал окрестности, что Себастьян без труда узнал это место, как будто сам неоднократно бывал здесь. Всадники спешились и молча двинулись ко входу.

Было решено, что для того, чтобы не спугнуть разбойников,  Хавьер останется с лошадьми, а трое других спустились вниз и спрятались в естественных укрытиях между камней – Матисс с одной стороны, Себастьян и Хуан – с другой. Еле они успели расположиться, как сумерки сменились полной темнотой.

В тропиках ночь падает на землю стремительно, как камень, сорвавшийся с вершины горы. Как только стало темно, преследователи поняли, что пришли не только в нужное место, но и во-время. В глубине пещеры стали видны далёкие, прыгающие по стенам, оранжевые сполохи костра.

Было ясно, что разбойники будут ждать рассвета, так как идти в темноте в местности, усыпанной каменными обломками – самоубийственно.  Во всяком случае, для лошадей. Друзья достали из предусмотрительно взятых сумок одеяла, продукты и стали устраиваться на ночь. Себастьян и Матисс проснулись одновременно от неясных голосов.  Прислушавшись, поняли, что это – их «поднадзорные» движутся, негромко переговариваясь, из глубины пещеры – к выходу.

Себастьян сделал знак «Приготовиться!»  Из пещеры вышел невысокий человек в металлическом шлеме и кирасе, надетой на чисто «цивильную» одежду. Он вёл в поводу осёдланную рыжую лошадь. Остановился, осмотрелся, зевнул и стал поправлять, подтягивать сбрую. Лошадь была нагружена поверх битком набитых перемётных сум, двумя большими и тоже непустыми, мешками. За ним показался очень крупный, пожилой человек с лошадью, запряжённой в лёгкую двухколёсную коляску, так же доверху загруженную плетёнными корзинами и плотно набитыми кожаными мешками.

Он обратился к первому: «Пабло, сколько ехать до порта? Успеваем? Не забыл, что сказал вчера Педро? Что нужно быть в портовой таверне не позже двух пополудни!»

«Да я-то помню!  Но ты знаешь, мне не даёт покоя мысль – куда он вчера так торопился?  И почему наши не могли заехать за нами? Почему он взял всё золото?»

«Ну, ты даёшь!  Он же тебе объяснил, что ему нужно договориться с капитаном, за всех  заплатить полцены, купить продукты на такую ораву…».

«Ладно … Но всё равно – как-то не по себе.  Ну, скажи, зачем мы это натворили в Росарио?  Зачем Падре — то убили?!» «Наше дело маленькое – сказал Педро – сделал. Не нашего ума дело. Тененте знает, что делать.  Я ему верю.  Сколько мы золота набрали за каких-то пять месяцев!  Когда поделим – прилично каждому достанется.  Поехали?»

Но не успел  Пабло вскочить в седло, как на него прямо сверху сверзился Матисс, сбив его с ног и во мгновение ока связав по рукам и ногам, тогда, как Хуан и Хавьер  бросились на великана. Но тот раскидал их, как мальчишек и полез в коляску.

Первым вскочивший на ноги Хавьер, подпрыгнув, ухватил его сзади за шею и, упав на спину, был придавлен  тяжеленной тушей второго разбойника. Подбежавшего Матисса, великан отшвырнул ударом ноги в живот.  Но подняться не успел, рухнув на многострадального Хавьера, прихватив с собой Хуана. Хавьер вскрикнул и крепко выругался, но ругань не повлияла на ход схватки по той причине, что её никто не услышал из-под слоноподобной туши гиганта.  Зато второй удар Себастьяна, нанесённый в горло врага, поставил точку в бою.

Бандит схватился за шею, захрипел,  задёргался в конвульсиях, бешено вращая вылезшими из орбит глазами, и обмяк, широко разбросав руки… Охая и стеная, из-под него выполз Хавьер. Разминая правой рукой левое плечо, с  видимым трудом принял вертикальное положение Хуан. Держась обеими руками за живот, прислонясь спиной к большому камню, сидел и что-то бормотал себе под нос Матисс.

В общем-то, можно было предположить, что не читал святую молитву. Себастьян выглядел обескураженным – он так надеялся взять обоих бандитов живыми!  Всё произошло мгновенно. Представив себе, что было бы с ними четверыми, не успей он с ударом, Себастьян содрогнулся. Оставалось только надеяться на то, что тот, кого убитый называл «Пабло», сможет ответить на все вопросы, которые будут ему заданы.

Пришедшие в себя конкистадоры обступили связанного разбойника.

«Что с этим будем делать?» – ткнув  сапогом лежащего, спросил Матисс.

Себастьян подыграл ему, чтобы сделать пленника разговорчивей: «Да, пожалуй, поджарим слегка, а там видно будет. Хавьер, разжигай костёр!» Хавьер деловито начал подбирать сухие ветки, щепки. Помертвевший от ужаса Пабло смотрел на него остановившимися глазами.

« Прошу вас, не делайте этого! – взвизгнул бандит – я сделаю всё, что скажете!».

«Хорошо – как бы нехотя, помолчав, сказал Себастьян – Когда и куда девался ваш «Тененте»?  Кто он?»

«Я не знаю, лейтенант ли он на самом деле, может быть, это прозвище. Прибыл он на Эспаньолу месяцев пять назад. С ним в парусной шлюпке приплыли ещё шесть человек – Лео – вон тот, что лежит и те пятеро, которые с остальными отправились в одно селение Таино, чтобы набрать продуктов и отдохнуть перед дорогой.  Кстати они скоро должны подъехать сюда  (Матисс повернулся к Себастьяну и подмигнул). Тененте Педро Галеан не любил рассказывать о себе. Но от его спутников мы узнали, что это моряки.  Где-то на подходе к Пуэрто-Рико, они перебили офицеров, захватили корабль и решили заняться пиратством.

Но разразился страшный шторм.   Среди них не было грамотного штурмана. Судно село на рифы и под ударами волн стало разваливаться. Спустить удалось только одну шлюпку.

Проведя в море неделю, они пришли сюда, на Эспаньолу.  Все остальные погибли. Здесь их хорошо встретили. Тененте  набирал людей по тавернам – на острове много людей без работы и жилья. И я был в таком положении. Искал работу.  Я ведь работать умею. Если строить что… по-дереву… Но никто не брал – у меня ведь и одежды приличной не было. Все смотрели – оборванец, такой украдёт – и сбежит… Два дня не ел совсем.  Вот и пошёл с ними.  Но когда они Падре убили в Росарио… Проклял тот день и час, когда с ними связался!  Да теперь – куда денешься…А в основном — солдаты или матросы, сбежавшие с кораблей или уволенные за какие-либо провинности.  Мы стали нападать на асиенды и плантации, удалось сколотить большую сумму денег.  Все деньги сейчас у Тененте. Сегодня наши вернутся и будем делить золото. Мы должны встретиться в порту.  Сеньор Педро, кажется, договорился с каким-то капитаном судна, которое идёт в Испанию.  Так он сказал.

Слушайте, отпустите меня, а?… Я свою долю отдам вам…».

«А почему ваши отправились именно в то селение?» — спросил Себастьян.  «Тененте имеет здесь много знакомых, в том числе в администрации Губернатора. Там кто-то сказал ему, что эта асиенда с Танино, проживающими там, будет вскоре отдана вице-Королём какому-то Капитану, пришедшему из похода (Матисс переглянулся с Себастьяном). А на неё имеют виды «Большие Люди». Поэтому ему сказали, что пусть берёт там всё, что хочет и пусть нанесёт как можно больший ущерб. Желательно также перебить всех Танино.  Чтобы этот Капитан, увидев всё это, отказался от поместья. Зачем ему земля без людей?»

«А теперь слушай. Сюда никто не придёт.  Все твои дружки убиты в том селении. Я – именно тот капитан, кому передана во владение эта асиенда.  Меня зовут Себастьян Мойяно де Белалькасар. Ваш «Тененте» предал вас. Он Вас использовал, награбил золото и другие богатства и с ними скрылся. Почему он оставил Вас здесь? Он понимал, что от других ваших бандитов, я узнаю об этой пещере и приеду сюда за ним. И, не обнаружив здесь никого – поеду в Санто-Доминго, чтобы поймать его по горячим следам. Поэтому он рассчитал, что мы будем брать вас утром и он имеет в запасе целую ночь.  В порту его точно нет.  Рано или поздно я его найду. И разделаюсь с ним.  Я собирался убить тебя здесь.  Но ты честно рассказал, что знал.  Поэтому, я передам тебя в руки Правосудия.  Может быть, твоё признание зачтётся тебе и  Суд сохранит тебе жизнь. Это всё, что я могу для тебя сделать.  Собирайтесь, друзья!»

«А мы что, есть не будем?» — проявил интерес Хавьер.  После того, как я потаскал на себе эту тушу – он указал на труп гиганта – я страшно проголодался.  Давайте перекусим чем-нибудь!» Матисс, никогда не упускавший возможность поесть, хлопнул себя ладонью по лбу: «Вот это – да!  Как же я позабыл-то!  Ведь нам нагрузили полные торока!»- Он Развязал седельную сумку и стал выкладывать на предусмотрительно расстеленное на большом камне одеяло всякую снедь, подаренную благодарными Таино.

Лепёшки из касавы, жареное и вяленое мясо, солёная рыба, варёная юкка, каша из сапайи (тыквы), бананы…

«Эх, жаль только всё это добро водой запивать»…

«Кабальерос – подал голос пленник – там, в коляске,  в  двух корзинах – вино и ром из запасов Тененте…».

«Ну, смотри, если соврал – до Земного Суда не доживёшь!  Прямиком – на Суд Божий!» — пригрозил Матисс. Чтобы добраться до корзин, пришлось разгрузить коляску. Из одного свёртка вывалился толстый диск какого-то сыра и покатился вниз.  Хуан догнал его, рассмотрел, понюхал и жестом победителя поднял над головой:  «Вот это сыр!  Я такого не ел с самой Испании!»

«Ну что ж, он будет прекрасно сочетаться вот с этим!» – Матисс, как ни старался, не смог поднять корзину выше своего живота. Себастьян заглянул в корзину.

В одной бутылке он усмотрел «Королевский Ром», в других – красное вино «Тинто».

«Вот это да-а-а!. – восхитился он – хорошие трофеи нам достались!  Выпьем немного – а остальное сохраним на свадьбу одного нашего друга!» — бросил красноречивый взгляд на Хавьера. Тот вспыхнул, но промолчал… Пленнику развязали руки и пригласили к завтраку. Тот молчал, исподтишка бросая взгляды на Белалькасара.  Видно было, что он хочет что-то сказать, но не решается.  Друзья ели, пили «Тинто»,  немного расслабились, что было просто необходимо после двух, до предела напряжённых, дней. Внезапно Себастьян прервал разговор с Хавьером и повернулся к пленнику: «Послушай, ты что-то говорил о том, что занимался строительством? Разбираешься в этом?»

«Сеньор  Капитан, мой отец был не последним  человеком в Совете Гильдии Строителей города Валенсии.  Я с детства учился этому делу, разбираюсь в чертежах, знаю все строительные работы как с камнем, так и с деревом…» «Скажи … Если я помилую тебя – возьмёшься за строительство моего дома?  Не сбежишь?  Воровать не будешь?»

«Сеньор Ка…» — пленник стремительно вскочил на ноги, забыв, что ноги у него связаны и, потеряв равновесие, упал прямо в костёр.  Себастьян и Хуан, сидевшие ближе всего к нему, схватили его за руки и выдернули из углей так быстро, что он даже не успел обжечься. Но он упал на колени, из его глаз брызнули слёзы: «Сеньор, будьте так милосердны!  Всю жизнь буду верой и правдой служить Вам!»

«Хорошо. Договорились. Но запомни – предашь меня или хоть раз обманешь – я сам тебя уложу в костёр! Я слов на ветер не бросаю. Я буду тебе хорошо платить. Но если … впрочем, я уже всё сказал.  Согласен?»

«Да, согласен!»

«Хавьер, развяжи ему ноги. Итак, Пабло, запомни: это мои лучшие друзья – Тененте-майор Николас Матисс – Матисс кивнул – Тененте Хуан Гонсало де Сеговия,  Саргенте Хавьер де Кавендиш. Друзья, последний тост за вернувшегося с того Света!»

Все выпили, пожали руку Пабло и стали собираться.

Пабло сел в коляску, к которой привязали его лошадь, всадники поехали следом.  Матисс приблизился  к  Себастьяну, поехал стремя-в стремя:  «Капитан, зачем он тебе нужен? – показал глазами на Пабло – не боишься, что предаст, сбежит? Не боишься проблем?»

«Николас, ты знаешь этого «Тененте» в лицо? Нет?  Я тоже. Никто другой не знает.  Как же мы его найдём? Это – первое.  Второе:  Ты слышал, он разбирается в строительстве.  Ты разбираешься? Нет?  Я тоже.  А нужно строить дом.  Я надеюсь, мы с тобой выкупим  соседнее поместье – для тебя.  Если тебе не хватит денег – я добавлю. Тогда этот вопрос станет и перед тобой. И – последнее.  Я не думаю, что сбежит от меня. Ведь есть люди, которые видели его в банде.  Я – единственная его защита.  Кроме того, я собираюсь платить ему приличные деньги. И ещё – не знаю, почему – но я ему верю. Те слёзы  не были притворством. К тому же, он не участвовал в известных нам событиях, и ты, и я слышали, даже в разговоре с тем  бандитом, что чуть нас не убил, он осмелился весьма неодобрительно высказаться о главаре и, особенно, о преступлении  в Росарио. Ну, отчаялся человек!  Ну – голоден был!  Не знаю, как ты – а я очень хорошо знаю, что такое голод.  И вообще – что там сказано в «Священном Писании» по этому поводу? Вот то-то же!»

Все ехали не спеша, наслаждаясь прекрасной погодой и пленительными пейзажами.  Только Хавьер нервничал, ему хотелось дать шпоры коню и птицей лететь в Санто-Доминго.  Прав был Алкальде – он потерял голову!  Он весьма пренебрежительно и высокомерно относился к людям другой расы – что к неграм, что к индейцам, считая их чем-то средним между человеком и животным.  И вот, неожиданно, как гром в ясном небе, на него свалилось это необыкновенное чувство к этой удивительной девушке-индианке с чудесным именем Кэмэрин!  Сейчас он ехал в седле и придумывал разные ласковые и нежные слова, которыми будет называть свою Кэмэрин. Ну что они едут так медленно?! Ну что бы им прибавить немного шагу?! Подъезжая к Дворцу Вице-Короля, они увидели у ограды толпу зевак. Пройдя через охраняемые стражей ворота, вошли в обширный двор. В тени большого дерева на траве сидели около десятка Таино.

Увидев Себастьяна, они вскочили и издали боевой клич, вспугнув целую стаю голубей. Увы! – поговорить с индейцами друзья не могли.  Единственное слово, которое они поняли, было «Алкальде» и указали на входные двери Дворца. Из вопроса Хавьера, они тоже поняли, что он ищет Кэмэрин и указали на тот же вход. Друзья вошли во дворец. Гвардеец, несущий службу у внутренних дверей, сказал, что Алкальде Сан-Кристобаля с девушкой-индианкой и тремя пленниками находятся в кабинете Вице-Короля. Себастьян попросил доложить о его прибытии, что и было сделано.

Переступив порог кабинета, офицеры вытянулись в струнку. С улыбкой на лице, к ним подошёл Дон Диего де Колумб и пожал им руки по-старшинству, начиная с Себастьяна. Потом вернулся к Себастьяну и пошутил: «Капитан, Вы прямо притягиваете различного рода приключения! И извиняет Вас только то, что Вы сами же и решаете эти проблемы! Тут мне о Вас и Ваших товарищах много чего рассказывал Сеньор Алкальд Сан-Кристобаля.  Он восхищается Вами, Капитан, Вашим талантом Военачальника!» — и Вице-Король указал на сидящих креслах Сеньора Диониса Малдональдо и необычайной красоты  смуглую девушку в синем атласном платье, в которой все, кроме Хавьера, с трудом узнали Кэмэрин. Хавьер же,  с первого мгновения не отводил взгляда от красавицы.

«Разрешите обратиться, Сеньор – и, увидев благосклонный кивок Вице-Короля, Себастьян продолжил – Вся операция, вернее – основная и самая опасная её часть, была проведена этими двумя мужественными людьми – Сеньором Алкальде и этой прекрасной девушкой-Таино, по имени Кэмэрим, которая была  ранена  шпагой бандита».

Дон Диего нахмурился: «Вот как?  Она, оказывается, ранена? Сеньор Алкальде, почему Вы мне ничего не сказали о ранении?!»

«Сеньор,  Дама просила меня не говорить о ранении. К счастью, оно было не опасно для жизни, но она потеряла много крови, чем и объясняется её бледность.  Но я подтверждаю всё, сказанное Капитаном об этой девушке. Она самоотверженно вступила в схватку с вооружённым до зубов бандитом и убила его ножом».

«Как, эта прекрасная девушка участвовала в рукопашной схватке с мужчиной и вышла победительницей?! Клянусь всеми Святыми, я никогда не слышал о таком! Уважаемая Сеньорита, с этого дня Вы находитесь на службе во дворце в качестве фрейлины Вице-Королевы!  Сеньор Алкальде, переведите ей эту новость!» Алкальд перевёл, причём перевод занял весьма продолжительное время, так как девушка-Таино не была знакома  с понятием «фрейлина». Кэмэрин вспорхнула из кресла и неумело, с очаровательной угловатой грацией сделала реверанс.  При этом не смогла сдержать лёгкий стон и закусить губу от боли.

Дон Диего всполошился: «Вы уверен, что рана неопасна? Может быть вызвать лекаря?» Но всех опередил Хавьер, в два прыжка оказавшийся возле пошатнувшейся Кэмэрин и подхвативший её в ласковые объятия. Себастьян с удовлетворением заметил, что случайное объятие сержанта не вызвало у девушки отрицательных эмоций. Впрочем, это не укрылось от всех.

«Похоже, нам предстоит вскоре весёлый праздник во Дворце, а, Капитан?» — понимающе  подмигнул Белалькасару  Вице-Король. – «Думаю, чин Сержанта не соответствует жениху столь очаровательной девушки, как Вы думаете, Капитан? Мне кажется, Лейтенант звучит лучше?»

На следующий день состоялся суд над тремя пленёнными членами банды. Все они были признаны виновными и приговорены к повешенью. Казнь была произведена на Центральной площади города при большом стечении народа. Вожак банды, по кличке «Тененте», был заочно приговорён к отсечению головы. Его следы были потеряны.

Для Себастьяна наступили горячие дни. Поскольку он был назначен начальником Вице-Королевской Гвардии (Николас Матисс стал его помощником), ему пришлось получить официальное разрешение на отпуск.  Он начал строительство дома в том селении, которое было освобождено от банды «Тененте» при его непосредственном участии. Причём, он решил также выстроить домики для тех Таино, чьё жильё было сожжено бандитами.

Дон Диего де Колумб рекомендовал ему архитектора, итальянца, который строил несколько зданий в Сан-Диего. Съездив в усадьбу Белалькасара, произведя необходимую съёмку местности и измерения, он сделал чертежи хозяйского дома а также  типового домика для Таино,  и небольшой церкви. Начальником над всеми строительными работами Себастьян назначил Пабло. Также ему удалось найти каменотёса и хорошего плотника, по состоянию здоровья списанного на берег с одного из военных кораблей. Все остальные работы, по «Закону об Энкомьенде», введённом Королём Испании в Испанских владениях в Новом Свете в 1503 году, должны были выполнять Таино.

В помощь Таино из этого селенья, он мобилизовал своих подданных из двух других, также принадлежащих ему. Строительные материалы, с помощью Вице-Короля, ему удалось приобрести по низкой цене. Сбылась заветная мечта  Себастьяна Мойяно де Белалькасара – его будущее жилище представляло собой несколько уменьшенную копию старинной испанской дворянской усадьбы времён Реконкисты – двухэтажный дом под черепичной крышей, обнесённый трёхметровой каменной стеной, с большим патио, где он мечтал разбить фруктовый сад и сделать бассейн с фонтаном, в котором будет купаться его малыш, к которому он всё больше привязывался.

При крещении, (обряд был проведён Падре Суаресом в недавно достроенной церкви при Монастыре Сан-Франсиско – первом Монастыре Испанской Америки), мальчику дали имя Густаво в память о друге. В патио предполагалось построить два одноэтажных флигеля – один для гостей, другой для прислуги.  Селение, где Себастьян решил построить свою Резиденцию,  он назвал «Розалия», чем до слёз растрогал свою подругу.

Свадьбу решили сыграть после окончания строительства.  Свадьбу  Хавьера де Кавендиша, теперь уже лейтенанта, с Кэмэрин сыграли, как и обещал Дон Диего, в Вице-Королевском Дворце.  Сразу после свадьбы,  из красавицы-индианки стали делать настоящую фрейлину – к ней были приставлены учителя испанского языка, танцев, музыки, придворного этикета. Девушка оказалась любознательной и весьма толковой ученицей.

Однако ей больше нравились занятия по фехтованию и кулачному бою, которые давал обитателям дворца Себастьян  по просьбе Вице-Короля. Благодаря своей красоте, лёгкому, по-детски непосредственному  характеру, Кэмэрин стала всеобщей любимицей.  Мужа, лейтенанта Хавьера де Кавендиша, она обожала, а он её боготворил и буквально носил на руках.

И вот, наступил счастливый день для Себастьяна и Розалии.  В этот день собрались все друзья и отправились в селение Розалия. Запаслись хорошим вином, мясом и прочими деликатесами. Подъехали к дому. Мужчины спешились, бросив поводья мальчишкам Таино, подали руки своим дамам.  Розалия выпорхнула  из коляски, опираясь на руку Себастьяна, передала малыша своей  подруге, Кэмэрин (девушки успели подружиться) и, взяв под руку Себастьяна и не пошла – чуть не вприпрыжку  помчалась  к дому. Ей так не терпелось  увидеть дом, в котором она будет хозяйкой, что  Себастьян с трудом поспевал за ней.  На пороге дома, с широченной улыбкой на лице, стоял Пабло.

Когда хозяева  приблизились к нему, он, заговорщицки подмигнув Белалькасару, вытащил из кармана подкову,  несколько гвоздей и взяв с подоконника молоток, протянул всё это Себастьяну. У дверей стояла деревянная скамейка, на которую и взгромоздился новоявленный хозяин. Прибив старую подкову над дверью первыми двумя гвоздями, он втянул на скамейку за руку Розалию, которая первым же «прицельным» ударом по шляпке гвоздя зацепила свой  указательный палец, и, вскрикнув от боли, тут же рассмеялась. Гости расхохотались, отпуская порой весьма двусмысленные шуточки, а Себастьян схватил её руку и стал дуть на пострадавший палец, шепча под нос присказку, которую в далёком детстве шептала его мать в аналогичной ситуации.

Попытался отобрать молоток и гвозди, чтобы завершить начатое дело, но Розалия не дала: «Я сама!  Сама!»  Дело было сделано, подкова, прибитая немножко криво и немного вкось, заняла положенное ей место над дверью, встав на боевое дежурство по защите жилища от потусторонних сил. Себастьян схватил Розалию в охапку, и, слегка покружив, шагнул на порог (как положено, с правой ноги). Весёлой гурьбой  гости ввалились в дверь и остановились…

Дом уже был меблирован местными умельцами-Таино, на стенах и на полу – плетёнки из бамбука и тростника…Розалия взвизгнула от избытка чувств. Себастьян подошёл к Пабло: «Спасибо, Пабло! Я не останусь в долгу!».

Себастьяну не верилось, что он, в свои девятнадцать лет – уважаемый офицер, владелец огромного участка земли и собственного, пусть и небольшого, но замка, повелитель около ста  человеческих душ, любящей красавицы-жены и маленького сыночка, Густаво, самого дорогого на свете существа.

Конечно, он постоянно вспоминал своего ангела, синеглазую, золотоволосую Ориану, но она жила в его сердце как недосягаемое, обожаемое Божество, тогда как он жил пока что на Земле и его окружали вполне земные, знакомые ему люди, а главное – его, пока что маленькая, семья, о которой он обязан был заботиться и которую  обязан был защищать даже ценой собственной жизни. Он часто просил девушку-Таино, по имени Улджи, которая помогала по хозяйству Розалии, вынести и подвесить между вкопанными для этой цели столбами (высаженные фруктовые деревья ещё нескоро должны были вырасти) вместительный гамак и вечерами любил забираться в него и лежать, глядя в ночное, усыпанное сверкающими бриллиантами звёзд, небо и с лёгкой грустью вспоминать детство, когда под ним, вместо гамака, был мешок, набитый соломой и блохами, и воздух, пропахший  куриным и овечьим помётом, а не чарующим запахом тропических цветов.

Убаюкав Густаво, к нему неслышными шагами подкрадывалась Розалия, забиралась в гамак, копошилась, устраиваясь поудобнее и, положив голову на его руку, затихала, стараясь дышать в одном ритме с ним…

Часто они так и засыпали, обнявшись, и их будил либо яркий свет взошедшей луны, либо предрассветная прохлада и лёгкий бриз, долетавший сюда с недалёкого моря. К Рождеству Пабло достроил оба флигеля.  В левом крыле того,  что предназначался для прислуги, было отведено специальное помещение для Лопочи, который уже перебрался в Усадьбу. Несмотря на то, что он, как и все индейцы, не очень разговорчивый, только сдержано поблагодарил, можно было догадаться, что он очень рад собственному  жилью, жил в поместье не как слуга, а, скорее, как друг  и доверенное лицо хозяина и очень привязался к маленькому Густаво, делал для него игрушки, купал в бассейне. И, конечно, ухаживал за лошадью.

На Рождество за столом собрались все. Нашлось место и для Лопочи, который очень стеснялся и старался быть незаметным. Матисс не мог не вспомнить, как Себастьян пересчитал ступеньки лестницы в доме, где жила Розалия. Причём, описал это событие в таких красках и деталях, как будто не только был свидетелем, но даже и участником события. Себастьян, обняв сидевшую рядом Розалию, хохотал вместе со всеми.  Но в отместку рассказал, как они с Хуаном разыграли Матисса при встрече на борту «Санта Марии де Консепсион», причём в рассказ вмешался Хуан и дополнил рассказ демонстрацией в лицах, что вызвало взрывы хохота у публики.  Матисс, красный, как лангуст в кипятке, смеялся больше всех.

Но, пожалуй, самым смешным оказался рассказ Хавьера о попытке связать разбойника  из  банды «Тененте» в пещерах  Помьер. У Хавьера  проявился талант рассказчика и слушатели в полной мере представили себе, как разлетались бойцы от ударов гиганта и что было бы со всеми четырьмя, если бы Себастьян не поставил точку в этом бою одному ему известным ударом. Пабло уже освоился за столом и вспомнил ужасные моменты, когда Хавьер начал деловито собирать щепки по приказанию Капитана, чтобы «немножко поджарить» его и признался, что заподозрил друзей в каннибализме.

Потом Розалия рассказала присутствующим об обстоятельствах их с Себастьяном знакомства. Призналась, что очень испугалась за Себастьяна, настолько хам, которого проучил Белалькасар, превосходил его по габаритам. И как легко и красиво разделался с грубияном Себастьян. Застолье закончилось уже утром, гости пошли «осваивать» «гостевой» флигель.

Через неделю сыграли долгожданную свадьбу Себастьяна с Розалией.

После окончания Рождественских и новогодних праздников Себастьян стал приезжать домой раз-два в неделю – В его обязанности  входили  не только ежедневные занятия с гвардейцами, но и постоянная проверка боевой готовности дворцовых караулов. А его всё больше и больше тянуло к сыну. Он как бы старался дать своему ребёнку то, чего не имел сам в детстве. Розалия также оказалась отменной матерью, воспитывала маленького Густаво ласково, но, в то же время – твёрдо, не поощряя капризов и не позволяя мужчинам – Себастьяну, Лопоче и друзьям Белалькасара баловать малыша. Так прошло полгода.

Как-то, в очередной приезд  Себастьяна, всегда молчаливый Лопоча, выбрав момент, когда хозяин играл с Густаво,